Пообщавшись с Эммануэлем Макроном 14 июля, в День взятия Бастилии, его американский коллега Дональд Трамп высказал уверенность в том, что его визави будет «потрясающим президентом Франции». Правота Трампа подтвердилась немедленно.
Социологический опрос показал, что за последний месяц поддержка Макрона снизилась на 10% (а у назначенного им главы правительства Филиппа Эдуара — на 8%). Такое падение выходит далеко за рамки статистической погрешности.
Причем не прошло и трех месяцев с вечера 7 мая, когда Макрон, победивший на выборах президента, купался в лучах славы и обожания у стен Лувра, и всего лишь месяц с небольшим с 18 июня, когда по итогам второго тура выборов в Национальное собрание партия Макрона получила абсолютное большинство — 350 мандатов из 577. По нынешним западным меркам, 60% — это очень хорошо, в иных странах об этом могут только мечтать. И вот на фоне еще вчерашних убедительных побед — такой реприманд неожиданный.
Казус вдвойне примечателен, если учесть, что никаких губительных для рейтинга главы государства форс-мажорных обстоятельств (экономический кризис, мегатеррористический акт, военная катастрофа, etc.) не имело места.
Внешне все было достаточно спокойно.
Когда говорят о непосредственном спусковом крючке такого рейтингового обвала, обыкновенно указывают на демарш начальника Генштаба французской армии генерала Пьера де Вилье (теперь уже бывшего начальника), который, узнав о планах правительства сократить военные ассигнования на 850 миллионов евро (плюс аналогичные сокращения расходов на полицию), заявил, что армия уже «все отдала» и что ситуация становится «нестерпимой». «Я не дам себя так «поиметь», — заключил генерал.
С одной стороны, прав был генерал де Вилье. Макрон с первых дней своей инвеституры стал делать жесты, направленные на восстановление величия Франции, в том числе и величия военного. Вплоть до того, что спускался на веревке с вертолета на борт подводного ракетоносца и производил ракетный залп. Разом ездить по частям и кораблям и резать военный бюджет несколько противоречиво. Резать бюджет МВД, когда полиция сбивается с ног в борьбе с вполне реальной террористической опасностью, противоречиво не менее.
С другой стороны, прав и Макрон. После такого заявления генерала, сделанного с военной прямотой — давно, очень давно во Франции не случалось ничего подобного, — у него не было другого выхода, кроме как отрешить де Вилье.
Тут уж вопрос стоял, кто кого «поимеет». Если армия и полиция утрачивают инстинкт повиновения (а было уже около того) — это последний звонок для главы государства.
Другой вопрос: почему это случилось уже на третьем месяце инвеституры Макрона?
Тут нужно учесть, что пришедший к власти на волне всяческих надежд — и на фоне кризиса всей прежней политической системы, — Макрон в практическом смысле действительно не сделал ничего ужасного. Все обстояло гораздо хуже: он вообще ничего не делал, продолжая произносить эффектные речи в помпезных декорациях, как будто избирательная кампания 2017 года не окончилась 7 мая, а будет длиться вечно.
Продукт продвинутых политтехнологий делал то, что он единственно умеет.
Возможно, к мысли, что так вполне годится, привела его собственная история успеха. Молодой человек, взявшийся из безвестности, сумел обнулить политическую верхушку Пятой республики и получить власть над страной — власть, которая показалась ему неограниченной. Отсюда и планы упромыслить Национальное собрание, и тронная речь в Версале, и вообще сильное осознание собственного величия.
Здесь не учитывалось одно важное обстоятельство. Действительно, соединенными усилиями политических структур, ведущих медиа, НКО, так называемого deep state можно достичь если не абсолютно всего, то весьма многого.
В крайне грубой форме это весьма давно сформулировал галломан В. В. Познер: «Если все время показывать по ящику лошадиную задницу, то ее рейтинги начнут зашкаливать».
Но ни В. В. Познер, ни кто-либо еще не указывали, что возведенный на пьедестал славы конский круп будет делать далее. Политтехнология умеет много гитик, но ее умение все же ограничивается искусством посадить на трон желательную фигуру. А что будет эта фигура дальше делать на троне — это уже вопрос к ней самой. Иная фигура осваивается и более или менее научается искусству правления: не боги горшки обжигают, иная — нет, это уже как получится.
Судя по тому, что показывает социологический зондаж во Франции, пока что процесс обучения идет с большим скрипом, если вообще идет.