С Бараком Обамой и Демократической партией все понятно.
Они проиграли. Проиграли разгромно и обидно. Причем ровно в тот самый момент, когда лауреат Нобелевской премии мира вдруг начал корчить из себя крутого парня. Мол, Россия заплатит за Украину, за укрывательство Сноудена, за Сирию, за вмешательство в президентские выборы и т.д.
Уходящий президент даже пообещал объявить нашей стране кибернетическую войну.
В оправдание Обамы кое-что сказать можно. Его долго троллили сравнениями с Владимиром Путиным, называли слабаком и вообще всячески провоцировали. В 2016-м его заставили подписаться под программой Хиллари Клинтон. Он даже заявил, что ее поражение для него будет «персональным оскорблением».
И вот результат. Утонченный выпускник Гарварда, никогда не отличавшийся эмоциональной устойчивостью и умением держать удар, «потек». Начав свое президентство с обещаний мира и перемен, он заканчивает его угрозами, санкциями и призывами во что бы то ни стало противостоять «агрессивной России».
Но почему проигравших с таким рвением поддерживают республиканские сенаторы Джон Маккейн и Линдси Грэм? С какой стати они тиражируют «утку» о «русском взломе», которая, вообще говоря, может привести к полному разгрому их партии уже на промежуточных выборах в Конгресс в 2018 году?
Почему спикер Палаты представителей Пол Райан, третий человек в партии и стране, их поддерживает, пусть и не так шумно? Ему бы радоваться — республиканцы впервые с 1953 года завоевали не только Белый Дом, но и обе палаты Конгресса. И впервые с 1927 года вдобавок контролируют еще и большинство губернаторских постов и заксобраний штатов.
Все это — несомненная заслуга избранного президента, который неоднократно прямо и недвусмысленно высказывался за сближение с Россией. Так почему бы его не поддержать, тем более, что проигравшие на этих выборах демократы последовательно упражнялись в антироссийской риторике?
Почему половина ведущих и постоянных спикеров консервативного канала Fox News повторяют за членами уже расформированного штаба Клинтон мантру о «кибернетических и прочих недружественных действиях» Москвы?
Почему Митт Ромни в 2012 году назвал нашу страну «геополитическим врагом номер один»?
Почему тот же Маккейн в 2008-м, будучи тогда кандидатом в президенты (проигравшим, кстати, в пух и прах, как и Ромни), говорил о необходимости противостоять России и постоянно повторял: «Сегодня мы все грузины»?
Почему американские консервативные мозговые центры и внешнеполитические издания в числе международных вызовов для Соединенных Штатов неизменно называют возрождающуюся Россию (и это дословный перевод — «resurgent Russia»)?
Почему так много конгрессменов требуют непременно «противостоять Путину» (stand up to Putin) и «сдерживать Россию» (contain Russia)?
Что такого Россия и Путин сделали американским правым?
Мы давно уже не «безбожная коммунистическая держава», против которой вел свой крестовый поход Рональд Рейган. Мы не являемся спонсорами леволиберальных идей, не поддерживаем исламских боевиков по всему миру и даже с известной осторожностью относимся к левым популистским режимам Латинской Америки.
Более того, в новейшей российской истории антиамериканская риторика никогда не возводилась на государственный уровень. А после окончания последней президентской гонки в США эта риторика сошла на нет и в отечественных СМИ.
Так в чем же дело? Откуда эта русофобия? Почему победившие в Соединенных Штатах консерваторы с такой готовностью поддержали начатую либералами охоту на ведьм в политической и медийной среде?
Ведь целенаправленно ведется поиск «кремлевских агентов», «марионеток Путина» и «русских шпионов», причем не только в США, но и в Европе!
Все это ничто иное как новый маккартизм, ничуть не лучший маккартизма старого, осужденного Республиканской партией еще во времена президента Дуайта Эйзенхауэра.
Отчасти такую одержимость американских правых «русским вопросом» можно объяснить влиянием неоконсерваторов, которые навязали республиканцам как минимум две внешнеполитические концепции.
Первая — распространение демократии по всему миру. Вторая — также известная как доктрина Вулфовица, сформулированная в 1992 году — решительное подавление любой силы в мире, которая в обозримом будущем сможет состязаться с США на равных. Пол Вулфовиц уделял особое внимание России, как стране, которая рано или поздно попытается вернуть себе статус сверхдержавы.
