«Любая война — результат череды человеческих ошибок и глупостей», — писал Уинстон Черчилль в своих мемуарах о Второй мировой войне. Вряд ли какой-либо другой конфликт последних лет столь же точно подпадает под это определение, как война в Донбассе. Никакое другое событие в украинской истории не покрыто до сих пор таким плотным слоем недосказанности и откровенной лжи, как события весны 2014 года.
Работать над данной темой было намного труднее, чем над нашими предыдущими реконструкциями событий на Майдане и в Крыму. Ведь эта история еще не завершена, а потому на откровенный разговор способны немногие. Тем не менее нам удалось по крупицам восстановить общую картину событий и получить ответы на главные вопросы
Четвертая версия
Трактовки событий, послуживших началу войны в Донбассе, делятся на три основные. Первая, «пророссийская», рисует события того периода как народное восстание местного населения против «киевской хунты», которому оказывала политическую поддержку Россия.
Вторая трактовка событий исходит из того, что изначально все протесты инспирировались Россией, митинговали в городах Юго-Востока «туристы Путина», а начало прямого военного вторжения российских войск положил марш Стрелкова на Славянск.
Третья версия делает основной упор на то, что акции протеста были инициированы в Донбассе местными элитами, чтобы иметь возможность шантажировать Киев. Но потом, после прихода Стрелкова, ситуация вышла из-под контроля «донецких» и ею уже начала управлять Россия.
Но чем глубже вникаешь в проблему, тем четче понимаешь, что никакого плана, по которому развивались бы события, ни у кого не было. Зато были интересы, которые при взаимном несовпадении и привели ко взрыву.
Были люди на Юго-Востоке, которые не приняли смену власти, а после аннексии Крыма решили, что и их регион ждет такое же будущее, а потому для его приближения начали выходить на акции протеста и захватывать здания.
Была Россия, которая искала возможность после Майдана «зацепиться» в Украине, влиять на ее политику.
Была местная элита, которая хотела использовать пророссийские волнения для того, чтобы пересмотреть статус Донбасса в составе Украины, получив больше прав и гарантии сохранности своего бизнеса.
Была киевская власть, которая хотела реабилитироваться за «сдачу Крыма», показать что она — власть, консолидировать нацию под лозунгами обороны Отечества. Был также интерес отнять под шумок активы у местных олигархов, а заодно и показательно проучить «донецких», чтобы впредь сидели смирно.
Был Запад, который на тот момент полностью и всецело поддерживал действия Киева, а втягивание России в войну в Донбассе рассматривал как прочный капкан, в который угодил кремлевский режим.
Однако эта война не была запрограммирована изначально. На многих этапах ситуацию можно было бы остановить. Но на это у участников не хватило ума и политического мужества идти на компромисс. Да и слишком многим людям хотелось подраться. Уже к концу Майдана произошло деление страны на своих и чужих, и с тех пор трещина раскола только увеличивалась.
Роковой митинг
К началу «Русской весны» настроения в Донбассе уже были радикально антикиевскими. Однако они отличались от крымских. Это не были однозначно пророссийские симпатии. Многие выступали за автономию Донбасса в составе Украины или просто против новой власти. Это был гремучий коктейль из очень разных эмоций, и весь вопрос был в том, кто его сможет зажечь.
К тому времени вся местная элита, весь местный политикум так или иначе были завязаны на Партию регионов. Внутри нее тоже были свои кланы (клан Ахметова, клан Януковича, клан Клюева и другие), но тем не менее это была единственная реальная политическая сила.
Однако с самого начала событий ПР демонстративно отстранилась от работы с «улицей». После харьковского съезда и отречения «регионалов» от Януковича большинство элит Юго-Востока пришли к негласному консенсусу: не бунтуем, пытаемся договориться с новой властью, а там видно будет. И до 27–28 февраля (то есть до момента появления «вежливых людей» в Крыму) казалось, что все будет спокойно.
О том, что в Донецке готовятся какие-то акции протеста и объявилось некое «народное ополчение Донбасса», знали лишь несколько сотен френдов в фейсбуке донецкого предпринимателя-рекламщика Павла Губарева. О котором, впрочем, тоже мало кто знал.
Все резко изменилось в конце февраля — начале марта, когда стало понятно, что Крым уходит к России. Влияние этого фактора для Юго-Востока было двояким. С одной стороны, это отстранило от протестного движения умеренные силы (тех же бизнесменов от ПР), так как всех его участников тут же стали записывать в агенты Москвы, работающие на раскол страны. С другой стороны, вызвало прилив энтузиазма у пророссийских сил.
В итоге акции протеста с самого начала шли под российскими флагами и с главной идеей «чтоб у нас было как в Крыму». Это ограничивало круг их участников и препятствовало появлению реальной внутриукраинской оппозиции новой власти. У последней теперь появлялся универсальный способ отметать все претензии к своей политике: «Вы против нас? Значит вы пятая колонна!»
Кто знает, если бы «регионалы» не вели политику соглашательства, а попытались возглавить протестное движение, то, возможно, и события в стране пошли бы совсем по другому сценарию. Легальная крупная партия, подняв на щит лозунги децентрализации и даже федерализации (но при сохранении единства Украины!), имела куда больше шансов добиться от Киева стратегического компромисса с Юго-Востоком, чем никому не известные маргинальные лидеры, лозунги которых (присоединение к России) прямо подпадали под статьи Уголовного кодекса.
Но Партия регионов и донецкие элиты решили наблюдать со стороны, одновременно пытаясь использовать ситуацию в своих интересах для торга с Киевом. Однако не имея непосредственного контроля над событиями, эффективный торг было вести сложно.
«Нам из Москвы поступил четкий сигнал, что крымского сценария для Донбасса не будет, к России его присоединять никто не собирается, а потому не было никакого смысла в этих акциях, — поясняет позицию ПР и донецкой элиты один из тогдашних руководителей донецких „регионалов“. — Но на первом этапе мы пытались, приводя как пример эти акции, показать Киеву, что нужно с Донецком говорить по-другому, выходить на политическое решение по особому статусу региона либо по децентрализации всей Украины. Дать возможность, нам, донецким, самим решить проблемы с сепаратизмом в регионе. Правильно ли было, что мы заняли такую позицию — акции не организовывать, но пытаться их использовать для решения вопросов с Киевом? Не знаю. Но сами посудите, как мы могли присоединяться к этим мероприятиям, когда там российские флаги и призывы идти по пути Крыма? Это же уголовщина! К тому же я думаю, что все-таки рано или поздно мы смогли бы убедить Киев прийти к политическому решению, если бы Стрелков не вошел в Славянск, а Турчинов не объявил АТО. Именно с этих двух событий и начался отсчет времени до войны в Донбассе».
Впоследствии в Киеве решили переложить ответственность за кризис в Донбассе на местную элиту. «В то время как местные элиты в Одессе, Днепропетровске, Запорожье, Харькове (как бы там ни было с Кернесом) взяли флаг и сказали, что „мы украинцы“, местные элиты в Донбассе отказались это сделать. Они решили поторговаться: у нас будет финансовая автономия плюс дотации. Так вот, они заигрались. Они не понимали, что эта революция не только против „хунты“, но и против них» — так объяснял причины кризиса в Донбассе Сергей Пашинский, в то время и. о. главы Администрации и. о. президента Александра Турчинова.
Впрочем, упомянутый выше «регионал», говорит, что причина не в какой-то особой позиции донецкой элиты, а в градусе антикиевских настроений, которые, по его словам, в Донбассе были даже сильнее, чем в Крыму, и которые ни обуздать, ни оседлать «регионалы» оказались не в состоянии.
«Я помню четко тот день, когда у нас ситуация вышла из-под контроля, — говорит он. — Это суббота 1 марта. Тогда мы, «регионалы», собрали обычный митинг по разнарядке. Бюджетников привели,
народ с предприятий. За Украину и за права местного самоуправления. Мы чувствовали, что после Крыма что-то должны были сказать, обозначить позицию, что мы тоже вроде как обеспокоены. Но в са-мом начале митинга пророссийские активисты заняли первые ряды и раскачали ситуацию — стали скандировать свое, заняли трибуну, а народ и так заведен был и неожиданно для нас стал их поддерживать. Потом Губарева объявили народным губернатором, вывесили российский флаг над ОГА и пошло-поехало. Люди сами стали подходить и в большом количестве. Мы просто недооценили донецкую улицу, которая до того никогда без команды не собиралась. Мы никогда с ней не работали».
