В этом году я отпраздную День независимости, поднявшись на борт самолета, следующего из США в Соединенное Королевство. Я выбрал этот день не намеренно, но я осознаю символичность ситуации. Подписание Декларации независимости в 1776 году стало монументальной ошибкой. Нам следует оплакивать тот факт, что мы отделились от Соединенного Королевства, а не превращать его в повод для национального праздника.
Разумеется, оценка целесообразности Американской революции предполагает работу с противоречащими друг другу данными. И любой историк скажет вам, что это чрезвычайно сложная задача. Мы не можем быть до конца уверенными в том, что стало бы с Америкой, если бы она осталась в составе Британской империи на более длительный срок и получила бы независимость, скажем, на полтора столетия позже, вместе с Канадой.
Между тем, я имею массу оснований полагать, что мир, в котором никогда не было революций, был бы лучше того мира, в котором мы живем сейчас. На это есть три основные причины: во-первых, рабство было бы отменено раньше; во-вторых, американские индейцы, конечно, столкнулись бы с повсеместным преследованием, однако их миновали бы откровенные этнические чистки, которые проводили Эндрю Джексон (Andrew Jackson) и другие американские лидеры; в-третьих, в Америке существовала бы парламентская система правление, которая упрощает процесс выработки политического курса и снижает риск кризиса демократии.
Главная причина, по которой революция была ошибкой, заключается в том, что Британская империя, вероятнее всего, отменила бы рабство раньше и с меньшими жертвами, чем это сделали Соединенные Штаты.
Отмена рабства на большей части Британской империи произошло в 1834 году в соответствии с Законом об отмене рабства. Действие этого закона в тот момент не коснулось Индии, однако и там рабство было отменено в 1843 году. В самой Англии рабство стало незаконным в 1772 году. Это на несколько десятилетий раньше, чем в Соединенных Штатах.
Этого аргумента вполне достаточно для того, чтобы считать Американскую революцию ошибкой. Отмена рабства на несколько десятилетий раньше — это, вне всяких сомнений, огромная победа гуманистического толка, которая перевешивает все то, чего добились колонисты вместе с обретением независимости.
Главный итог революции для колонистов заключался в том, что белое мужское население Америки получило больше политических прав. Для подавляющего большинства жителей той страны — женщин, рабов, американских индейцев — разница между бесправием в независимой Америке и бесправием в контролируемой Британией колониальной Америке была едва ощутимой. Если уж на то пошло, второй вариант был бы предпочтительнее, поскольку в этом случае гражданских прав были бы лишены не только женщины и меньшинства. Если рассуждать с позиций здравого смысла, кому какое дело, если бы белым мужчинам пришлось немного дольше пострадать от того, от чего страдали все остальные, тем более что это принесло бы рабам несколько дополнительных десятилетий свободной жизни?
Несомненно, если бы США остались в составе Британской империи, она извлекла бы гораздо больше выгоды из сохранения там рабства. Она контролировала ряд стран с рабовладельческими экономиками — в частности Ямайку и некоторые другие острова в Вест-Индии — но у нее не было ничего, по масштабам сравнимого с американским Югом. Если учесть этот фактор, отмена рабства обошлась бы ей гораздо дороже.
Однако политическое влияние американского Юга в рамках Британской империи было бы гораздо менее значительным, чем его влияние в только что получившей независимость американской республике. Во-первых, Юг, как и все остальные зависимые от Британии территории, не имел своих представителей в британском парламенте. Южные штаты были колониями, поэтому британское правительство полностью игнорировало их интересы. Однако в то время Юг как часть экономики Британской империи играл гораздо менее значительную роль, чем как часть Америки. Таким образом, в результате отмены рабства британская корона потеряла бы гораздо меньше, чем белая элита в уже получившей независимость Америке.
