Трамп встает перед выбором из равно неприемлемых вариантов
Америка полным ходом идет к гражданской войне. Полномасштабный вооруженный конфликт среди мирного населения США, еще год назад бывший достоянием плохой фантастики, теперь является одним из наиболее вероятных вариантов развития событий. Напряжение между двумя сторонами конфликта, копившееся годами, на этой неделе как никогда приблизилось к точке кипения. Или взрыва.
И всё же то, о чем сейчас трезвонят американские СМИ — митинг неонацистов в Шарлотсвилле, столкновение митингующих с вышедшими протестовать «либералами», врезавшийся в толпу автомобиль и трагическая смерть Хизер Хейер, — всё это лишь верхушка айсберга, лишь повод для нового обострения, но далеко не причина самого конфликта.
Победа Дональда Трампа в президентской гонке ознаменовала глубокий кризис в отношениях власти с народом. В стране с развитой и искренне почитаемой политической культурой, со сформированными политическим классом, с полностью политизированной элитой, в стране где годами выбирали президентов, заведомо не способных изменить систему, в стране ложного противоборства номинально противопоставленных политических сил вдруг президентом становится человек, демонстрирующий полное пренебрежение к политической культуре, ненавидящий политический класс и ненавидимый политизированной элитой, человек, прямо заявляющий, что будет курочить систему, как ему вздумается, человек, практически независимый от каких бы то ни было политических сил.
В своей предвыборной кампании Трамп прибег к мощному, давно зарекомендовавшему себя средству — реваншизму. Его главный лозунг «сделаем Америку снова великой». И хотя извне США любой реваншизм в стране-гегемоне может показаться лицемерным и пустым политическим трюком, для многих американских граждан возвращение в золотой век американской империи — далеко не пустой звук.
С развалом СССР американская элита избавилась не только от конкурента в борьбе за мировое господство, она избавилась также и от необходимости постоянно сохранять высокий уровень поддержки и оптимизма населения и для этого повышать уровень жизни своих граждан, от необходимости постоянно готовиться к войне и насильно держать промышленность на своей территории, все больше раздувая военный бюджет.
В момент, когда США стали мировым гегемоном, элита этой страны тоже стала глобальной. Американский народ был выброшен как ненужный балласт, не дающий элите подняться к высотам баснословного богатства. В отсутствие внешней относительно государства и общества цели, построенное на идеалах капитализма американское общество наконец-то смогло вернуться к тому, для чего оно предназначено — обогащению немногих за счет обнищания большинства.
И вот, спустя 25 лет, заброшенные заводы, вымирающие деревни, разрушающиеся дороги и мосты стали привычными пейзажами не только для постсоветских республик, но и для «победивших» Штатов. Благополучные и толерантные американские горожане рады приветствовать «сирых и убогих» беженцев из любых стран, но на дух не переносят своих соотечественников из деревни, презирая их за бедность, необразованность и смешной акцент. Неудивительно, что недовольство «низов», которое пытались сдерживать в период холодной войны, нарастает. Удивительно то, что его хватило, чтобы поселить Дональда Трампа в Белом доме. Чемпионом угнетенных стал яркий представитель угнетателей.
Итак, Трамп обещал реванш, и это принесло ему победу. Теперь он медленно, с огромным скрипом проводит вполне последовательную политику формирования и защиты национальных интересов США. Американская элита, претендующая на глобальность, чувствует, что ее пытаются запереть в тесных рамках одной страны, и сопротивляется изо всех сил. Те же, кто голосовал за Трампа, тоже радикализируются, видя, как желанные реформы разбиваются о преграды, выстроенные сторонниками мирового беспорядка. Жители мегаполисов, уверенные в своем принципиальном превосходстве в интеллекте, креативности и толерантности, готовые оказывать помощь лишь свысока, оказались противопоставлены провинциалам, считающим, что для исключительности, как раньше, достаточно лишь американского гражданства. Те и другие постоянно встречаются лицом к лицу. На улицах.
С самого дня инаугурации 45-го президента США в центре внимания всё время оказываются различные митинги и уличные акции. Американские политтехнологи давно выучили урок, который в Москве проходили зимой 2011−2012, и знают, что нельзя допустить, чтобы в объективе ТВ была только одна толпа. Поэтому почти всегда акции сторонников Трампа проходят синхронно с митингами противников, и наоборот. «Женский марш», «День науки», теперь Шарлотсвилль и Бостон…
Раз за разом на стороне реваншистов в одном «строю» оказывается вся палитра правой половины политического спектра: от умеренных патриотических консерваторов, через так называемых альтернативно-правых и далее — к сторонникам превосходства «белой расы», Ку-клукс-клана и откровенных неонацистов. По другую сторону полицейского кордона также оказывается очень широкая коалиция американских условных «левых». Здесь и простые либерально настроенные горожане, и в основном мирные, но часто фанатичные агитаторы ЛГБТ-сообщества, и феминистки, и защитники природы, и так называемые антифа, выступающие в качестве радикального боевого звена.
Два «фронта» разгневанных граждан готовы выйти на улицы по любому поводу. Над одной толпой развеваются флаги Соединенных Штатов и Конфедерации, над другой — радужные знамена, розовые шапочки и милые сердечки. Под полой и у тех, и у других наготове кастеты, бейсбольные биты и «коктейли Молотова». За полгода президентства Трампа гражданские столкновения успели стать новой нормой. Но Шарлотсвилль, с первым летальным исходом и первым применением методов террористов, ознаменовал новый этап ожесточения борьбы. Фанатик-нацист, с разгона врезавшийся на машине в толпу и убивший безобидную активистку, вряд ли мог вполне представить себе последствия своего поступка в отношении судьбы всей страны. А последствия огромны.