Кто эти люди?
С самого начала акций протеста в Донбассе их начали сравнивать с Майданом. Сравнения получились очень натянутыми. Можно сказать так: Майдан был бы похож на юго-восточные протесты, если бы от него с самого начала открестилась официальная оппозиция (Кличко, Порошенко, Яценюк) и заправляли бы революционными событиями «Правый сектор» с Ярошем и казак Гаврилюк. Это действительно было бы отчасти похоже на то, что началось на площадях в Донбассе в марте 2014 года.
Протестное движение можно было бы разбить на несколько групп.
Первая группа — это маргинальные пророссийские организации и отдельные личности, которые смогли оседлать протестную волну. Типичный пример — Павел Губарев. До того он еще со времен проживания в студенческом общежитии истфака Донецкого университета вместе со своими друзьями Цыплаковым и Руденко был членом русских националистических организаций. Потом вместе с еще одним деятелем «Русской весны» в Донецке Романом Лягиным работал на организации различных массовок для Партии регионов, а накануне Майдана имел свое небольшое рекламное агентство. В городе его почти никто не знал. Еще один похожий случай — организация «Донецкая республика» во главе с Андреем Пургиным, нынче одним из лидеров ДНР. Она была создана еще после первого Майдана и никогда не скрывала своей сепаратистской идеологии (именно они, кстати, придумали нынешнее знамя ДНР). Ее лидеров неоднократно арестовывала СБУ. Но к концу 2013 года о существовании «Донецкой республики» знали лишь специалисты-политологи. Однако на фоне отсутствия каких бы то ни было лидеров и она оказалась крайне востребованной.
Вторая крупная группа — это различные военно-патриотические организации, союзы ветеранов Афганистана, десантников, казаки, спортивные клубы. В общем, та же среда, из которой на Майдане появились отряды Самообороны. Но в Донбассе они были с иным идеологическим знаком. Как раз они стали основой для первых боевых отрядов, были силовым крылом митингов, избивали сторонников единой Украины. Собственно, именно они обеспечили то, что донецкая и луганская улица, в отличие от Одессы и Харькова, оказалась за пророссийскими силами.
Третья группа — обычные сочувствующие акциям граждане. Украинские телеканалы часто подчеркивали, что в них принимали участие в основном россияне, которых массово завозили на автобусах через границу. Это было откровенной неправдой и только еще более настраивало дончан против Киева. Хотя отдельные россияне (в основном русские националисты и леваки) на митингах были практически с самого начала, но их было очень немного. Основную массу составляли дончане — пенсионеры, бюджетники, инженеры, рабочие. Позже (когда уже пошли захваты зданий) подтянулись студенты.
Также было несколько групп сочувствующих. В первую очередь это местные власти (на уровне городов и районов) — они не принимали непосредственного участия в митингах, но по возможности оказывали организационную помощь. Кроме того, силовики, среди которых пророссийские настроения были распространены даже больше, чем среди обычных людей. Особенно среди бойцов спецподразделений, побывавших на Майдане. К тому же среди милицейского начальства было множество тех, кто был связан с Януковичем и его семьей и ждал неминуемой отставки. Именно поэтому милиция и СБУ как в Донецкой, так и в Луганской областях смотрела на начало и развитие акций протеста сквозь пальцы (впрочем, та же ситуация была и в Харькове, и в Одессе).
Выжидательную позицию занял и донецкий криминалитет. Хотя и распространено мнение, что ОПГ Донбасса поддержали сепаратистов, потому те себя так вольготно и чувствовали, но источник в криминальных кругах Донецка говорит иначе: «Поддержки не было. Был дружественный нейтралитет. Мы им не мешали. Смотрели, куда повернется. Ориентировались на поведение Ахметова, ментов, СБУ. Они выжидали, и мы выжидали. Хотя часть людей Миши Косого в движении была сразу. Так же, как и люди Иванющенко. Потом, когда уже началась война, братва начала определяться. Часть ушла в бега. Другие примкнули к ДНР, а третьи пошли в добровольческие батальоны, воевать за Украину».
А что же Россия? По данным «Репортера», ее присутствие было ощутимо сразу. Из Москвы шла координация и, отчасти, финансирование «Русской весны». В феврале 2015 года был обнародован план, который приписывали российскому православному олигарху Константину Малофееву. Он предполагал инициирование акций протеста по всему Юго-Востоку с требованием федерализации с последующим отделением регионов от Украины.
«Если такой план и существовал, то он почил в бозе после харьковского съезда, когда элиты Юго-Востока дали понять, что в российских проектах они участвовать не намерены, — говорит один из московских политтехнологов, задействованных в проекте „Новороссия“. — Поэтому все сразу пошло безо всякого плана. Точнее, план был по Крыму. Это очевидно. По Юго-Востоку просто была поставлена задача координировать акции протеста — а там видно будет, куда пойдет. Все шло с колес. Никакой организации не было. Протестные настроения были серьезные, но некому было их организовать. Партия регионов самоустранилась. Поэтому мы просто листали фейсбук — смотрели, кто может возглавить. Так нашли Губарева, например. Вывели его на российские каналы. Потом кто-то вспомнил про Пургина и его „Донецкую республику“. Кто-то нашел ребят, которые когда-то на Селигер ездили. У кого-то обнаружился контакт леваков из „Боротьбы“.
В Одессе вспомнили про партию „Родина“ Маркова, которого выпустили из тюрьмы. Короче, была полная и абсолютная импровизация. В этом-то и отличие от Майдана, который организовали профессиональные политические партии, со своей структурой, лидерами, финансированием. У нас ничего не было. Не исключаю, что наши спецслужбы работали по своей программе с казаками, силовиками, афганцами, спортсменами, — видимо, там были давние контакты, потому что там с организацией было получше. А у нас — хаос. Наконец главный вопрос: а чего мы, собственно, хотим? Наши сторонники на Юго-Востоке в основном хотели, чтобы было как в Крыму, то есть присоединения к России. Но нам наверху сразу сказали, что такой цели нет, а есть цель — чтобы Украина была федеративной и нейтральной. Потому мы пытались им и лозунги про федерализацию давать, и про местное самоуправление рассказывать. Все без толку. Триколор в руки — и вперед с криками „Россия!“. С конца марта к процессу плотно подключился премьер Крыма Аксенов. Он пытался координировать всю работу на Юго-Востоке. Я могу предположить, что он работал в связке с Малофеевым. Точно сказать не могу. Но то, что Стрелков и Бородай по состоянию на апрель 2014 года были людьми Малофеева, — это однозначно. Он работал отдельно от нас. Но его роль была велика. Именно после включения его в процесс возникла идея с „народными республиками“, что перевело ситуацию на новый уровень».
Еще один аспект — Янукович и его окружение, которое имело очень прочные позиции в Донецке. Наши источники говорят, что сейчас, после года войны, их влияние на сепаратистских территориях сведено к нулю. Но на начальном этапе они сыграли свою роль. В основном саботируя приказы из Киева (это касается в первую очередь силовых структур). Кроме того, на Януковича была ориентирована часть местной власти, криминальные круги. Частично финансирование также шло из этого источника. Наконец, есть еще одна связка. В последние месяцы перед Майданом в Донбассе интересы «семьи» и Александра Януковича представлял некто Александр Сеченава. Именно его называли главным «смотрящим» за регионом. Так вот, в его окружении были люди, с которыми Павел Губарев тесно работал на выборах мэра Донецка в 2006 году (тогда он был одним из руководителей штаба кандидата Бешули). Не исключено, что это сыграло свою роль в том, что именно Губарев оказался в центре событий.
Первая смерть
Отсутствие вменяемых лидеров и внятных лозунгов, а главное — перспектив достижения поставленных целей постепенно к концу марта свели на нет протестную активность. После четырех недель оживленных митингов в регионах Юго-Востока стало ясно, что все предполагавшиеся на тот момент сценарии не сбудутся. Ушло в прошлое тревожное ожидание прямого российского нападения, связанного с решением Владимира Путина одобрить использование вооруженных сил на территории Украины. Захват Юго-Востока по крымской схеме так же не состоялся — российская армия в форме «вежливых людей» не пришла на помощь сепаратистам Харькова, Донецка, Луганска, Днепропетровска и Одессы. К тому же но-вая киевская власть установила контроль над силовыми структурами и заставила их работать на себя: во всех горячих точках прошли аресты лидеров протестных движений.
