Не смейтесь, Фидель — это поэзия, потому что он интересен всегда. И когда был кубинским лидером, и сейчас, когда объявил об отставке
«В ночь росы прогибаются ветви, / Мои губы и память, как лед. / Я погибну на самом рассвете, / Пальма Кубы меня отпоет».
Такое вот во мне звучит…
Нет, вы всерьез верите, что у любого американского президента грехов меньше, чем у Фиделя? Ткните пальцем в первого попавшегося янки из Белого дома за те полвека, что Фидель провел у власти,—их бодрых дел хватит на трибунал в любой Гааге. Этих янки было девять, и едва ли вы вспомните имена хотя бы трех из них. Зато имя Фиделя помнят все.
Ну, были диссиденты на Кубе, и, о да, поломанные судьбы были. Но найдите мне место на планете, где раздраженных нет, где тонких судеб не ломают о государственное колено. Тем более—экономическая изоляция, огромная туша США, застящая белый свет и великолепное кубинское солнце; а еще предавшие музыку революции и оглохшие на оба уха маразматики из СССР в лице главных друзей Фиделя… Ему было трудно.
Ему было сложно, и он ответит за все, но мы все равно должны ему за поэзию. Если вы ее не слышите—никто не виноват.
«Все черти славы в сковородки били, / И мертвецы вставали из могил, / Когда я шел в тумане красной пыли / И Кубу на подошвах уносил».
Без хриплого, сумасшедшего голоса Фиделя планета Земля была бы скучной. Помните, как она опустела в той песне про Гагарина и Экзюпери—вот так же тошно было бы и без него.
Ковбой Рейган, Хрущев с кукурузой, даже полковник Каддафи, и все северокорейские лидеры, чьи имена мы отчего-то знаем, и все южнокорейские, чьих имен ни помнит никто,—все это неизбежно наводит тоску, тощищу наводит, а Фидель так и не надоел за все это время.
Представьте, что Хрущев полвека руководил бы Россией, до сих пор бы кричал тут про «пидарасов»? А? Или Рейгана на 50 лет посадите в Белый дом… Невозможно даже подумать об этом, немедля возникает желание завыть. А как только Фидель появлялся на голубых телеэкранах—сразу хотелось танцевать.
«И бомбой взорвется рубма / От Бреста до Магадана, / И будет такая Куба, / Одна сплошная Гавана».
Он сделал из маленького народа народ великий, упрямый, несломленный и гордый. Единственное социалистическое государство в Западном полушарии! И там, надо сказать, не умирают от голода. Мало того, продолжительность жизни на Кубе—почти 77 лет у мужчин и 79 у женщин. Что неудивительно—ведь на 100 тысяч кубинцев приходится 591 врач, в то время как в США—549, у нас—420, а в Боливии—73.
И хотя там падают темпы рождаемости, на Кубе до сих пор наблюдается именно что прирост населения, то есть людей по-прежнему год от года становится больше, а не меньше. В отличие опять же от России: у нас если в позапрошлом году вымерло 800 тысяч человек, а в прошлом «всего» 700 тысяч—это на чистом глазу именуется «демографическим взрывом».
Сил уже нет все это выслушивать в самых разных аранжировках…
«Закрою глаза и мигом / Все вокруг такие мучачос, / Все вокруг такие амигос, / А открою глаза и плачу… / Куба далеко!»
На Кубе миллион юношей и девушек имеют высшее образование, при том что кубинцев всего 11 миллионов. Еще там реальный подъем экономики вовсе не связан с приростом количества кубинских миллиардеров, которых там нет вовсе.
Бог любит кубинцев не меньше, чем Хемингуэй,—они милы ему настолько, что возле берегов Кубы недавно нашли нефть. Всего лишь в 20 милях к северо-востоку от Гаваны! Чуть ли ни 10 млрд баррелей: для экспорта вполне хватит и еще самим останется.
Сегодня многие спорят, что станется с Кубой после Фиделя.
По большому счету, это уже не важно. Фидель отвоевал чуть ли не целое столетие у истории, намертво впечатав туда свое горячее имя—не такая уж малая победа и разве стоит желать большего? Даже самые злые враги Кастро не смеют испытывать сегодня злорадства—и это очень важно.
Какая разница, что придет на Кубу—китайский государственный капитализм, американский протекторат или русское бездорожье. Хочется конечно же, чтобы Куба осталась все той же, единственной в Западном полушарии, горячей и страстной Кубой—но при любом исходе история ее уже сложилась и пересмотру не подлежит. Имя Фиделя звучит как поэтическая строчка, и сколько еще отдаваться этому имени в жадных до веселого дела сердцах—никто даже не догадывается.
Что тебе снится теперь, Фидель, в этом жарком кубинском феврале?
Зимой 56-го года отряд Фиделя высадился на берегу Кубы, это был декабрь.
Зимой 57-го года Фидель провел бой у реки Ла-Плата, и это стало первой удачной операцией его бойцов, то было в январе.
Зимой 59-го года Кастро во главе колонны Повстанческой армии вступает в столицу и вскоре занимает кресло премьер-министра, как раз в феврале, 49 лет назад.
Самолично в эту зиму уходя от власти, Фидель одерживает очередную зимнюю победу, и возможно, еще не последнюю.
Он по-прежнему полон достоинства, и в отличие от большинства государственных правителей минувшего столетия, известных мне (уж российских-то наверняка), не делает вид, что собирается жить вечно: «Готовить Кубу психологически и политически к моему отсутствию—вот что было моим главнейшим обязательством после стольких лет борьбы,—говорит Фидель.—Я бы предал мою совесть, принимая на себя ответственность, требующую мобильности и полной самоотдачи, которых я лишен по физическим причинам. Я говорю это без драматизма».
Это слова не пасынка, но сына. Тот самый случай, когда подступившая к глотке драма звучит светло и чисто. Ну, как поэзия, я же говорю. В России эта высокая нота особенно хорошо слышна.
Раньше Кубе снилась наша страна. Потом Куба снилась нам. После сны перепутались, и краски их размылись. Но стихи все еще звучат.
«Мне снилась даль, подсолнух подле хаты, / Калитка, отраженная в реке. / Когда на берег я сбегал по трапу, / Стучало сердце в каждом каблуке. / Я к матери бежал, кусая губы, / В косых лучах смеющейся слезы. / А по стране, как отпечатки Кубы, / За мной тянулись красные следы».
А это уже о будущем. Это уже о будущем сказано.
Захар Прилепин
Дата публикации – февраль 2008 года
В статье использованы строки стихов поэта Юрия Кузнецова и текст песни «Куба далеко» группы «Запрещенные барабанщики»