Но влияние неоконов в последние годы неуклонно падало. Республиканская партия США сейчас находится практически полностью под контролем Движения Чаепития, которое относится к неоконсерваторам, мягко говоря, без особой симпатии. Кроме того, снова возрос политический и аппаратный вес реалистов, которые не приемлют идеологизированного подхода к международным делам.
Тем не менее, почти каждый уважающий себя консерватор считает своим долгом выразить свое негативное отношение к действиям России, в чем бы они не состояли. И почти никто за пределами новой переходной администрации Белого Дома не находит в себе смелости усомниться в том, что именно русские хакеры «взломали американские выборы», чем нанесли существенной урон демократии в Соединенных Штатах.
Чтобы понять причины такого нелогичного поведения республиканцев, необходимо обратиться к истокам консервативной идеологии в США в XX веке.
Задолго до того, как неоконы окрепли как фракция и решили влиться в Республиканскую партию США, известный американский политический мыслитель и журналист Уильям Бакли младший весте с группой соратников начал работу по созданию единой консервативной платформы.
И хотя главные достижения правых политиков в США в прошлом веке связаны отнюдь не с его изысканиями, а с низовыми, от-корней-травы движениями избирателей — «простых парней» Эйзенхауэра, «молчаливого большинства» Ричарда Никсона и религиозных правых Рейгана — республиканскую партийную идеологию в ее современном виде выработал именно Бакли.
Основанный им в 1955 году еженедельный журнал National Review последовательно выстраивал интеллектуальную базу консервативного движения. Это издание часто и справедливо критиковали за излишнюю элитарность и академический снобизм, но именно эти его качества зачастую привлекали республиканских политиков, желавших продолжить свою карьеру в Вашингтоне.
Изначальная идея Бакли была весьма изящной — объединить в рамках одного течения либертарианство и традиционализм, социально-консервативные ценности и заветы Отцов-Основателей.
Но Уильям прекрасно понимал, что для того, чтобы «из искры возгорелось пламя», необходимо было нечто большее. Нужен был большой и страшный враг, внешний и внутренний, на борьбу с которым можно было бы мобилизовать американских консерваторов всех мастей и оттенков.
И такой враг был очень быстро найден — Советский Союз, мировой коммунизм и… его многочисленные приспешники в Соединенных Штатах.
В 1964 году постоянный автор National Review Стэнтон Ивэнс, который сам себя называл фузионистом (то есть сторонником смычки либертарианства и традиционализма), составил проект программного заявления молодежного крыла консервативного движения, возглавляемого Бакли.
В нем Ивэнс утверждал, что «во времена морального и политического кризиса» американский консерватор должен придерживаться нескольких основополагающих принципов, среди которых назывались рыночная экономика, защита индивидуальных прав и свобод гражданина, обязанность государства обеспечивать равные возможности для каждого, а также понимание того, что, цитирую: «силы международного коммунизма являются главной и первейшей угрозой для свободы, так что Соединенные Штаты должны добиваться безусловной победы на этими силами, а не сосуществования с ними».
Такая война до победного конца (даже если «силы коммунизма» никак не угрожали гражданам США) совершенно не вязалась с либертарианскими убеждениями большинства консерваторов того времени, но Уильям Бакли утверждал, что движение не сможет обрести силу и единство, не став паладином борьбы с мировым злом.
Если спросить современного американского правого, как он понимает консервативные ценности, он почти наверняка выдаст хорошо известную формулу о «соединении индивидуальной свободы с рыночной экономикой и сильной национальной обороной». Это формула Рейгана. Бакли же настаивал, что обороны недостаточно. Оборона, с его точки зрения, была пережитком идеологии «старых правых», настаивавших (вплоть до середины 1950-х) на нон-интервенционизме и невмешательстве США в дела других стран.
Он ввел понятие «внешнеполитического консерватизма», которое включало в себя максимальную внешнюю агрессию.
Вместе с Уильямом Бакли издание National Review создавали такие колоритные личности, как переметнувшийся советский шпион Уиттакер Чэмберс и бывший троцкист Джеймс Бернхэм.