Отсутствие помощи со стороны России вкупе с репрессиями и действиями украинских силовиков сбили активную сепаратистскую волну. Митинги в субботу, 5 апреля, собрались только в Харькове и Донецке, причем на каждом из них присутствовало менее тысячи человек. Создавалось ощущение, что Кремль удовлетворился мирной аннексией Крыма и не строит никаких планов на южные и восточные области. Секретарь СНБО Андрей Парубий даже торжественно объявил о провале «Русской весны».
Правда, на этом фоне пролилась первая кровь: в Донецке после митинга за единую Украину был до смерти избит местный «свободовец» Дмитрий Чернявский (его подрезали в автобусе, который захватили пророссийские молодчики). А в Харькове неделей позже были убиты два пророссийских активиста (стреляли из здания «Просвиты», где засели «Патриоты Украины»). Наконец, в Луганске в конце марта некая «Армия юго-востока» записала видеообращение, где объявила о начале партизанских действий против действующей власти. Лица людей были закрыты. Лишь потом стало известно, что одним из выступавших был Валерий, будущий «народный губернатор» и лидер ЛНР. А на тот момент — глава Союза десантников Луганска.
То есть раскачивание ситуации все равно шло. Также ухудшалось социально-экономическое положение страны. Курс гривны к доллару обрушился, было объявлено о повышении тарифов и заморозке зарплат и пенсий в рамках выполнения программы МВФ. Естественно, что на этом фоне новости о повышении пенсий и зарплат в Крыму до уровня российских не добавляли на Юго-Востоке популярности действующей власти.
Впрочем, именно конец марта — начало апреля было тем периодом, когда можно было бы наиболее безболезненно политическим образом решить проблему. Тогда Донбассу, как самой горячей точке, можно было бы дать какую-то форму автономии в составе Украины (тот самый «особый статус», закон о котором после нескольких месяцев войны был принят украинским парламентом). И это решило бы проблему. Большинство населения наверняка удовлетворилось бы такой уступкой, а митинги остались бы уделом маргиналов, и их со временем пресекли бы местные власти. Но украинское руководство не рассматривало такой вариант. Для него это было бы равнозначно предательству интересов Майдана. Наоборот, вновь заговорили о раскулачивании олигархов. Поэтому новый виток противостояния был предопределен.
Русский Майдан
«Русская весна» во многом копировала действия Майдана, а потому рано или поздно должна была перейти из мирной стадии в силовую. И если для Майдана таким Рубиконом было воскресенье 19 января с его огненным противостоянием на улице Грушевского, то для сепаратистского движения Юго-Востока он наступил в другое воскресенье — 6 апреля.
Первым «залпом» этого дня стал захват здания Донецкой обладминистрации. В отличие от мартовских захватов в ряде восточных городов, когда протестующие занимали здание и почти сразу его освобождали, теперь все пошло уже по радикальному «майдановско-крымскому» сценарию. Около 200 человек взяли здание штурмом и разместились в нем (а еще около тысячи разбили рядом лагерь), предъявив облсовету ультиматум: или он собирается для проведения референдума о вхождении в состав России, или вместо него соберут «народный облсовет» для той же цели.
В тот же день в Луганске захватили здание СБУ, потребовав освобождения задержанных ранее активистов во главе с лидером «Луганской гвардии» Александром Харитоновым. На переговоры с мятежниками прибыл губернатор области Михаил Болотских, и шестерых задержанных власть выпустила. Однако здание спецслужбы осталось под контролем захватчиков, а самое главное — в их руках оказался огромный арсенал оружия (включая ПЗРК).
«Здание СБУ захватили только потому, что СБУ арестовало Харитонова, — говорит один из лидеров тогдашнего сепаратистского движения. — Они его решили освободить и захватили здание. Никто особо не сопротивлялся, потому что все были против Киева. Харитонова освободили, но не освобождать же здание, тем более оружие захватили. Там было тогда три лидера: Болотов, Харитонов, Карякин. Когда в здание в первый раз пришел Мозговой, его в подвал посадили и зуб выбили. Потом мирить их пришлось Цареву».
К вечеру воскресенья «запылал» Харьков. В течение дня в городе проходили митинги и периодические столкновения со сторонниками Майдана, а в 21:00 около 500 пророссийских активистов, видимо, воодушевленных донецким примером, захватили обладминистрацию. Как и в Донецке, милиция сопротивления не оказывала.
Переход к «стационарной» форме протеста требовал новой тактики. В Донецке в ночь с 6 на 7 апреля сепаратисты к захваченному зданию ОГА присоединили новый «трофей» — офис СБУ. Теперь и в их руках было оружие.
Тем временем под зданием обладминистрации укрепили баррикады и установили сцену — она стала лучшим доказательством того, что акция носит не спонтанный характер и имеет спонсоров. Около полудня с этой сцены было провозглашено создание «независимой Донецкой народной республики», а еще пару часов спустя самопровозглашенный «Верховный совет ДНР» принял решение о проведении 11 мая референдума по независимости и вхождению в состав России.
В эти дни донецкое протестное движение, остававшееся без публичного руководства с момента ареста Павла Губарева, получило нового лидера — им стал недавний функционер украинского МММ Денис Пушилин. 7 апреля его избрали сопредседателем «временного правительства ДНР», подразумевая, что вторым сопредседателем является находящийся в СИЗО СБУ Губарев. Но к моменту освобождения первого «народного губернатора» Донецка об этом уже забыли.
В Луганске события развивались не столь бурно. Там в руках сепаратистов продолжало оставаться здание СБУ, и они выдвинули основное требование: созыв облсовета и назначение на 10–11 мая референдума — без независимости, но с присоединением к России. Власть на это требование отреагировала введением «экономической блокады»: в захваченном здании были отключены электричество и водоснабжение.
В Харькове весь понедельник ситуация качалась то в одну, то в другую сторону. Утром состоялась неудачная попытка освободить здание ОГА, днем его после переговоров с Геннадием Кернесом все-таки освободили, однако вечером состоялся новый штурм, во время которого загорелись несколько помещений на первом этаже. Но пожар был потушен, а обладминистрация вновь перешла в руки протестующих.
В тот же вечер на площади Свободы рядом со зданием ОГА собрался митинг, на котором «альтернативный облсовет» во главе с пророссийскими активистами Константином Долговым и Егором Логвиновым объявил о создании «Харьковской народной республики». Просуществовавшей, в отличие от южной соседки, всего один день.
Последние дни мира
Уже к вечеру 7 апреля стало ясно, что новая волна протестов ограничится восточными областями. В Одессе и Днепропетровске пророссийские активисты так и не решились на штурм зданий,
а в Николаеве вялая попытка заблокировать обладминистрацию привела к силовому столкновению майдановцев с антимайдановцами, в результате которого пострадало более десятка человек и был разрушен палаточный городок сепаратистов.
В тот же день центральная власть объявила о намерении восстановить порядок и в трех восточных областях. И. о. президента Александр Турчинов заявил, что там будут проведены антитеррористические операции, для которых — ввиду ненадежности местных силовиков — привлекут подразделения из других регионов. На места для координации действий силовиков были отправлены эмиссары центральной власти: в Харьков — Арсен Аваков, в Донецк — Виталий Ярема, в Луганск — Андрей Парубий.
В Харькове угроза была осуществлена уже на следующее утро. Подразделение винницкого спецназа утром, в 6:25, 8 апреля ворвалось в здание ОГА, где арестовало 64 сепаратиста. Как выяснилось в тот же день, все они были харьковчанами (за исключением нескольких жителей Запорожья). После этого акции в Харькове еще продолжались, но уже к концу апреля стало ясно, что Киев удержал контроль над городом, которому предрекали статус «столицы Новороссии». Ключевую роль сыграл нейтралитет местного «Бекрута» и прочих силовиков, на поддержку которых рассчитывали лидеры пророссийских движений. В отличие от Донецка и Луганска, спецназ здесь не пошел против власти.
Харьковский успех воодушевил центральную власть. Аваков 9 марта пообещал, что в Луганске порядок будет восстановлен в течение 48 часов, а Турчинов подписал указ о взятии под госохрану здания Донецкой обладминистрации. Однако ответом на эти заявления стало лишь усиление защиты захваченных объектов: вокруг зданий Донецкой ОГА и Луганского управления СБУ было обустроено внешнее кольцо обороны с постоянным контингентом от 500 до 1 500 человек.
