В первый день Петербургского международного экономического форума Путин дал интервью руководителям международных информационных агентств.
Мы — другие
Российский президент, безусловно, на сегодняшний день самый интересный и востребованный собеседник. Так уж получилось, что Москва вовлечена во все самые серьезные конфликты в мире и от ее позиции зависит быстрота и сам факт их решения. Кроме того, как верно отметил в свое время Путин, Москва имеет специфические границы, поэтому в сферу ее интересов (по словам Обамы, «региональной державы») входит весь регион Евразии.
Начал президент с русофобии. По его мнению, она объясняется двумя глобальными моментами. Во-первых, как отметил Путин, «утверждается многополярный мир, а это не нравится монополистам. Монополия, как известно, плоха, но монополисты всегда за нее борются во всех сферах, во всех отраслях и сферах нашей жизни». Во-вторых, по его словам, у отдельных стран не получилось сдерживать «законное стремление России к обеспечению своих национальных интересов», и поэтому они раздражены и идут на сознательное обострение ситуации.
Путин выразил надежду на то, что ситуация будет длиться «недолго»: «Должно прийти осознание, что это контрпродуктивно и вредит всем». И если брать в расчет два указанных им момента, то да — эти моменты тактические, эмоциональные, а значит, и непостоянные. Однако есть и иные причины русофобии, которые Путин не указал, — более стратегические и глубокие. Главная из них в том, что Россия — «другая». Страны Европы и в целом коллективного Запада на протяжении всей российской истории не рассматривали ее как часть себя (лишь делали вид, что рассматривают, когда Россия при том же Петре I ворвалась в европейскую политику и заставила Старый свет уважать российские интересы). Дня них (на словах толерантных) Россия была далекой «варварской страной», которая несет угрозу Европе и европейскому порядку.
То, что Россия дважды спасала Европу (при Наполеоне и Гитлере), никого не волнует и никем не учитывается. И, к сожалению, даже в условиях глобализации сломать или изменить это восприятие крайне сложно, особенно на фоне масштабной и истеричной антироссийской кампании в западных СМИ и принципиального отказа Москвы строить свою государственную модель по западным лекалам. Убедить тут не получится — стремления Москвы в третий раз спасти Европу (на этот раз от терроризма) никем не учитываются. Значит, России снова придется не убеждать, а заставлять Европу считать Москву пусть и нелюбимым братом, но членом европейской семьи. Но убеждать осторожно — через мягкую силу и информационное влияние.
Оба плохи
На встрече снова (и к этому уже пора привыкнуть) был поднят вопрос о возможном вмешательстве России в европейские выборы. На этот раз в Германии. У Путина спросили, с кем ему хочется работать (с Ангелой Меркель или Мартином Шульцем).
По первому вопросу Путин ответил просто: «Нам, в общем-то, все равно, с кем работать. Главное, чтобы эти люди были так же, как и мы, настроены на конструктивное взаимодействие». Конечно, на первый взгляд может показаться, что реальным ответом было «ни с кем». Ни задерганная кучей проблем в ЕС Ангела Меркель, ни Мартин Шульц (с его-то статусом главного русофоба в ПАСЕ) не настроены на конструктивную работу. Однако на деле это был просто дипломатичный ответ — Владимир Путин не хочет вмешиваться во внутригерманский электоральный процесс.
Да, теоретически мог бы — и для этого не нужно было давать команду СВР и даже мифическим хакерам, нужно было сказать «мне проще с…». И слова Путина тут значили бы много. «В Германии почти два с половиной миллиона русскоязычных избирателей, и это крупнейшая электоральная группа среди меньшинств… Шестьдесят процентов этих людей считают российское телевидение более достойным доверия, чем местные каналы, а сорок процентов вообще рассматривают его как основной источник новостей», — писал Bloomberg.
В отличие от США и Пятой республики, в Германии у Москвы нет предпочтительного кандидата — плохи оба. Вот уже после победы надо делать ставку на неизбежный прагматизм и влияние бизнес-кругов Германии на политику нового или старого канцлера. Ведь российско-германские экономические отношения не просто сильны, но и развиваются (чему Путин посвятил значительную часть своей речи), и бизнес все более и более громко говорит о том, что эту шарманку с санкциями нужно заканчивать. «Если и мы, и наши партнеры будем руководствоваться не сиюминутной политической конъюнктурой, а фундаментальными интересами наших стран, наших народов, то точно найдем не только точки соприкосновения, но и правильный путь взаимодействия», — уверен Путин.
Мы не добиваем
Не обошлось и без вопроса японского коллеги о Курилах (их возможной демилитаризации), российско-японских переговорах, а также северокорейской проблеме.
По первому пункту Путин изящно перекинул ответственность на других коллег, отметив, что наращивание военной мощи в регионе — не инициатива России. «Смотрите, один авианосец подошел, второй американский авианосец подошел; сейчас, говорят, третий там уже в движении находится. Но это ладно, авианосец пришел — ушел.
Но создаются элементы систем противоракетной обороны, что нас очень беспокоит, и мы постоянно об этом говорим в течение 10 лет. Это разрушает стратегический баланс в мире». Да, понятно, что японцы не могут заставить американцев прекратить строительство систем ПРО, но они могут как-то поработать с Сеулом (где избран новый президент, выступающий за сворачивание этой системы, дабы лишний раз не портить южнокорейско-китайские отношения). Понятно, что такая кооперация крайне маловероятна, но если японские коллеги хотят предотвратить усиление российского военного присутствия на Курилах, то пусть пытаются. А если не могут/не хотят, то пусть и не обижаются.
При этом Москва отказывается верить — и это ответ на третий вопрос — в то, что эта система ПРО направлена против КНДР. «Если завтра Северная Корея объявит о том, что она прекращает все свои ядерные испытания и ракетную программу, строительство систем противоракетной обороны США продолжится под каким-то другим предлогом или вообще без всякого предлога — так, как это делается сейчас в Европе», — отметил Путин. Он намекал на то, что система строится против России — но это не совсем так. ПРО в Южной Корее является элементом системы регионального сдерживания Китая, и поэтому до тех пор, пока будет продолжаться глобальное американо-китайское соперничество (а оно только начинается), американцы будут цепляться за эту систему. Значит, педалировать угрозу со стороны Северной Кореи. Значит, мешать процессу внутренней эволюции режима Кима (единственному способу решения северокорейского комплекса проблем). Значит, нести частичную ответственность за северокорейские угрозы безопасности Южной Кореи и Японии.
Что же касается судьбы островов, то на этот вопрос Владимир Владимирович деликатно ответа не дал. Зачем расстраивать японских партнеров (важных и нужных партнеров в Восточной Азии)? Всем же понятно, что никаких островов в юрисдикцию они от России не получат. Понятно даже японскому руководству, начавшему переговоры потому, что нужда в островах у них отошла на второй план по сравнению с необходимостью уравновесить китайское влияние в российских коридорах власти и не допустить российско-китайского сближения на антияпонской основе.
Геворг Мирзаян,
доцент департамента политологии Финансового университета при Правительстве РФ