Открывшееся после встречи Путин — Трамп чистое небо (от термина “голубое” воздержусь) заволокли тяжёлые тучи.
В сухом остатке — российская военная политика в забытом Богом уголке Сирии. Остальное — всё так же плохо и ещё хуже. В киберсотрудничестве Трамп мгновенно разочаровался. За наши крылатые ракеты американские санкции более чем реальны. Даже такой пустяк, как дипломатическая собственность и дипломатические квоты, не восстановлен — нам придётся отвечать, хотя была надежда, что после Обамы всё возвратится.
“Ничего конкретного, всё пустое, одни жесты”. Таких комментариев по итогам саммита в Гамбурге больше и больше. А это значит лишь одно: суть произошедшего не понята.
Контакт Путина “до 20-ки” и “на 20-ке”, и прежде всего переговоры “на полях” с Трампом, Меркель и Макроном, ознаменовали разрыв Запада с трендом, заданным некогда президентом Обамой. Изоляция российского лидера не воспринимается больше как эффективный инструмент в отношениях с нашей страной и международных делах вообще. Отсюда следует важный вывод для наших собственных перспектив. Делегитимизация выборов 2018 года со стороны Запада на сегодняшний день не планируется. И ей не поспособствуют ни сирийский, ни украинский факторы.
Превентивные меры, предпринятые российскими правоохранителями на прошлой неделе в отношении активистов Алексея Навального, остались без сколько-нибудь серьёзного отзвука на Западе. Таким образом, вопреки расхожим представлениям, единственный реальный ресурс у самой креативной части антипутинской оппозиции утрачен, а значит, померкла и перспектива российского варианта Майдана.
Это связано не только с качеством этой разновидности оппозиции — российский популизм никогда не встретит понимания в США и в Европе. Дело в глобальном деидеологизационном сдвиге в западной политической элите. У администрации Обамы в отношении к мировым делам было слишком много идейных предпочтений. Демократическая партия США вообще представляет ту сторону американской души, которая сосредоточена на ценностях очень переменчивых. Республиканцы, напротив, начиная с президента Эйзенхауэра, прагматичны. Вместо приверженности к ценностям они ждут от партнёров по международному общению предсказуемости.
После “экспорта демократии”, инициированного Обамой, эти ожидания только усилились.
Предпочтения, основанные на предсказуемости, не ведут к дружбе и добросердечию. В конце концов, наиболее предсказуемой эпохой международных отношений была эпоха холодной войны.
Да, тогда происходили и горячие, кровопролитные столкновения. Но имелись и рычаги, с помощью которых удавалось их сдерживать и прекращать. И достигалось главное: колыбель мировых войн — Европа была законтролирована до такой степени, что здесь вплоть до 90-х не вспыхивали конфликты, чреватые глобальными угрозами. Как только холодная война завершилась, благолепие рухнуло.
США и Запад перешли к поиску партнёров в новой холодной войне, чтобы после идеологических экспериментов Обамы стабилизировать международную ситуацию. Естественно, Россия в том виде, в котором она вышла из крупнейшей геополитической катастрофы 20-го века, с утратой исторической территории и исторического статуса, не может претендовать на ту роль, которую играл Советский Союз. Но мир изменился, и контрпартнёрам Запада может выступать и Китай с амбициозным лидером нового формата, и находящаяся с ним в связке группа стран, заинтересованных в стабильном развитии. В любой конфигурации этой связки опыт Путина как международного политика перевешивает все дефекты сегодняшнего реального состояния России как международного игрока. Именно он получил признание в Гамбурге.
Владимир Кулистиков, LIFE