Наиболее серьезная ситуация была в Луганске — там через структуры десантников и афганцев сразу были организованы военизированные формирования, которые быстро стали единственной боеспособной силой в областном центре (на фоне демонстративно бездействующих силовых структур). Интернет облетели кадры, где огромная колонна мужиков под флагами ВДВ и России, скандируя «Беркут, Беркут!», направляется к зданию СБУ.
В Донецке в это время протест протекал более хаотично. Обладминистрация была занята никому не ведомыми людьми, которые назвались «ДНР». На этажах размещались городские сумасшедшие, какие-то бандиты, студенты-романтики, пророссийские активисты, начали подъез-жать добровольцы из России. Из всей когорты лидеров тогдашней ДНР относительно известным был лишь Александр Хряков (в начале 2000-х он являлся уполномоченным Госкомпредпринимательства в Донецкой области),
а также упомянутый выше Пургин. О Пушилине не знал вообще никто. Потом поговаривали, что он человек Ахметова (что подтверждений не нашло). Другие указывали на его связь с авторитетным человеком в регионе Мишей Косым (в миру Михаил Михайлович Ляшенко), у которого Пушилин работал в казино, до того как подался в МММ… Третьи говорят, что это вообще был случайный человек. «Вы поймите, в то время быть причастным к движению за „Новороссию“ — это сразу подписать себе приговор, — говорит московский политтехнолог. — Тогда вообще никто не верил, что из этого движения что-то получится. Всех сразу сажают, никто из серьезных людей связываться не хочет. Губарев в тюрьме. Остальные прячутся. Единственный, кто оказался стойким идейным бойцом, — это Пургин. На нем все движение тогда и держалось. Именно он посоветовал объявить народную республику, чтобы придать протестам, которые уже сходили сами собой на нет, новый смысл. В Москве идею одобрили. Пургин же посоветовал Пушилина — он один из немногих, кто мог нормально выражать свои мысли. Пушилин был в движении еще с марта, держался Пургина. Так он и оказался во главе ДНР».
Последнюю версию нам подтвердил и один из участников организации ДНР:
«На первом заседании ДНР Денис еще не решился даже назвать свое имя. Просто вышел к столу президиума и толкнул речь. А Андрей Пургин в это время стоял в дверях и наблюдал за реакцией публики в зале. Андрей очень умный и осторожный. Сам предпочитал не светиться, но именно он в апреле решал все вопросы по ДНР, и через него держалась связь с Москвой. Именно с Москвой, а не с Ахметовым. С Ахметовым и Пургин, и Пушилин впервые в жизни встретились вскоре после взятия ОГА в сквере около Пальмы Мерцалова. Я видел запись этого разговора. Ахметов пытался уговорить товарищей покинуть ОГА, обещал, что в долгу не останется, предупреждал, что в противном случае их всех объявят преступниками и арестуют. Но ничего из этого не подействовало».
Время с момента захвата Донецкой ОГА и до вхождения отряда Стрелкова в Славянск было критическим для ДНР. В Донецк 7 апреля прилетел тогдашний вице-премьер Виталий Ярема, который был полон решимости взять штурмом ОГА. Однако этому помешали два обстоятельства. Во-первых, сыграл большую роль командир донецкой «Альфы» Ходаковский (в будущем — командир батальона «Восток» ДНР). «Ходаковский, собственно, все и сорвал Яреме, — сказал нам источник в силовых структурах области. — Донецкая „Альфа“ к тому времени уже фактически вышла из-под контроля Киева. И Ходаковский лично переговорил со всеми руководителями спецподразделений в области и убедил их не участвовать в штурме ОГА. Поэтому приказы Яремы саботировались и не исполнялись. Штурмовать ОГА оказалось просто некому».
Во-вторых, категорически против выступил Ахметов. Многие помнят выложенную в Сеть запись эпической беседы Рината Леонидовича и Николая Левченко с протестующими в ночь с 7 на 8 апреля. Там он постоянно повторял, что штурма не допустит. Некоторые его слова потом широко цитировались: «У меня, б…дь, что есть ключи, чтобы закрыть аэропорт? Послушайте меня! Кто со мной поедет? Я буду говорить с Яремой, чтобы штурма не было». Неформальный хозяин Донбасса убеждал протестующих ограничиться требованиями самостоятельности региона в экономических и гуманитарных вопросах, но впервые услышал отказ, пусть и в доверительной форме. Людям на площади хотелось в Россию. Показательным был вопрос Ахметова протестующим: «Что мы должны сделать, чтобы нас услышали (в Киеве. —„Репортер“)?» — и ответ: «Отделиться». Хозяин «Шахтера» ушел от ответа на предложение возглавить оргко-митет протеста, но по-обещал: «Если будет штурм, я останусь с вами». Так или иначе, но в те дни ОГА штурмовать не стали.
«Мы действительно не имели никакого отношения к созданию ДНР, — говорит один из лидеров донецкой ПР того времени. — Тогда уже всем управляла Москва. Но мы и Ахметов видели, что ситуация на пределе. Народ очень заведен был в Донецке. Люди не понимали, почему в Западной Украине можно захватывать здания, а против нас собираются применить силу. И если бы был штурм и пролилась кровь, то тогда начались бы волнения совсем другого уровня. Аваков может сколько угодно говорить, что можно было бы разбомбить ОГА в самом зародыше и тогда пусть погибло бы 50 человек, но войны бы не было. Хочу сказать, что война тогда точно была бы. И гораздо раньше. Стрелков все равно захватил бы Славянск, но тогда бы его акция выглядела уже как возмездие и вызвала бы гораздо больший энтузиазм в народе. И на акции протеста вышли бы не несколько тысяч маргиналов, а огромные массы людей. Просто потому, что у нас в Донецке хорошо знают клич „наших бьют!“. Именно поэтому Ринат и пытался договориться со всеми. Он доказывал протестующим, что Россия нас не ждет и Крыма у нас не будет, а будет просто хаос. Но его никто не слушал. Уже тогда в ДНР слушали только Москву.
А Киеву мы доказывали, что если не всем регионам, то хотя бы Донбассу нужно поскорее давать какой-то особый статус, полномочия, чтобы мы могли навести порядок и успокоить народ. Но в Киеве уже тогда закусили удила. Хотели, видимо, отыграться за Крым. Кроме того, сложилось впечатление, что при помощи эскалации ситуации в Донбассе кое-кто в Киеве и Днепропетровске хотел устроить большой передел собственности. Да, тогда ОГА не стали штурмовать. Но не потому, что не захотели, а просто сил еще не было. Но до захвата Стрелковым Славянска и начала АТО шанс на переговоры еще был».
…В тот момент, когда в Донецке происходили эти события, в Киеве верстался очередной номер журнала «Репортер». В нем мы писали, помимо всего прочего, об обвинениях против «Беркута» в убийствах на Майдане. В рамках этой темы мы подготовили интервью с руководителем Ассоциации ветеранов «Беркута» Владимиром Крашевским из Крыма. Оно заканчивалось словами: «Все только начинается, и основная работа у нас еще впереди». Вероятно, он уже знал, что сборный отряд под командованием Гиркина-Стрелкова в те дни готовился к пересечению российско-украинской границы.
Стрелков без мифологии
Часто можно встретить мнение, что до появления Гиркина-Стрелкова в Славянске донецкие элиты пытались играть сценарий «шантажа Киева», но приход Стрелкова эту игру сломал. Это верно лишь отчасти. В том смысле, что местные элиты пытались воспользоваться акциями протеста для торгов с Киевом. Но при этом акции протеста — это была не их игра и они ее сценарий не разрабатывали. Сценарий писался в Москве, в нем и провозглашение ДНР, и поход Стрелкова были всего лишь двумя взаимосвязанными частями одной драмы. Драмы, которая выводила Донбасс из-под контроля не только Киева, но и всех местных элит.
Относительно появления Стрелкова в Славянске бытуют две версии. Первая — это был отряд российского спецназа, который пошел туда по прямой команде из Москвы. Вторая — это были вольные стрелки, которые никому не подчинялись и пошли по зову сердца. На последнем делает упор сам Стрелков, Царев и прочие лидеры пророссийского движения того периода. Разновидность этой версии — что Стрелкова, а позже и Бородая, отправил в Донбасс уже упомянутый выше Константин Малофеев на свой страх и риск, ни с кем в Кремле свои действия не согласовав.
Как обычно, во всем этом больше лжи, чем правды. Мы попытались восстановить реальную картину событий, и вот что получилось.
