Давно я не видел и не слышал Николаевича. Звонил он мне пару раз, еще пару раз я его видел мимоходом по дороге в церковь, но впечатление сложилось у меня такое, что он избегал меня. То проходу не давал, то возле дома караулил, а тут пропал вовсе.
И вот сегодня я Николаевича имел счастье и видеть, и слышать. Где-то час тому назад приходил. Прибегал. Расхристанный. Шапка ушанка на бикрень. Длинный шарф, весь дырявый, и уже непонятно какого цвета, вокруг шеи, словно разболтанный хомут на старой лошади, намотан. Фуфайка расстегнута и кирзовые сапоги на голу ногу.
У меня звонок на калитке. Николаевич звонил не переставая. Словно пожар случился.
Я накинул пальто и в одних тапках выбежал во двор.
– Что, Николаевич?! Что случилось? – я думал и в самом деле, какая беда, но цветущий всеми своими беззубыми деснами Николаевич всем своим видом говорил мне о том, что счастье с ним приключилось, причем вселенского масштаба. Мне почему-то подумалось, что именно так в 45-м должны были выглядеть люди, которые сообщали друг к другу о Победе над гитлеровской Германией.
– Сталося, Олександрович, сталося!! Безвізовий режим стався!!- Николаевича просто распирало в разные стороны. Он не мог стоять на одном месте и двигался всем собой. Это была его звездная минута. Он был счастлив именно так, как только может быть счастлив человек, который знает, что теперь, именно в эту минуту цель всей его жизни, причем самая благородная и самая высокая цель, о которой только и могло помышлять все человечество, достигнута именно им, именно Николаевичем. И он чувствовал, всем своим старческим телом, полным адреналина, чувствовал, что жизнь прожита не зря. Что он сегодня все равно, как Юрий Гагарин. Что он сегодня счастлив, и что никто, ни один человек в мире и никакие события этого его счастья у него не отберут.
– Ти бачиш, Олександрович?! Ти бачиш? Ти розумієш? І ти хороша людина, Олександрович! Ти просто трохи помилявся. Но це не страшно. І до тебе, Олександрович, із часом дійде. Ну! Чого ти не радієш? Олександровичу?
Я был обескуражен и почти растроган этим фонтаном счастья. Это было то настоящее чувство, когда у человека не остается врагов, когда радости внутри него столько, что он черпает ее из себя, раздает всем окружающим и никак не может вылить ее до конца.
Николаевич почти сразу убежал. Даже сигарет у меня не стрельнул. Побежал к товарищу своему, Петру, радостью делиться.
Я вернулся в дом и в самом деле прочел в новостях, что Европарламент, в конце концов, одобрил процедуру лишения Украины безвизового статуса, но сам вопрос о безвизовом статусе Украины перенес на апрель следующего года. А это почти что никогда. Не иначе, как кто подшутил над Николаевичем, или неправильно объяснил ему, что там в ихнем Европарламенте случилось.
И вот сижу я до сих пор, пишу вам это, и не могу разобраться со своими чувствами после Николаевича. Нежели мы и в самом деле до такой степени разные люди? Он радуется тому, что Украина возможно получит безвизовый статус, которым ни он, ни Петро его, никогда в своей жизни не воспользуются, а мне просто страшно от того, что такие, как они с Петром, ради непонятно чего, сами же свою страну и уничтожили.
Грустно.