И революционеры это понимали. На самом деле во многом именно стремление сохранить рабство заставило южан поддержать войну за независимость. В 1775 году, после того как война уже началась в Массачусетсе, граф Данмор, который тогда был губернатором штата Вирджиния, предложил рабам повстанцев свободу, если те будут воевать на стороне британцев.
Эрик Хершталь (Eric Herschthal), докторант кафедры истории в Колумбийском университете, отмечает, что прокламация Данмора объединила белых жителей Вирджинии и заставила их выйти на войну за независимость. Он цитирует Филипа Фитиана (Philip Fithian), который был проездом в этом штате в тот момент, когда была издана прокламация, и написал следующее: «Жители этой колонии глубоко встревожены этой дьявольской схемой. По всей видимости, она побудила всех сторонников революции пойти против него любой ценой». Гнев, который вызвало предложение Данмора об освобождении рабов, был настолько сильным, что Томас Джефферсон (Thomas Jefferson) упомянул о нем в проекте Декларации независимости. Однако в основной текст Декларации так и не попала строка «они мобилизуют наших рабов» в качестве причины войны за независимость.
Для белых рабовладельцев Юга, как пишет Саймон Шама (Simon Schama) в своей книге «Rough Crossings», посвященной истории черного лоялизма в период революции, эта война была «революцией, призванной в первую очередь защитить рабство».
Рабы тоже понимали, что их шансы на освобождение были выше при британском режиме, чем в случае обретения Америкой независимости. В течение войны за независимость около 100 тысяч африканских рабов сбежали, умерли или были убиты, и десятки тысяч вступили в британскую армию, в то время как рабов, вступивших в ряды борцов за независимость, было гораздо меньше. «В своем стремлении к освобождению в Войне за независимость черные американцы вставали на сторону британцев — на сторону, которая предлагала им свободу», — пишет историк Гари Нэш (Gary Nash) в своей книге «The Forgotten Fifth», посвященной истории участия чернокожих американцев в революции. В конце войны тысячи чернокожих американцев, которые помогали британцам, были эвакуированы в Новую Шотландию, на Ямайку и в Англию, где они получили свободу.
Не стоит думать, что британцами руководило желание помочь рабам: разумеется, это было не так. Но в войне за независимость американские рабы сами выбрали сторону — сторону британской короны. Они не были глупцами: они хорошо понимали, что независимость означала укрепление власти плантаторов, которые их поработили, а победа британцев предполагала гораздо более высокую вероятность обретения свободы.
Начиная с Королевской декларации 1763 года британское колониальное правительство установило в Соединенных Штатах жесткие ограничения на экспансию на запад. В основе этого шага лежало вовсе не альтруистическое желание уберечь американских индейцев от порабощения: правительство попросту хотело избежать пограничных конфликтов.
В то же время такая политика колониального правительства приводила в ярость белых поселенцев, которых ужасало то, что британцы, казалось, предпочитают поддерживать индейцев, а не белых людей. «Британское правительство продолжало считать коренных индейцев субъектами власти короны, так же как и колонистов, — пишет Итан Шмидт (Ethan Schmidt) в своей книге «Native Americans in the American Revolution». — Американские колонисты отказывались воспринимать индейцев как равных себе субъектов. Они видели в них препятствие на пути к мечте о владении землей и богатстве». Эта позиция нашла отражение в Декларации независимости, авторы которой осудили короля Георга III за то, что он поддержал «безжалостных индейских дикарей».
Независимость Америки лишила Королевскую декларацию законной силы. Между тем, в Канаде она продолжала действовать: там Королевская декларация 1763 года до сих пор считается основополагающим документом, предоставившим канадским индейцам право на самоуправление. Это нашло непосредственное отражение в Канадской хартии прав и свобод, которая защищает «любые права и свободы, признанные Королевской декларацией от 7 октября 1763 года», в том числе права и свободы индейцев. В своей книге «The Scratch of a Pen: 1763 and the Transformation of North America» историк Колин Кэллоуэй (Colin Calloway) пишет, что королевская декларация «до сих пор остается основой взаимодействия правительства и коренных жителей Канады».