Кем были те, кто пришли вместе со Стрелковым? Это не были действующие военные РФ. Костяк составили люди, которые вместе со Стрелковым-Гиркиным участвовали в крымской самообороне. Сам Стрелков говорил, что он вошел в Славянск с 52 добровольцами и из них большинство граждане Украины: «Было ясное желание у всех продолжить процесс… Аксенов, поскольку на него такой груз свалился — по 20 часов в сутки работал, попросил меня заниматься „северными территориями“. Я стал работать со всеми делегатами: из Одессы, Николаева, Харькова, Луганска, Донецка. У всех была полная уверенность, что если восстание разовьется, то Россия придет на помощь. Поэтому я собрал неразъехавшихся бойцов роты, набрал добровольцев. Собрались 52 человека».
Так это или нет, сейчас проверить трудно. Но однозначно, что большинство из стрелковцев были опытными военными (как, например, бывший морпех армии РФ Арсений Павлов, ныне известный как Моторолла). Самого Стрелкова в СБУ назвали «полковником ГРУ». На самом деле Гиркин, выпускник историко-архивного института, известный военный реконструктор и автор детских сказок, к ГРУ никакого отношения не имел. Он отслужил срочную службу, потом поехал воевать добровольцем в Боснию (в начале 1990-х), затем пошел добровольцем же в российскую армию во время первой чеченской войны. На каком-то этапе его заметили в ФСБ. И уже во время второй чеченской войны Гиркин воевал в спецназе этой организации, причем, судя по всему, зарекомендовал себя очень неплохо. «Вся Чечня была разбита на несколько условных спецназовских округов, в каждом из которых был свой ответственный, который контролировал и координировал действия спецподразделений всех служб и родов войск. Одним из таких округов командовал Гиркин», — сказал «Репортеру» его близкий знакомый. По его словам, после войны будущий Стрелков еще некоторое время поработал в ФСБ, но из-за неуживчивости и неформатности для спецслужбы его постарались побыстрее отправить на пенсию (в 2011 году). После чего «он занимался реконструкциями и помогал в вопросах безопасности одному православному олигарху». Учитывая, что Гиркин был давним другом Бородая, а последний уже много лет работал на Малофеева, можно предположить, что «православным олигархом» был именно он.
Кто их послал? Сопоставляя информацию из различных источников, можно сделать вывод, что весь этот проект к тому времени курировал Константин Малофеев, Сергей Аксенов и политтехнолог Малофеева Бородай. И в этом плане действительно российское государство как бы Стрелкова не посылало. Однако предположить, что полсотни вооруженных людей могли передвигаться по территории России и перейти ее границу без ведома властей, невозможно. Точно так же невозможно представить, что российское ТВ с первых же минут акции начнет самое детальное освещение действий «зеленых человечков» в Славянске, не имея на это добро высшего руководства страны. То есть, судя по всему, Малофеев и его люди действовали в четкой координации с руководством России. По крайней мере с его частью. Потому как последующее развитие событий показало, что у Кремля действительно далеко не одна башня не только в прямом, но и в переносном смысле (чего тогда в Украине многие еще не понимали).
Почему именно Славянск? Сам Стрелков в конце 2014-го на этот вопрос ответил так: «Почему Славянск? Когда мы перешли границу, у нас не было четкого определенного плана, куда нам идти. Я понимал, что с такой небольшой группой идти на Луганск или Донецк не имеет смысла. Это города-миллионники, в которых 50 человек утонут просто. Растворятся без видимого эффекта. Сразу мной была поставлена задача для себя: найти какой-то средней величины населенный пункт. С одной стороны, достаточно значимый, с другой стороны, в котором мы сможем быстро установить народную власть…
Соответственно, был задан вопрос: где тот населенный пункт, в котором мы получим массовую поддержку? И назвали Славянск. Я посмотрел на карту. Конечно, это было далеко. Но выбирать особо не приходилось. Мы поехали в Славянск. Уже к моменту прибытия нас ждали около 300 активистов, готовых к любым действиям вместе с нами. Сразу мы соединились с этой группой и пошли на штурм УВД. Через два часа мы взяли УВД, еще через час после этого — СБУ. Тогдашняя городская управа придерживалась нейтральной позиции, мы ее заняли без боя. К обеду весь город был в наших руках. Тем запасом оружия, которое было в УВД, вооружились местные добровольцы».
А вот бывший в то время и. о. президента Турчинов на этот вопрос спустя полгода в интервью «Цензору» ответил иначе: «Это стратегическая точка Донбасса, ворота. По сути, контролируя славянско-краматорский узел, российские войска со стороны Снежного могли пройти за сутки и отсечь весь Донбасс одним походом».
Так или иначе, но к тому времени в Москве и Донецке уже примерно представляли расклад сил в регионе. В Славянске, где сильны позиции православной церкви, уже тогда была достаточно серьезная протестная группа людей во главе с Вячеславом Пономаревым (потом стал «народным мэром»), которая была готова к боевым действиям. Именно поэтому там и оказался Стрелков.
Неправильные «зеленые человечки»
Последствия явления отряда Стрелкова в Славянске были колоссальными. И дело не только в том, что в Донбассе впервые в открытую начал действовать слаженный антиправительственный военный отряд (в Луганске вооруженные люди по городу ходили уже давно). Но и в том, что образ «зеленых человечков» породил у многих представление о реализуемом в Донбассе «крымском сценарии». Немало этому способствовал и Киев, где сразу всю «славянскую бригаду» записали в «спецназ ГРУ РФ» (хотя это и оказалось неправдой).
Но главное даже не в этом. «После появления Стрелкова нам из Москвы из самых высоких кругов передали: если украинская армия решится пойти в атаку, то Россия введет войска, — сказал нам один из лидеров тогдашнего сепаратистского движения. — Именно это и преломило радикально ситуацию в нашу пользу, потому что до тех пор никто не верил, что Россия будет заниматься Донбассом. Местная власть начала уходить к нам от „регионалов“ и Рината».
Идея, которую неоднократно высказывали в разговорах с нашими корреспондентами вооруженные люди в Славянске и Луганске, состояла в том, что их миссия — «принести себя в жертву» в столкновениях с украинскими силовиками, с тем чтобы Россия получила повод открыто вмешаться. Но у Москвы был, видимо, другой план.
В течение двух дней «зеленые человечки» ликвидировали украинскую власть в городах на севере Донецкой области — Славянске, Краматорске, Дружковке, Константиновке, Красном Лимане. Везде действовал один и тот же сценарий: военные захватывали горотдел милиции, раздавали оружие пророссийским активистам и передавали город под их контроль.
Волна распространялась быстро. Уже на следующий день сепаратисты даже без помощи стрелковцев взяли под контроль Енакиево, Макеевку и Харцызск, а 14 апреля в Горловке отделение милиции взял штурмом отряд под руководством подполковника российской армии в отставке жителя Горловки Игоря Безлера. В отличие от безымянных на тот момент «ополченцев» в балаклавах, Безлер с первого дня появился на видео с открытым лицом (Стрелков открыл себя миру лишь через неделю), стал первым известным военным лидером Донбасса с позывным Бес и вплоть до ноября 2014 года олицетворял собой «Горловскую автономию» в составе ДНР.
Изменилось и настроение местного населения — образ «героических 300 стрелковцев», которые противостоят «бандеровцам», способствовал росту популярности сепаратистов. А после того, как в города начала заходить военная техника сил АТО и пошли первые жертвы среди мирного населения, сработал инстинкт «свой-чужой». Причем «чужими» для очень многих местных оказались именно украинские войска.
Партия регионов, почувствовав, что власть уходит из ее рук, а надежды на какие-то договоренности с Киевом тают, решила открыто выступить против сепаратистов. Левченко собрал несколько сот депутатов местных советов от ПР, где была принята резолюция с осуждением ДНР и иже с ними. В ответ резко ужесточилась риторика «республиканцев» против «регионалов» и Ахметова. Заговорили о нацио-
нализации его активов. «В Москве тогда были очень недовольны тем, что Ахметов не поддерживает акции протеста, — говорит московский политтехнолог. — Решили, что он враг, и дали команду начинать против него войну».
Местные элиты оказались дезориентированы, и на первый план вышел человек с ружьем — как с сепаратистской, так и с украинской стороны.
