Бывший премьер-министр Франции Лионель Жоспен (Lionel Jospin) однажды сказал: «„Да” — рыночной экономике, „нет” — рыночному обществу». Все, кто пытается разобраться, почему популизм захлестнул США и Великобританию в большей степени, чем многие другие демократические страны, вероятно, вспоминают его слова.
Ни одна из западных стран не стала в той же степени жертвой потребительской экономики, как США и Великобритания. Мы живем, чтобы потреблять. И хотя бывают ситуации и похуже, мы расплачиваемся за это тем, что забываем о значении других факторов — например, об истинных ценностях либеральной демократии. Вера в собственный «маркетинг» становится для нас врагом.
Момент наивысшего высокомерия англо-американской демократии наступил в годы правления Джорджа Буша-младшего (George W. Bush) после терактов в США в сентябре 2001 года. Джордж Буш при поддержке Тони Блэра (Tony Blair) объявил, что будет силой «экспортировать» демократию на Ближний Восток. Германия и Франция отказались, сделав правильный выбор, который с годами кажется еще более разумным. Отвергающий истэблишмент цинизм зародился в Америке и Британии по большей части во время войны в Ираке. Но он меркнет на фоне триумфализма, существовавшего в условиях англо-американского капитализма на протяжении нескольких десятилетий.
Во время «революции Рейгана-Тэтчер» в начале 1980-х годов две крупнейшие англоязычные демократии перезапустили свои машины экономического роста и покончили со страхами перед постоянным нездоровым состоянием экономики. Обе страны имели все основания нервничать по поводу сдерживания цен и волнений среди рабочих, что произошло в 1970-х годах. Правда, исправляя ситуацию, они переусердствовали. В последние два-три десятилетия в Лондон переехали сотни тысяч французских юристов и финансистов. Многие англичане были вытеснены из своей столицы слишком высокими ценами.
Как определить цену демократии? Франции при всей ее стагнации удалось добиться большего, чем ее англосаксонским соперникам — удержать на плаву тех, кого экономика оставила позади. Работающих мужчин-французов в расцвете сил больше, чем работающих мужчин-американцев этого же возраста. Еще 10 лет назад подобная статистика была немыслимой. Уровень неравенства доходов во Франции ниже, чем в США и Великобритании, которые по коэффициенту Джини (показателю степени расслоения общества с учетом доходов — прим.пер.) почти выбились в лидеры. Из стран с развитой экономикой, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), лишь в Чили и Мексике ситуация хуже, чем в США. То, что характеризует Францию, относится и к Германии, которая, похоже, в сентябре намерена переизбрать умеренное правительство.
И Франция, и Германия, видимо, слишком хорошо осознают свою уязвимость, чтобы поддаваться искушению и бить себя в грудь. Президент Франции Эммануэль Макрон (Emmanuel Macron) планирует провести на рынке труда ряд реформ в стиле Маргарет Тэтчер. Это станет испытанием для поддерживающего его большинства в парламенте. В воскресенье в первом туре парламентских выборов в Национальное собрание страны проголосовало менее половины французских избирателей, что не многим лучше, чем результаты промежуточных выборов в США. Треть населения страны Эммануэля Макрона в прошлом месяце проголосовала за его политического соперника, неофашиста Марин Ле Пен (Marine Le Pen) — это с учетом более высокой явки. Даже если Ангела Меркель легко победит, Германия приближается к своим первым с момента окончания войны выборам, в которых ультраправая партия преодолевает 5%-й барьер и получает места в Бундестаге.
Но это — проблемы высокого уровня по сравнению с теми, которые стоят перед Америкой и Великобританией. Почему они находятся в гораздо более трудном положении? На это есть три причины. Первая заключается в том, что они попались на удочку и поддались влиянию своей собственной пропаганды. Ни одна другая страна так не демонстрирует свою меритократию, как это делают США и Великобритания. При этом они соперничают друг с другом, борясь за звание самой неблагополучной страны Запада по показателю мобильности населения по доходам в западном мире. Удивительно, что в Америке перейти в более высокую доходную категорию в какой-то степени труднее, чем в Великобритании, разделенной на классы. Правда, после «встряски», коренной реорганизации, произошедшей во времена правления Тэтчер, структура общества в Великобритании якобы значительно изменилась. Бесклассовая Америка и постклассовая Британия по этому важнейшему показателю являются наименее гибкими из западных обществ.
Во-вторых, англоязычные элиты не верят в возможности половины своего народа. США и Великобритания находятся во власти иллюзии в том, что касается роли документов об образовании. Они по обыкновению путают наличие диплома с квалификацией. Те, у кого нет диплома, считаются непрофессионалами. В Северной Европе разницу понимают лучше. В Германии к профессиональному труду относятся с большим уважением. А в США и Великобритании из-за отсутствия высшего образования человек превращается в неудачника. Не случайно что именно самые необразованные (и наиболее презираемые) люди голосовали за Дональда Трампа и за Брексит. Опасность заключается в том, что, учитывая итоги этих двух выборов, мы еще дальше уходим от решения проблемы.
В-третьих, они лишены исторической памяти о «сбоях» системы. США и Британия выделяются среди западных демократий тем, что в XX веке их не коснулись ни революции, ни оккупация. Чем дольше страна стабильна, тем более расслабленной и самодовольной она становится. В бизнесе выживают только параноики. То же самое касается и политического истэблишмента. На рынках это называется «моментом Мински». Он наступает, когда цены на активы в течение очень долгого времени были настолько стабильны, что инвесторы идут на слишком большие риски. Англо-американские элиты действуют безответственно и обманывают доверие общественности. И уже давно получают по заслугам.
Эдвард Люс, Financial Times, Великобритания
Перевод ИноСМИ