Оба были оголтелыми маккартистами. Бернхэма даже уволили из издания Partisan Review за постоянное высказывание симпатий к сенатору Джо Маккарти. Более того, его переход из троцкизма в консерватизм был типичным путем становления неоконсерватора. Просто он сделал это чуть раньше, чем такой переход стал массовым.
Примечательно, что именно Джеймс Бернхэм стал, по выражению историка Ли Эдвардса, «первым среди равных» старших редакторов National Review.
Сам Бакли также не раз и не два высказывался в духе Маккарти. Как рассказывает Эдвардс, в частных беседах архитектор современного американского консерватизма повторял фразу сенатора-ястреба: «Хороший коммунист — мертвый коммунист».
И это не было случайными оговорками. В 1954 году вместе со своим зятем Брентом Бозелем он написал весьма объемную книгу (в 250 000 слов!) под названием «Джо Маккарти и его враги». Вот характерная цитата из этого манускрипта: «Маккартизм — это движение, вокруг которого люди доброй воли и строгой морали могут сомкнуть свои ряды».
Просто поразительно, как авторство этой широко известной (хотя и плохо продававшейся) книги никто Уильяму Бакли так впоследствии и не припомнил!
Есть в биографии нашего героя и еще один интересный эпизод. После окончания Йельского университета он два года (в 1951-53 гг.) служил в ЦРУ, причем в политическом отделе, под руководством Эверетта Говарда Ханта, который двадцать лет спустя вместе с Гордоном Лидди и другими действующими и отставными оперативниками стал фигурантом Уотергейтского скандала.
Вот такой бэкграунд был у человека, который взялся за формирование единой консервативной идеологии, ставшей со временем идеологией Республиканской партии США.
При этом отношения Бакли с наиболее успешными президентами-республиканцами отнюдь не были безоблачными. Когда он обходил спонсоров в поиске денег на запуск Nation Review в 1954-55 гг., он раздавал им буклеты, в которых осуждался «эйзехауэризм» как «политически, интеллектуально и морально отвратительное» течение.
В 1950-х он сомневался в способности Никсона стать преемником Дуайта Эйзенхауэра, а в 1970-е критиковал его политику разрядки с СССР.
А когда в 1988 году Рональд Рейган объявил о своей скорой поездке в Москву, Бакли на страницах своего издания горячо критиковал это решение президента и требовал «отменить визит под любым предлогом». Услышав же, что Рейган более не считает Советский Союз «империей зла», он, по словам друзей, разразился ругательствами и сказал, что «чувствует себя героем романа Оруэлла».
Зато Бакли активно поддержал вторжение Джорджа Буша-младшего в Ирак и неустанно критиковал страны (включая Россию), которые осудили новую войну в Заливе. Лишь перед самой смертью он раскаялся в том, что всячески оправдывал эту военную авантюру.
Его друг Джеффри Харт в некрологе, опубликованном в издании The American Conservative в 2008 году, написал: «Он рассматривал ее [войну в Ираке] как катастрофу и был уверен в том, что консервативное движение, которое он создал, по сути дела, совершило интеллектуальное самоубийство, не удержавшись на дистанции от администрации Буша».
Но каким образом американские истеблишментные республиканцы могли дистанцироваться от Джорджа Буша-младшего? Их воспитывал Уильям Фрэнк Бакли младший, маккартист и ястреб, который считал, что отсутствие страшного внешнего (а то и внутреннего) врага станет концом единого консервативного движения в США.
Он заразил американских правых вирусом маккартизма. И это особенно хорошо видно сейчас, когда в Америке раскручивается невероятная по своей нелепости кампания против президента-победителя и «злобных русских», которые «помогли» ему выиграть выборы.
Люди вроде Пола Райана и Линдси Грэма, я думаю, даже сами не понимают, каким наследственным недугом страдают, опасаясь вычеркнуть Россию из числа врагов.
При этом они рискуют бездарно растранжирить плоды победы 2016 года. И им снова придется ждать полвека, пока и Белый Дом, и обе Палаты Конгресса окажутся в их руках.
Поэтому то, что так называемый «внешнеполитический консерватизм», сочиненный Бакли, является попросту переложением маккартизма, им надо доказывать. Возможно, долго и настойчиво — как добрый друг, как лечащий врач, как психоаналитик.
Молодых республиканцев еще можно спасти.
И это единственный способ прекратить бессмысленное противостояние с американскими правыми.