Дипломатический фальстарт
Правда, перед этим была предпринята первая попытка вынести процесс мирного урегулирования на международный уровень и зафиксировать ничью в геополитической битве за Украину. В Женеве 17 апреля собрались представители ОБСЕ, США, России, Украины и ЕС, где приняли специальную «женевскую декларацию». В ней говорилось, что «необходимо прекратить насилие, освободить все захваченные здания, разоружить незаконные формирования, а также объявить амнистию для всех протестующих за исключением совершивших тяжкое преступление». Но самое интересное, что там содержался параграф о необходимости запуска конституционного процесса, который бы учитывал интересы всех политических сил и регионов. Этот пункт был внесен по настоянию России, которая возлагала на него особые надежды.
Уже тогда Москва попыталась осуществить свой план, который она с разными вариациями продолжает пытаться реализовывать до сих пор: использовать конфликт на востоке, чтобы убедить Запад и Киев дать гарантии нейтралитета Украины и невраждебности ее политики в отношении России через федерализацию (децентрализацию), закрепив это в Конституции. Возможно, именно ради этой «женевской декларации», а вовсе не ради проекта «Новороссия» или отделения Донбасса от Украины и был согласован марш Стрелкова в Славянск и поддержан бунт в Донбассе вообще. По крайней мере в то время на официальных российских телеканалах пророссийские силы называли именно «сторонниками федерализации».
Впрочем, уже тогда стало понятно, что женевский план практически неосуществим (так же как и сейчас минский). И дело даже не в нежелании Запада как-то влиять на Украину, чтобы заставить децентрализовываться (что, в принципе, вполне логично: зачем это США и ЕС?). Главный вопрос — в желании украинской власти, пришедшей после Майдана, построить свою страну, по своему проекту, без учета каких-то «особых мнений». А с другой стороны — в отсутствии внутренней мощной легитимной политической силы, которая бы продвигала идеи, записанные во всевозможных женевских и минских декларациях. Действительно, кто был тем субъектом в середине апреля прошлого года, кто мог бы вступить в диалог с Киевом? Партия регионов ситуацию очевидно не контролировала (да и Киев не хотел с ней иметь дело).
Среди сепаратистов не было какого-то единого внятного лидера, с которым можно было бы вести диалог. Они даже и не артикулировали какие-то всеукраинские требования.
После первых боев под Славянском в Сети появилась запись разговора Бородая со Стрелковым, где первый говорит второму: выдвигайте, мол, требования, чтобы решения о внешних займах принималось с учетом мнения всех регионов. Требование понятное (чтобы сорвать программу с МВФ), но кто его должен был выдвигать? Гражданин России Гиркин? «Народный мэр» Славянска Пономарев? Смешно.
«С самого начала было очень странно, что Москва не приложила даже малейших усилий, чтобы создать на базе ДНР/ЛНР что-то эффективно работающее, вывести вперед лидеров, которые могли бы говорить от их имени, — сказал нам один из лидеров сепаратистского движения тех времен. — Хотя как минимум один такой лидер был — Олег Царев. Но его как-то сразу задвинули на вторые роли. Было ощущение, что „республикам“ отводится вспомогательная технологическая роль в каком-то очень большом геополитическом плане, который так и не сработал. А „республики“ остались. И война идет до сих пор. И что с этим делать, никто уже не знает».
Начало войны
Киев не пошел ни на какие компромиссы. Как только люди Гиркина появились в Славянске, сразу же было объявлено о жестких мерах.
Вечером 12 апреля состоялось экстренное заседание Совбеза, результат которого огласил в своем послании Турчинов: «СНБО принял решение начать широкомасштабную антитеррористическую операцию с привлечением Вооруженных сил Украины».
Россия отреагировала на это заявлением МИДа, в котором говорилось, что «самопровозглашенная в результате государственного переворота киевская власть взяла курс на силовое подавление народных протестов… Особое возмущение вызывает преступный приказ Турчинова использовать армию для подавления протестов».
Не повлияло на ситуацию и экстренное обращение экс-президента Януковича на пресс-конференции в Ростове-на-Дону, призвавшего армию «не стрелять в народ» и обвинившего США в развязывании гражданской войны. Начался новый этап противостояния, который действительно перерос в длящуюся уже почти год войну.
На первом этапе она шла для украинских сил неудачно. Утром 13 апреля Арсен Аваков бравурно рапортовал в фейсбуке, что начата Антитеррористическая операция. На ряде провластных сайтов тут же появились фейковые новости, что весь Славянск уже зачищен от «русских диверсантов». Но в реальности все происходило ровно наоборот — именно в этот день силы АТО понесли первые потери, а город остался под контролем Стрелкова.
«Сразу была отдана команда Службе безопасности, которая ответственна за проведение антитеррористических операций в стране, осуществить штурм захваченных боевиками зданий, — рассказывал позже Турчинов. — Там было порядка 150 человек, хорошо вооруженных, подготовленных диверсантов, многие из которых прошли серьезную школу подготовки в ГРУ Генштаба Российской Федерации. СБУ на базе „Альфы“ сформировала группу захвата, которую прикрывала рота десантников. Но они не понимали, кто им противостоит, и традиционно ехали, знаете, как в мирное время у нас проводятся операции: колонна машин без разведки, без охранения. Они не понимали, что началась война, хотя все знали, что Славянск захвачен группой террористов с автоматами и пулеметами, профессионально обученных и слаженных… Передовая группа „Альфы“ подъехала к Славянску, остановились на въезде в город. Во время общения с местными жителями, перекрывшими дорогу, их внезапно обстреляли террористы. БТРы десантников не среагировали и не успели поддержать огнем.
В бою пал смертью храбрых Геннадий Биличенко, капитан „Альфы“ из Полтавы, он стал первым украинским воином, погибшим в ходе Антитеррористической операции. Был тяжело ранен командир „Альфы“. О скрытном подходе к цели уже не могло быть и речи. Операция сорвалась, не начавшись».
Неудавшаяся спецоперация СБУ проходила 13 апреля. А спустя несколько дней состоялась первая попытка восстановить контроль в потерянных городах с помощью вооруженных сил. Утром 16 апреля в Краматорск вошла колонна бронетехники с десантниками из Днепропетровской области — и тут же была заблокирована местными жителями.
К десантникам прибыли на переговоры «зеленые человечки» Стрелкова, которые взяли около полусотни украинских военных в плен. А в интернете вскоре появилось видео украинских БМД с российскими флагами, едущих по улицам Славянска и Краматорска. Правда, депутат от «Батькивщины» Сергей Соболев по горячим следам назвал это военной хитростью, с помощью которой украинские военные пробрались в Славянск. Однако после обеда Минобороны признало потерю шести единиц бронетехники. Что касается новомосковских десантников, их после нескольких часов переговоров отпустили, вынудив сдать затворы и бойки автоматов. Позже военная прокуратура завела на них уголовные дела.
«Женевская декларация», принятая 17 апреля, на ход событий в Донбассе почти никак не повлияла. Украинская армия продолжала концентрировать силы на подступах к Славянску и в других городах Донбасса (некоторые из них уже перешли под контроль ДНР). Под Изюмом был развернут штаб Антитеррористической операции.
Одновременно с этим руководство страны попыталось решить проблему моральной готовности войск: в начале апреля глава МВД Арсен Аваков выступил с инициативой создания добровольческих территориальных батальонов в структуре Нацгвардии. Впрочем, это была скорее декларация, которая стала реализовываться лишь после того, как 12 апреля бывший крымчанин и активист донецкого Майдана Константин Гришин, взяв псевдоним Семен Семенченко и назвавшись «капитан-лейтенантом запаса ВМС Украины», объявил о создании 25-го батальона территориальной обороны Донецкой области, вскоре получившего название батальона «Донбасс», и обратился с этой идеей к днепропетровскому губернатору Игорю Коломойскому…
20 апреля, в ночь на Пасху, под Славянском произошел загадочный случай — «народный мэр» Пономарев объявил, что на один из блокпостов напал «Правый сектор», убив нескольких «ополченцев». Среди погибших не было «зеленых человечков» и вообще сколько-нибудь серьезно вооруженных людей, в частности погиб 57-летний Сергей Руденко, местный водитель школьного автобуса. В качестве доказательства участия ПС по российскому телевидению показали визитки Яроша, разбросанные на месте нападения. Это стало поводом для огромного количества шуток и мемов в Украине. Никто не мог тогда еще поверить, что началась настоящая война. Но смешного было мало. Как впоследствии оказалось, на блокпосту действительно был бой с участием «Правого сектора». Правда, сами его участники со стороны ПС отрицали, что ехали воевать. Говорили, что хотели просто разведать ситуацию, но попали под огонь сепаратистов. Так или иначе, но это можно считать первым боестолкновением с участием украинских добровольцев, которые потом сыграли немалую роль в АТО.
