«Владимир Путин полирует пушки накануне огромного танкового парада» — примерно в таком ключе ряд немецких изданий пишут о готовящемся в российской столице традиционном военном шествии, посвященном Дню Победы в Великой Отечественной войне.
Стремление увязывать парад на Красной площади — дань памяти советской армии, народу и ныне живущим ветеранам за победу над нацизмом — с непреходящей «российской угрозой», «нависшей» над Европой, стало уже «классикой жанра» в западных СМИ. К тому же российская и европейская культура памяти о войне, увы, заметно различаются. Но как именно сегодня обстоит дело с исторической памятью в ФРГ?
Если анализировать действия Германии на международной арене, складывается впечатление, что страна в полной мере справилась со своим комплексом исторической вины. Действительно, она продолжает оставаться локомотивом европейской интеграции, активным членом НАТО, направляющим в рамках учений части бундесвера к российским границам, а ее лидер Ангела Меркель предстает эдаким «оплотом» стабильной и предсказуемой Европы.
Немецкие граждане привыкли жить в ощущении, что они преодолели «ошибочный поворот немецкой истории», и все успехи ФРГ — это заслуженный результат длительной общественной, политической и духовной работы людей, желающих процветания собственной стране. Но если присмотреться внимательнее, станет очевидно: трагедия Второй мировой для Германии всё еще очень чувствительная, местами даже табуированная зона, где есть место как покаянию, так и самооправданию.
Можно сказать, что память о войне — это один из важных элементов самосознания немцев, в котором страна представляется как некий «эталон»: государство, где зародился нацизм, искупило вину перед миром всей своей поствоенной политикой. Однако сегодня в экспертном поле ФРГ отчетливо обозначаются иные тренды. Например, немецкий народ представляется пострадавшим от гитлеровского режима точно так же, как и другие, если не больше. Активно дискутируются проблемы немцев, депортированных в 1944–1945 годах из стран Центральной и Восточной Европы (речь идет о 12–15 млн человек). Немецкие политики часто упоминают их в одном ряду с населением тех стран, которые подверглись нападению Третьего рейха. Еще один «исторический мем» — нарратив об «изнасилованных немецких женщинах» — об этом принято говорить всякий раз, когда речь заходит о взятии Красной армией Берлина и других немецких городов.
Можно привести и другой пример. В последнее время появляются скандальные публикации, где утверждается, что бомбардировки Дрездена и иных населенных пунктов военно-воздушными силами союзников — это «холокост по отношению к немецкому народу». Пока такие рассуждения вызывают неоднозначную реакцию в научных кругах Германии. Но не исключено, что в какой-то момент они могут стать и общим местом.
Еще одна особенность современной исторической политики ФРГ — намеренная «демилитаризация памяти». Само слово «война» уже не встретить в названиях музеев, мемориалов и памятных дат. Даже день начала войны называется Днем мира. А музей в Карлсхорсте, где был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил из Музея капитуляции, как он назывался до 1994 года, превратился просто в Германо-российский музей. Сегодня культура памяти в ФРГ — это культура общего сострадания и эмпатии, что еще раз призвано напоминать о том, что от гитлеровского режима в абсолютно равной степени пострадали все, включая и немецкий народ.
Подобный подход отражается и на памятных мероприятиях. 8 мая для Германии — скорбная дата, которая с 1985 года — после знаменитой речи тогдашнего президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера — стала называться не днем поражения и капитуляции, а «днем освобождения от национал-социализма».
Поэтому можно сказать, что у россиян, проживающих в ФРГ, «свой» памятный календарь. Основные торжества 9 Мая в Берлине и других городах страны организуются, главным образом, объединениями соотечественников, посольством РФ и российскими культурными центрами. При этом в список обязательных для посещения представителями руководства ФРГ эти мероприятия не входят (чего не скажешь, например, о Дне мира, который традиционно отмечается в Польше на полуострове Вестерплатте с участием первых лиц ФРГ, а также о траурных акциях на территории бывших концлагерей, маршах памяти и т.п.).
Справедливости ради стоит отметить, что ФРГ последовательно выполняет взятые на себя обязательства по уходу за советскими воинскими захоронениями (соответствующий двусторонний договор был подписан в 1994 году). Приверженность этому курсу подтвердила Ангела Меркель и на недавних переговорах с Владимиром Путиным в Сочи.
Конечно, определенная часть общества искренне верит в новую военную мифологию. Но при этом совершенно очевидно, что в такой интерпретации история становится политическим инструментом. Ведь страна год за годом всё дальше отходит от существовавшего в течение семи послевоенных десятилетий «принципа военной сдержанности». Между тем высшее политическое руководство страны всё чаще говорит о необходимости войти в состав постоянных членов СБ ООН, в небе над странами Балтии на боевое дежурство заступают немецкие истребители, а на некоторых военных объектах на западе страны планируется поэтапная модернизация размещенного там ядерного оружия США. В этих условиях, однозначно, сложно жить с «комплексом исторической вины». И какой станет история Второй мировой войны в представлении немецких граждан в самом ближайшем будущем — вполне понятно.
Евгения Пименова, газета «Известия»