Неудивительно, что в Канаде не было таких масштабных войн с индейцами и этнических чисток, какие происходили на территории Соединенных Штатов. Канадцы тоже совершали чудовищные и не имеющие никаких оправданий преступления. Канада — при британском режиме и позже — жестоко обращалась с коренным населением: правительство не раз искусственно провоцировало голод и даже похищало детей из родных семей, помещая их в школы-интернаты. Однако в Канаде не было такой жестокой и кровавой экспансии на запад, которую проводило американское правительство и поселенцы. Если бы не Американская революция, Британия, возможно, захватила бы земли индейцев. Но, вероятнее всего, при этом погибло бы гораздо меньше людей.
Ничто из этого не умаляет размах тех преступлений, которые британцы и канадцы совершали по отношению к коренным племенам Северной Америки. «Это довольно трудно аргументировать, поскольку, несмотря на то, что Канада относилась к индейцам лучше, чем Соединенные Штаты, ее обращение с ними, тем не менее, было чудовищным, — написал мне канадский эссеист Джит Хир (Jeet Heer) в своем электронном письме. — В защиту Канады можно сказать следующее: там не было откровенного геноцида, такого как «Дорога слез» (если не считать истребление беотуков на острове Ньюфаундленд). В данном случае демографическая статистика весьма показательна: 1,4 миллиона жителей индейского происхождения в Канаде против 5,2 миллиона в США. Учитывая то, что Америка является гораздо более гостеприимной страной, а также то, что ее население в 10 раз превышает население Канады, это говорит о многом».
Обретение независимости сделало возможным приобретение западных земель посредством Луизианской покупки и войн между Соединенными Штатами и Мексикой. Это привело к тому, что в ловушку особенно хищнической разновидности колониализма, характерной для Америки, попало огромное множество коренных жителей. И хотя Мексика и Франция были далеко не ангелами, Америка оказалась еще хуже. Еще до начала войны за независимость апачи и команчи часто воевали с правительством Мексики. Но они были гражданами Мексики. Соединенные Штаты отказывались сделать их американскими гражданами в течение целого столетия. И они, разумеется, силой загнали эти племена в резервации, уничтожив множество индейцев в процессе.
Несомненно, американские индейцы столкнулись бы с насилием и притеснениями даже в том случае, если бы Соединенные Штаты не обрели независимость — так же, как это произошло с коренными жителями Канады. Однако этнических чисток таких масштабов, в которых их проводили Штаты, не было бы. И, подобно американским рабам, американские индейцы это хорошо понимали. В Войне за независимость большинство племен встало на сторону британцев или сохранило нейтралитет, и лишь немногие поддержали повстанцев. Коротко говоря, когда внедрению какой-либо идеи противятся два самых уязвимых меньшинства, вероятнее всего, из этой идеи не выйдет ничего хорошего. Именно так и произошло в случае с независимостью Америки.
Откровенно говоря, я считаю, что отмена рабства на несколько десятилетий раньше уже является вполне веским аргументом против американской революции, а в совокупности с менее жестоким обращением с американскими индейцами этого более чем достаточно. Однако нам стоит задуматься над менее важным, но в то же время довольно значительным следствием гипотетически более позднего выхода Соединенных Штатов из состава Британской империи: вероятнее всего, мы бы стали именно парламентской, а не президентской демократией.
А парламентские демократии намного лучше президентских. У них гораздо меньше шансов превратиться в диктатуры, потому что в рамках парламентских демократий не возникает конфликтов между, скажем, президентом и законодательной ветвью власти. В рамках таких демократий гораздо реже возникают тупиковые ситуации.