Луганский сценарий
На фоне бурно развивавшихся событий в Донецкой области ситуация в Луганске была относительно стабильной. Правда, здание СБУ продолжало оставаться в руках сепаратистов, но этим все и ограничивалось. Даже провозглашение собственной «республики», к которому призывали 7 апреля на фоне аналогичных действий в Донецке и Харькове, не состоялось, и здание обладминистрации оставалось под контролем назначенного из Киева губернатора Болотских.
Впрочем, как рассказал нам один из очевидцев событий, все это не было заслугой губернатора: в том же здании находился облсовет, который де-факто выступал с теми же требованиями, что и захватчики СБУ.
18 апреля он принял заявление с требованиями к Киеву: «В ближайшие дни должен быть объявлен всеукраинский референдум по двум вопросам: о государственном устройстве Украины с максимальной передачей властных полномочий в регионы и о государственном статусе русского языка. Необходимо до 9 мая принять закон об амнистии и непривлечении к ответственности бойцов спецподразделений „Беркут“, „Альфа“ и Внутренних войск, военнослужащих, а также о правовых гарантиях непреследования активистов и всех участников акций протеста, захватов административных зданий на востоке страны с последующим их разоружением».
Ответа из Киева не последовало. И спустя три дня луганские сепаратисты перешли к активным действиям: 21 апреля на митинге возле здания СБУ было объявлено о проведении 11 и 18 мая референдумов (сначала о статусе автономии, потом о том, в каком государстве будет эта автономия), а также о назначении «народным губернатором» командира «Армии юго-востока» Валерия Болотова.
Болотов был и остается одной из самых загадочных фигур первого этапа сепаратистского движения на востоке. Из его «дореволюционной» биографии достоверно известно лишь, что он возглавлял областной союз ветеранов ВДВ; был запущен слух, что Болотов входил в окружение бывшего нардепа из Луганска Александра Ефремова и даже начинал как его водитель, однако ни одного подтверждения нет.
Став «народным губернатором», Болотов тут же объявил о переподчинении силовиков и судов еще не созданному «народному совету» области. А 27 апреля была объявлена «Луганская народная республика» и обнародован вопрос «референдума» 11 мая — о государственной независимости ЛНР.
29 апреля началась «конституционализация» новой «республики»: в течение одного дня сепаратисты захватили здания обладминистрации, прокуратуры, телерадиокомпании, управления МВД и горсовета. Находившееся в городе подразделение Нацгвардии согласилось разоружиться, а местная милиция и СБУ в основной массе перешли на сторону сепаратистов. Сопротивление оставшихся верными Украине частей Вооруженных сил и Нацгвардии еще длилось какое-то время, однако в целом к началу мая уже можно было говорить о том, что Киеву Луганск не подчиняется.
По поводу событий в Луганске также ходило много версий о том, что они были инспирированы Александром Ефремов и его окружением. Однако в реальности ситуация была такой же, как и в Донецке, — прежняя элита теряла контроль над областью и события происходили без ее воли. Правда, луганские «регионалы», в отличие от донецких, были более пророссийски настроены, а потому и быстрее нашли общий язык с ЛНР — поведение облсовета и мэров многих городов тому свидетельство.
Точка невозврата
В Донецке же к 20-м числам апреля сохранялось двоевластие. С одной стороны — ДНР, постепенно распространяющая свое влияние почти на всю область, но не в виде иерархической государственной структуры, а в виде самостоятельных региональных формирований под единым флагом. С другой — легально действующая обладминистрация, которая просто переехала из захваченного сепаратистами офиса в одну из гостиниц.
Между старой и новой властью шла тактическая борьба. ДНР во главе с Пушилиным продолжала подготовку к назначенному на 11 мая «референдуму», в то время как обладминистрация пыталась вернуть ситуацию под свой контроль, перехватив у сепаратистов ряд лозунгов. 24 апреля, впервые за всю весну (и в последний раз в целом), собрался Донецкий облсовет, обратившийся к Киеву с требованием провести децентрализацию. 28 апреля с обращением о проведении 25 мая, вместе с президентскими выборами, референдума по той же теме к центральной власти обратился Тарута.
Со стороны старой донецкой элиты это была последняя попытка вернуть свои позиции в регионе.
Однако Киев уже свой выбор сделал: 23 апреля первый вице-премьер Виталий Ярема объявил о начале нового этапа АТО, которая сосредотачивалась вокруг Славянска и Краматорска. План был прост: подавить наиболее активный очаг сепаратизма силой — и тогда остальные бастионы падут сами. По словам Яремы, план действий сил операции был разработан совместно с американскими консультантами и одобрен ими. Но, как это обычно у нас бывает, исполнение оказалось далеким от планов.
Утром 24 апреля в Славянске появились листовки, призывающие население не выходить из домов в связи с началом Антитеррористической операции. Вскоре послышались выстрелы. К полудню появилось сообщение о первом успехе операции — взятии под контроль блокпоста на въезде в Славянск с северо-востока; славянская «самооборона» сообщила о двух погибших с их стороны, но опровергла падение блокпоста. Кто был прав в данной ситуации, можно судить по последующим заявлениям: о взятии того же блокпоста СБУ и пресс-центр АТО сообщали еще дважды — 25 и 30 апреля.
Впрочем, если судить по официальным заявлениям, продвижение в глубь города на тот момент не было целью украинских военных. «Мы приняли решение полностью заблокировать город Славянск. Операция будет продолжаться, ее целью является блокада террористов в Славянске и недопущение жертв среди мирного населения», — сообщил 25 апреля и. о. главы Администрации президента Сергей Пашинский.
В тот же день руководство АТО сообщило о том, что город блокирован. Однако это было преувеличением: блокировали лишь основные подъездные пути, да и то не со всех сторон — главная артерия, соединявшая Славянск с Краматорском и через него с Донецком, оставалась свободной. Опыт наших репортеров говорит о том, что полностью Славянск не был заблокирован никогда: знающие водители всегда могли проехать в объезд украинских блокпостов.
Тем не менее 24 апреля стал переломным днем. Украина впервые использовала армию для боевых действий против сепаратистов и дала понять, что будет использовать и впредь. Все те люди в Донецке, которые слышали обещание «Россия введет войска, если Украина применит силу», стали ждать, что будет делать Москва. Первоначальные знаки были очень жесткими. Путин публично возмутился применением армии и назвал киевскую власть «хунтой». В интернете появились кадры военной техники России, которая двигались к украинским границам. Но… ничего не произошло.
Так же, как ничего не произошло в ходе следующего, еще более крупного боя, который состоялся 2 мая в Славянске.
Ряд СМИ потом сообщали, что Россия собиралась ввести войска и за это выступала часть «башен» Кремля (на которые и ориентировался Малофеев), но остальные убедили Путина этого не делать. Правда это или нет — никто точно не знает.
Как и того, действительно ли кто-то в России давал кому-то в Донбассе обещание ввести войска. А если и давал, то какие имел полномочия? И были ли у России вообще намерения официально вмешаться в конфликт? Либо были, но потом под гнетом обстоятельств они изменились? На эти вопросы пока нет ответа.
Но все последующие события показали, что именно в конце апреля сломался некий сценарий, на который рассчитывала Россия и сепаратисты. В него явно не входила возможность силового подавления акций силами украинских войск. Потому что было совершенно очевидно: с регулярной армией отдельные отряды сепаратистов не справятся. Если только им на помощь не придет регулярная армия другого государства.
Планы рухнули у всех
Скорее всего, у Москвы был расчет на компромисс с Киевом. Но последний, как говорилось выше, не видел в этом никакого смысла. Наоборот, убедившись в том, что Россия не намерена напрямую военным образом вмешиваться
в ситуацию, украинское руководство пришло к выводу, что силовой путь подавления сепаратистов более чем реальный. Кроме того, для постмайдановской власти война казалась способом консолидировать народ и выковать новую нацию с новыми ценностями. Да и отвлечь от внутренних проблем боевые действия на востоке тоже помогали. Кроме того, была надежда, что стране, воюющей с «российской агрессией», Запад в помощи точно не откажет. Наконец, еще одним резоном было показать нелояльным к власти людям на всем Юго-Востоке страны, что их ждет, если они захотят пойти по пути ДНР/ЛНР. Как потом сказал Петр Порошенко в Одессе, «наши дети пойдут в школу, а их дети будут сидеть в подвалах».