С самого начала гражданских столкновений каждая сторона пыталась через СМИ демонизировать своих оппонентов, приравняв каждого участника митинга к члену наиболее радикальных групп. «Либералы» клеймили всех реваншистов неонацистами, консерваторы пытались распространить на всех «левых» образ зверствующих «антифа». Несмотря на явную предвзятость американской прессы, в отсутствие вопиющих примеров зверств и ужасов эта политическая манипуляция массовым сознанием удавалась плохо. Теперь же, когда пример появился, вся мощь «либеральной» медиамашины обрушилась на головы сторонников президента. За неделю, минувшую после событий в Шарлотсвилле, в десятках ток-шоу, сотнях статей и тысячах блогов американская элита объясняла народу, что если они за Трампа — то они фашисты, что если им нравятся памятники конфедератам — то нравится и давить девушек машинами… Сама покойная Хизер Хейер была вознесена почти до статуса святости, а душещипательные слова ее матери и отца посчитало своим долгом растиражировать каждое крупное СМИ. Из преступления корчили национальную трагедию. Куда уж тут тягаться гибели 10 моряков при столкновении эсминца с гражданским кораблем, или, тем более, ужасающей статистике американского бытового насилия…
Эффект истерии уже налицо. Памятники историческим деятелям — южанам сыпятся, как перезревшие яблоки, а на запланированный в Бостоне митинг правых вышла всего пара сотен человек, которых пришлось защищать от тысяч «контрпротестующих», вышедших покрасоваться на камеры и по возможности подраться с реваншистами. Противники Трампа могут праздновать победу: они загнали джина обратно в бутылку. Или нет?
Думается, что нет. Теперь, когда реваншисты глубоко пристыжены, когда из каждого телевизора им говорят, что их и не должно быть вовсе, а их взгляды преступны, они, как это всегда бывает при нарастании давления, еще больше радикализируются, и в следующем столкновении одним погибшим может уже не обойтись. Пытаясь получить политическое преимущество, либеральные СМИ усиливают нажим, но этим они только подталкивают умеренных в сторону радикалов, а не наоборот.
Что же сам Трамп? Он оказался на перепутье и минувшая неделя показала, что решения проблемы у него пока нет. Сразу после Шарлотсвилля он подвергся жесткой критике прессы за то, что в своем обращении к нации не выразился однозначно против нацистов и расистов, а ограничился общими словами про вред ненависти как таковой. На следующий день он выступил снова, и, как от него и требовали, долго расписывал, какие негодяи-неонацисты и прочие сторонники превосходства белой расы, и как им нет места в снова великой Америке. Либеральную истерию в СМИ это не остановило, они принялись еще хлеще ругать президента за то, что он отреагировал не так быстро, как им бы хотелось. Поняв, что понравиться демократической прессе шансов у него нет, президент выступил в третий раз еще день спустя. Последнее выступление больше всех носило отпечаток специфического стиля Трампа и, видимо, в наибольшей степени соответствовало его реальной позиции. Хозяин Белого дома сказал, что с его точки зрения в случившемся виноваты представители обеих сторон конфликта, что и там, и там были вооруженные люди, настроенные на насилие.
Такое вполне соответствующее действительности и здравому смыслу заявление вызвало целую бурю негодования в СМИ и в политической элите, что стало приятным для демократов дополнением к уже развернутой информационной атаке.
Своей неуклюжей реакцией на трагедию в события в Шарлоствилле и последовавшие информационные провокации, Трамп показал, что решения проблемы у него нет. Президент вынужден балансировать на тонкой грани, одновременно поддерживая и ободряя своих сторонников, и в то же время не давая их недовольству перерасти в полномасштабную гражданскую войну. С одной стороны, в случае победы в гражданской войне Трамп мог бы стать полновластным диктатором и позволить себе провести любые реформы, с другой стороны, сама война стала бы для США беспрецедентным кризисом, ставящим крест на выполнении Трампом его исторической задачи: победе над Китаем в новой холодной войне.
О том, что такая задача в Белом доме сформулирована и не нуждается в разъяснении, теперь даже не приходится догадываться по текстам книг и старых выступлений Трампа, об этом на неделе рассказал его главный стратег Стив Бэннон.
В интервью журналу The American Prospect Бэннон завил, что США и Китай находятся в состоянии экономической войны, из которой только один выйдет победителем.
«Один из нас будет гегемоном следующие 25−30 лет, и это будут они, если мы не пойдем по этому пути», — сказал он. «Экономическая война с Китаем — это всё, и мы должны быть маниакально сфокусированы на этом».
После выхода этого интервью официальный Пекин заявил о своем несогласии с позицией высокопоставленного американского чиновника и объявил американо-китайское сотрудничество взаимовыгодным, а экономическую войну — вредной идеей. Вскоре Бэннон был вынужден уйти в отставку и покинуть Белый дом. Причиной увольнения стало не только то, что он нарушил все возможные правила, раскрыв ключевое направление политики новой администрации, но и то, что Бэннон, отвечавший во время предвыборной кампании Трапма за поддержку ультраконсерваторов, не смог выработать разумного и изящного решения проблемы Шарлотсвилля.
Трамп лишился еще одного члена своей изначальной команды и оказался в глубоком кризисе стратегического планирования, где всякий решительный ход заблокирован препятствиями с неприемлемым ущербом. Сделать Америку снова великой не получится, не победив Китай. Победить Китай невозможно, если не консолидировать и не мобилизовать всё общество. Мобилизовать общество можно только под знаменем общей идеи, а этого, похоже не сделать без гражданской войны. А за время гражданской войны США наверняка растеряют изрядную долю своего величия. Вот такой вот замкнутый круг. Есть ли из него приемлемый для Трампа выход — неясно.