Итак, битва за Мосул завершилась. Город, падение которого летом 2014 года стало символом катастрофы, снова полностью контролируется правительственными силам. И хотя последнее время основные бои шли только в районе «старого города», плотность огня и уровень потерь оставались запредельными, тем более, что несколько раз боевикам удавалось перенести боевые действия в те кварталы, которые официально уже давно перешли под юрисдикцию армии.
Теперь на всех картах Мосул официально закрашен в однотонный цвет. Праздновать взятие города начали еще 8 июля, а на следующий день, в воскресенье, в Мосул даже прибыл главнокомандующий иракскими Вооруженными Силами премьер Хейдар аль-Абади, объявивший об окончательной победе в пределах всей аггломерации.
Вопрос только в том, можно ли считать это победой. Город лежит в руинах, и на восстановление даже самой базовой и примитивной инфраструктуры по самым скромным оценкам уйдет не меньше $1 млрд., что в условиях коррумпированности иракского государства можно смело умножать, как минимум, на три. Тем более, что не совсем понятно, насколько Багдад вообще заинтересован в реконструкции суннитского города, жители которого встречали исламистов с распростертыми объятиями.
Учитывая потери, как военные, так и гражданские, положительным образом взятие Мосула можно оценивать под одним углом — как основание для отчета аль-Абади перед спонсорами. Ведь, в конечном счете, ему всё-таки удалось вернуть город, утраченный администрацией Нури аль-Малики. При этом говорить о каком-то стратегическом успехе просто-напросто невозможно.
А вот Исламское Государство (орг. запрещена в РФ – ред), напротив, потерпев поражение, сумело превратить его именно в долгосрочную стратегическую победу. Осознавая невозможность удержания города, лидеры группировки бросили все медиа-ресурсы на формирование героического образа обороняющихся боевиков, которых пытались изобразить в образе «трёхсот спартанцев», в одиночку истребляющих орды «рафидитов и крестоносцев».
И надо сказать, эта пропаганда работает. В 2014 году иракская армия с позором бежала из Мосула и на то, чтобы его вернуть, под завязку завалив трупами, потребовалось три года. Можно сколько угодно рапортовать об освобождении города, но слово «разгром» никуда не делось, и оно по-прежнему ассоциируется именно с Багдадом. Исламисты, взяв Мосул умением, а не числом, удерживали его лишь с одной целью — нанести армии максимальный ущерб, провоцируя её на ответную жестокость.
Несмотря на сдачу города, террористы, с одной стороны, сумели сохранить репутацию высококлассных (пусть и абсолютно отмороженных) профессионалов, а с другой, подготовили для своих сторонников достаточный объём роликов и фотографий, демонстрирующих, во что превратился Мосул в результате «освобождения». Для исламистов эти кадры имеют огромную ценность, куда большую, чем те жизни, которые стали для них питательной средой.
И последний момент. Три года — огромный срок, если он пришелся на момент взросления, на период трансформации личности. Этого промежутка достаточно для того, чтобы искалечить психику на всю жизнь, заложив в неё то, что будет находить выход в течение многих десятилетий. И это страшнее всего. Город можно отстроить, но отравленное поколение уже не вернуть. Поэтому в одном можно быть уверенным на все сто процентов. Недостатка в рекрутах у ИГИЛ (орг.запрещена в РФ – ред.) теперь не будет никогда.
Николай Севостьянов, Сеголня.Ру