Поэтому рассуждения на тему «Киев не пойдет на большую войну из-за угрозы больших потерь в собственных войсках и среди мирного населения» никакого основания не имели.
Для такого серьезного дела, как война, «народные республики» были явно не готовы. Пришлось импровизировать на ходу. Примечательно, что именно 25 апреля, на следующий день после несостоявшегося «вторжения России», раскрыл себя Гиркин-Стрелков (до того сохранявший инкогнито). У ДНР появился первый человек-символ. Правда, не местный.
Внешне, впрочем, еще в начале мая казалось, что ситуация разворачивается для Украины крайне неблагоприятно. Неудачный штурм Славянска 2 мая, трагедия в Одессе в тот же день, первые погибшие мирные жители в Донбассе, побоище в Мариуполе 9 мая (в ходе которого батальон «Азов» безуспешно пытался взять город под контроль) способствовали высокой явке на «референдумы» в Донецке и Луганске 11 мая, на которых, как объявили сепаратисты, большинство проголосовало за создание ДНР/ЛНР (впрочем, итоги голосования никто не признал, даже Россия). Это была своего рода акция протеста населения против Киева, прошедшая на фоне надежд на «крымский сценарий». «Наших бьют» звучало все чаще, ненависть к украинской власти росла.
Аналогичный процесс шел и с другой стороны. Множились сообщения о том, что проукраинских активистов находят в Донбассе в реках со вспоротыми животами, о том, что журналистов и обычных людей сепаратисты бросают в подвалы без суда и следствия. Волонтеры начали организовывать снабжение армии, в нее пошли добровольцы, готовые сражаться с врагом.
Сами «референдумы», по данным «Репортера», финансировал преимущественно Олег Царев (потратив на это $150 тысяч), который затем пытался объединить «республики» в «Новороссию». Но этот проект прохладно встретили в Луганске и Донецке, да и Москва не стала его развивать.
Перед 11 мая неожиданно прозвучало предложение Путина отменить «референдумы», чтобы не накалять обстановку. Было ли это игрой на публику или на самом деле российский президент хотел выйти на какое-то политическое решение, к тому времени значения уже не имело.
О мире и политике уже можно было забыть. Обе стороны вступали в войну, а война диктовала свою логику. Украинские войска наращивали силы, и уже к середине мая Стрелков, как опытный военный, начал бить в колокола, предрекая разгром сепаратистов, если Россия не вмешается.
Не желая посылать армию, Москва решила ограничиться направлением «добровольцев». Последние и сами ехали на войну со всей России, но в некоторых местах дело было поставлено на широкую ногу. Например, на Северном Кавказе, откуда отправили целый отряд чеченцев и осетин. Вместе с ними, кстати, из Ростова в середине мая приехал упомянутый выше политтехнолог Александр Бородай. 16 мая, как говорят, в результате импровизации (более подходящей кандидатуры в тот момент не нашлось) его провозгласили «премьер-министром» ДНР. Он сформировал «правительство республики».
«На самом деле Бородая назначили для того, чтобы поддержать в нашем движении боевой дух, — говорит один из тогдашних лидеров сепаратистского движения. — Мол, Россия войска не посылает, зато видите — у нас премьер россиянин. А значит, Кремль с нами».
Прямым следствием назначения Бородая «премьером» стал переход Ахметова к активным действиям против сепаратистов. Понимая, что отступать больше некуда и вот-вот у региона появятся новые хозяева, он призвал дончан к акциям протеста, а своим заводам приказал гудеть. Впрочем, никакого эффекта эта акция не имела — против вооруженных людей гудеть было бесполезно. Ахметов покинул Донецк.
Накал боев нарастал постепенно, но уверенно. Использование артиллерии в городах и гибель мирных жителей стали обыденностью. А 26 мая в Донецке использовали даже авиацию — при попытке сепаратистов взять аэропорт под свой контроль. Атака была отбита, причем при отступлении от огня своих же погибло несколько десятков сепаратистов (в основном те самые добровольцы, что прибыли с Бородаем из Ростова).
Украинская армия наращивала свою мощь, перебрасывая на фронт все новые подкрепления. Кольцо вокруг Славянска постепенно сжималось. Правда, вооруженных групп все больше становилось в Донецке. Еще в начале мая Ходаковский организовал «Восток». Впервые о себе заявил и «Оплот» во главе с малоизвестным тогда Александром Захарченко: он взял под охрану горсовет Донецка.
С начала июня Россия стала более активно помогать сепаратистам. Если до этого момента львиную долю оружия они покупали у коррумпированных украинских офицеров с военных складов, то в июне пошли прямые поставки из РФ (в том числе и тяжелой техники, включая танки и установки «Град»). Граница к тому време-ни в значительной степени Украиной уже не контролировалась.
На июнь пришлась последняя попытка договориться перед большой войной. 25 мая состоялись выборы президента Украины, на которых победил Петр Порошенко. Он был человеком не чужим для российской элиты. Близкий друг посла России Михаила Зурабова, владелец кондитерской фабрики в Липецке, он, казалось, был совершенно договороспособным человеком. И действительно, еще накануне выборов пошли слухи, что Порошенко с русскими якобы принципиально обо всем договорился: Крым остается за Россией, Украина становится нейтральной страной, Донбассу дается особый статус.
Вскоре после инаугурации Порошенко огласил свой мирный план. И хотя он представлял собой, по сути, требование о капитуляции для сепаратистов, как старт для переговоров он был использован. Президент объявил перемирие, а Украина, Россия, Франция и Германия начали консультации о возможности примирения. Но все закончилось пшиком. Порошенко убедили советники, что продолжение переговоров подорвет его рейтинг, СМИ и активисты Майдана требовали войны, а генералы заверили, что украинская армия сможет разгромить сепаратистов. Говорят, уже к тому времени были достигнуты договоренности о том, что Стрелков уходит из Славянска, а все остальное казалось делом техники.
1 июля президент объявил о прекращении перемирия. Началась большая война. Дальнейшее известно…
Есть ли смелые люди?
По прошествии года с начала войны можно сказать, что ни одна из сторон не достигла своих целей.
Сейчас уже очевидно, что у России не было задачи отделять Донбасс от Украины или военным путем захватывать всю страну или ее часть. События в Донбассе она использовала как «принуждение к миру»
Запада и Киева. Либо как способ вызвать внутри страны большие потрясения, в ходе которых власть поменяется на более лояльную к РФ, а майдановские политики окажутся полностью дискредитированными. Причем ставки в игре поднимались все выше. Провозгласим ДНР. Не помогает? Пошлем Стрелкова. И это не действует? Проведем референдум и начнем поставки вооружением. Не помогает? Пошлем своих «отпускников» под Иловайск и Дебальцево, устроим котлы… Итогом становятся очередные «Женевы» и «Мински», где Украина как бы «принуждается к миру», но в реальности ничего не происходит. Нынешняя власть в Киеве не намерена идти на уступки, которых хочет Россия. А новой власти на горизонте пока не заметно.
Украина не смогла добиться военной победы и вернуть регион, понеся огромные экономические потери и, что гораздо страшнее, человеческие. Правда, задача по умиротворению остального Юго-Востока формально выполнена. Там тихо. Но эта тишина не должна обманывать. Народ не будет бунтовать, памятуя судьбу ДНР/ЛНР, но его лояльность к Киеву не усиливается. По мере ухудшения социально-экономической ситуации и принятия очередных законов о сносе памятников Ленину и пересмотре памяти о Второй мировой раздражение происходящим в стране только нарастает. Да, люди молчат. Но люди ждут. И их миллионы.
Запад не добился реального ослабления режима Путина в России. Наоборот, на фоне событий в Украине его поддержка растет, а о Майдане в Москве после всего того, что случилось у нас в стране, мечтает очень узкая прослойка либералов, которых большинство остального населения считает предателями.
Наконец, Донбасс не получил вообще ничего, кроме смертей, разрушений и неопределенного статуса «серой зоны». Вряд ли о таком будущем мечтали год назад хоть один дончанин или луганчанин, вне зависимости от их политических убеждений.
Ситуация не разрешена. Война не закончена. Все стороны продолжают смотреть друг на друга сквозь прицел автомата, прекрасно понимая бессмысленность этой войны. Среди них до сих пор не нашлось людей, у которых хватило бы смелости просто протянуть друг другу руку.
Игорь Гужва, Дмитрий Коротков, “Репортёр”, Украина