На краю Украины
Впервые я с этим столкнулся еще в далеком советском прошлом. Впервые приехав в Ужгород и выпив кофе в небольшой кофейне на улице Кремлевской (сейчас Капитульной), решил сделать комплимент бармену: «Спасибо, очень вкусно! Не хуже, чем во Львове…» И тут же получил в ответ: «Нашли, с кем сравнивать. У нас всегда готовили лучше, за Хребтом (так в Закарпатье порой называют Галичину — А.Г.) только все испортили».
И за прошедшие десятилетия мало что изменилось. Несколько лет назад, когда на Украине слово «федерализация» еще не было предано проклятию, а обозначало лишь одну из версий развития страны, депутат Сергей Гриневецкий предложил выделение девяти регионов, в том числе «Карпатского» — Львовская, Ивано-Франковская, Черновицкая, Закарпатская области. Я помню, какой шум поднялся на закарпатских интернет-форумах, не воспринявших саму идею объединения с прикарпатскими (галичанскими) областями — Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской.
И в этом не было ничего экстраординарного. Не меньший негативный фон тогда образовался по поводу идеи объединения, например, Полтавской и Харьковской областей в рамках «Слобожанского» региона. Но сейчас речь о Закарпатье.
Пусть пока бесконфликтное, но «противостояние» Закарпатья и Галичины имеет давнюю историю. Оба региона — выходцы из империи Габсбургов. Но на протяжении второй половины XIX — начала XX века Галичина (как Королевство Галиции и Ладомерии) была «кронландом», землей, непосредственно подчиненной имперской короне. Нынешнее украинское Закарпатье входило в состав 4 комитатов (Мараморош, Берег, Угоча и Унг) Венгерского королевства. В обоих королевствах правил австрийский император (Франц-Иосиф II), но формально это было два равноправных государства, объединенных в «двуединую Австро-Венгерскую империю». И население этих государств откровенно недолюбливало друг друга. Вспомним Ярослава Гашека: с кем чаще всего дрались чешские и австрийские сослуживцы бравого Швейка? Правильно, с венгерскими гонведами.
После разрушения Австро-Венгерской империи по итогам Первой мировой Закарпатье почти два десятка лет находилось в составе Чехо-Словацкой республики на правах автономной земли «Подкарпатская Русь», а Галичина вошла в состав Польши. Положение славянского населения во все времена, начиная с Габсбургов, было одинаково трагичным по обе стороны Карпат — с одной стороны их давили венгры, с другой поляки. Но за все время «соседского существования регионов» была только одна попытка их объединения. Очень робкая… В 1849 году группа русинских (славянских) патриотов (Адольф Добрянский, Михаил фон Висаник, Иосиф Шолтист и др.) была принята императором Францем-Иосифом II и подала петицию о присоединении Угорской Руси к Галичине, но реальных результатов прошение не имело.
И это все… Историческое развитие территорий и их населения шло параллельно, практически не пересекаясь, за исключением двух моментов, когда Закарпатье приняло два миграционных потока — после Первой мировой войны, когда в крае осела масса беглецов из Российской империи, и после Второй мировой. Тогда проводимая Советским Союзом активная индустриализация Закарпатья привлекла туда массу украинских и русских переселенцев — управленцев, преподавателей и инженерно-технических работников.
В результате в долинах семи рек (от Ужа до Тисы), которые и составляют равнинное Закарпатье, сложился многоэтнический конгломерат автохтонного населения, столетия сосуществования и взаимной интеграции которого выработали своеобразный тип социального характера, этому населению присущий.
Об особенностях «закарпатского характера» — блиц-интервью известного ужгородского публициста Владимира Маски, уже много лет занимающегося этой проблемой.
— Владимир, у меня создается впечатление, что закарпатцев можно было бы назвать «эталоном политической нации», безусловно принимающей любую власть и любое этническое окружение. Правильно?
— Нет… Я бы это назвал не «политической нацией», а «социальной мимикрией». Политическая нация — это множество людей, признающих данную власть над собой не просто как легитимную, но как СВОЮ власть, выражающую их интересы. Полагаю, что ни одну государственную власть закарпатцы не считали до конца СВОЕЙ: ни австро-венгерскую, ни чехословацкую, ни советскую. И ни одной власти не верили. Люди просто принимали очередную власть как данность, не сопротивляясь, не протестуя, поддерживая чисто внешне. Внутренне закарпатцам было просто наплевать. По этой причине я бы назвал закарпатцев, если их интегрировать воедино, а не рассматривать по этногруппам, АПОЛИТИЧНОЙ нацией.
— Ну, австро-венгры — это давно… А сейчас?
— Такая же картина. Полное согласие, а на самом деле — полный «пофигизм» на Закарпатье и по отношению к нынешней украинской власти. Следуя вековой привычке приспосабливаться к любым условиям, народ делает вид, что полностью поддерживает внешнюю и внутреннюю политику украинского государства. Но, поменяйся направление политического вектора, изменись власть или само государство, закарпатцы, ничтоже сумняшеся, примут новых «патеров» и их правила игры. Это уже было не раз в истории края, к этому все привыкли. Просто поменяют знамёна и лозунги. Такое приспособленчество носит не политический, а скорее биологический характер. Это есть способ выживания вида. Именно благодаря такой способности мимикрировать закарпатцы избежали больших репрессий и этнических чисток, какие бы страшные режимы ни властвовали на их территории.
— То есть решаемая столетиями основная задача — «выжить»?