В США активисты, стремящиеся назначить цену за выбросы углерода в атмосферу, потратили много лет на то, чтобы создать коалицию, мобилизовать заинтересованных предпринимателей и филантропов и попытаться найти сторонников в обеих партиях — и они до сих пор не добились внедрения системы торговли квотами на выбросы, потратив на это миллионы долларов и массу времени. В Соединенном Королевстве консервативное правительство решило, что оно хочет ввести налог на выбросы углекислого газа. И в Соединенном Королевстве был введен налог на выбросы углекислого газа. Все просто. Принять серьезный и необходимый закон — в данном случае закон, который крайне важен для спасения всей планеты — гораздо проще в рамках парламентских, а не президентских систем.
И это важно. Эффективное прохождение законопроектов через законодательные органы имеет чрезвычайно серьезные последствия гуманитарного характера. Такая система позволяет быстрее проводить законы планетарного масштаба, такие как налог на выбросы углекислого газа. Разумеется, сопротивление в политических кругах неизбежно — к примеру, в Австралии подобный закон так и не был принят — однако внутри таких систем запустить процедуру рассмотрения законопроекта гораздо проще, чем в США. Эффективность парламентских систем позволяет реализовывать более масштабные программы социального обеспечения, которые помогают сокращать неравенство и повышать уровень жизни бедных слоев населения. Государственные расходы в парламентских странах примерно на 5% ВВП выше, чем в президентских. Если вы верите в идею перераспределения, это очень хорошие показатели.
Вестминстерская система парламентской демократии извлекает пользу из слабости верхних палат. Между тем, США обременены Сенатом, в котором Вайоминг имеет такую же власть, как и Калифорния, в которой проживает в 66 раз больше людей. Более того, Сенат имеет такую же власть, как и нижняя, более представительская палата. В большинстве стран, придерживающихся британской системы, присутствуют верхние палаты — только в Новой Зеландии ее отменили, но они намного слабее, чем нижние. Канадский Сенат и Палата Лордов влияют на законодательные решения только в редких случаях. Чаще всего они могут лишь на время приостановить процесс или внести небольшие поправки. Они даже близко не способны чинить препятствия такого уровня, который доступен Сенату США.
Наконец, мы, вероятнее всего, были бы монархией, подчиняясь королеве Елизавете II, а конституционная монархия — это лучшая система правления, известная человечеству. В целом, в рамках парламентской системы нужно иметь главу государства, который не является премьер-министром и который выполняет функцию беспристрастного арбитра в том случае, если возникают споры в вопросах формирования правительства — скажем, нужно ли позволять самой крупной партии формировать правительство меньшинства или нужно ли позволять более мелким партиям создавать коалицию. Этот глава государства обычно является номинальным президентом, избираемым парламентом (Германия, Италия) или народом (Ирландия, Финляндия), или же монархом. И монархи предпочтительнее.
Монархи более эффективны, чем президенты, потому что они не претендуют на легитимность. Королева Елизавета или ее представители в Канаде, Новой Зеландии и так далее считают оскорбительным вмешиваться во внутреннюю политику. В действительности, когда генерал-губернатор Австралии вмешался в нее в 1975 году, это спровоцировало конституционный кризис, доказавший, что такое поведение недопустимо. Между тем, номинальные президенты обладают некоторой долей демократической легитимности и, как правило, являются бывшими политиками. Это повышает вероятность различных афер — таких как, к примеру, успешная схема итальянского президента Джорджо Наполитано (Giorgio Napolitano) по смещению Сильвио Берлускони с поста премьер-министра, которую он провернул отчасти по просьбе канцлера Германии Ангелы Меркель.
Наполитано является скорее правилом, чем исключением. Политологи из Оксфордского университета Петра Шлейтер (Petra Schleiter) и Эдвард Морган-Джонс (Edward Morgan-Jones) выяснили, что президенты, независимо от того, выбрал ли их парламент или народ, с большей вероятностью готовы пойти на смену правительства без новых выборов, чем монархи. Другими словами, они с большей вероятностью готовы пойти на смену правительства в обход демократических норм. Поэтому, как ни парадоксально, монархия является более демократическим вариантом.