— Да, политическая нация предполагает некую коллективность общества с элементами коллективного сознания. Закарпатцы же — гипертрофированные индивидуалисты. Их коллективность не выходит за пределы их «керта» (огорода), а их сознание — персонально и, я бы даже сказал, экзистенциально. Есть такой анекдот-быль, когда советский политинформатор, прибывший в закарпатское село агитировать за советскую власть, никак не мог расшевелить слушателей. Он и то им, и другое — «хрен по деревне», не могут осознать селяне преимущества советского устройства. Тогда лектор решил достать слушателей наглядным примером:
— Знаете такого — графа Шенборна?
— Знаем, — оживились вуйки.
— Так вот, этот самый граф был заядлым картёжником и мог за ночь проиграть столько денег, что ваше село могло бы на них год безбедно жить.
— А шо вун мав робити, кить му карта не йшла?!
Уверяю, точно так же в Закарпатье относятся к сегодняшним лекторам, прибывающим с той стороны Карпат агитировать за «единую и неделимую». «Та най буде, ми ж не проти. Але ми маємшось с того мати. Шенборну карта не йшла, то ми в нього забрали маєток, зробили у ньому санаторій и там мало лікуємся. Як шо у вас карта не пуйде, то, звиняйте, дядько, пуйдем ми…» С веками закарпатцы научились внешне поддерживать власть, внутренне с ней не конвергируясь. То есть, не особо стараясь для власти, пытаться как можно больше от неё получить. По большому счету, совершенно правильная позиция по отношению к государству — не мы для государства существуем, а оно для нас создано.
И надо сказать — общаясь с закарпатцами, от представителей власти до барменов и таксистов, я тоже не заметил среди них ярких «пассионариев». В отличие от галичан, без церемоний «перевернувших всю страну». Тем более что без Галичины население современного Закарпатья своего существования не особо представляет. Но это не любовь, а голый расчет.
Да, советские промышленные предприятия умерли, безработица шкалит, но закарпатцы сумели за последние четверть века создать себе устойчивую систему выживания. Система базируется на четырех «столпах» — сельском хозяйстве, туризме, гастарбайтерстве и контрабанде, деликатно называемой трансграничной торговлей. И без Галичины они бы этого сделать не смогли. Во всяком случае — в отношении двух первых «столпов».
Поскольку для закарпатского сельского хозяйства Галичина является основным рынком сбыта. Ведь Закарпатье — благое место, и весна там наступает на две недели раньше, чем на остальной территории Украины. Спасибо Карпатским горам, задерживающим теплый и влажный атлантический воздух. Так что самая ранняя, а значит и самая дорогая клубника, картошка, черешня, перец и прочее — именно закарпатские. На евросоюзовские рынки все это не пускают и пустят не скоро (сертификатами не вышли!), поэтому большая часть выращенного уходит на север, в Галицию и в Киев.
Для туризма «фактор Галичины» еще круче. Председатель Береговской районной администрации Иштван Петрушка объяснил это вмиг: «Мой район в сезон принимает до 15 000 туристов в день. Более 85% — граждане Украины. Из них более восьмидесяти процентов — галичане. Иными словами, Галичина, безусловно, основной потребитель наших услуг».
Но следует понимать, что «отсутствие пассионарности» совсем не означает «бессилие». И не следует ожидать ничего доброго, если кто-то со стороны коснется их личного «керта”-огорода, той самой «экзистенции», о которой говаривал Володя Маски.
Пять лет назад мы бродили по Старому Ужгороду с Сергеем Ратушняком, человеком, добившимся многого и в политике (четырежды избирался мэром Ужгорода), и в легальном (по закарпатским меркам — олигарх), и в совсем незаконном (погоняло Рата) бизнесе. То есть — человеком информированным, как бы ни относиться к его убеждениям. Уже тогда Ратушняк с раздражением говорил о давлении на Закарпатье бизнес-криминальных интересов Львова, Киева и Донецка. И уже тогда заметил, что технически перекрыть это давление очень просто: «Заблокировать четыре перевала и железнодорожную ветку. И все… Стволов в Закарпатье больше, чем людей». Сейчас, спустя пять лет, Ратушняк считает, что ситуация куда сложнее: и стволов больше, и люди беднеют на глазах.
В итоге следует признать, что факт противостояния Закарпатья и Галичины имеет место — это сформировалось не вчера, а в течение вековой истории развития региона. Подавляющее большинство закарпатцев, от заседателей властных кабинетов до завсегдатаев винных залов, настроены миролюбиво и эгоистично: «Не трогайте меня, и все будет хорошо». Но большинство ничего не решает. Как доказали события последних лет, «когда численность бескомпромиссно настроенного меньшинства достигает какого-то порогового уровня, казалось бы, незначительного, остальной популяции приходится подчиниться их предпочтениям» (Нассем Талеб, лучше не сформулируешь). Почва для формирования такого «бескомпромиссного меньшинства» (идеи, оружие, поддержка извне) в Закарпатье тоже есть.
Поэтому мне посоветовали в своих «закарпатских поисках» попробовать дифференцировать мнения населения по каждой национальной производной: мадьяро-закарпатец, румыно-закарпатец, ромо-закарпатец и так далее. Ведь Закарпатье по-настоящему многонациональный регион, причем не менее восьми национальных групп (русины, венгры, румыны, словаки, поляки, цыгане, евреи, немцы) считают себя историческими «споконвичными» автохтонами на этой территории. «Понаехавшими в течение последнего века» они скорее рассматривают украинцев и русских. В этом коренное отличие Закарпатья от той же Галичины, где автохтонов-то — украинцы, поляки, да немного евреев.
Андрей Ганжа, ИА REGNUM