Выступая на пресс-конференции по итогам саммита БРИКС, президент России Владимир Путин заявил, что поставки американского оружия не только помешают развитию мирного процесса, но и могут спровоцировать ответные действия ДНР и ЛНР.
Как, в частности, заявил Путин, «республики могут направить имеющееся у них оружие в другие зоны конфликта, которые чувствительны для тех, кто создает проблемы для них».
Как лично я могу трактовать это заявление, речь тут, похоже, идет о возможности выхода конфликта за пределы нынешней зоны АТО – и, вероятно, в форме диверсионно-партизанской войны.
Фактически «цена вопроса» для Украины озвучена. Давайте теперь прикинем, насколько расширение конфликта станет для Украины адекватной ценой за возможность получить вожделенное американское оружие.
А чтобы понять это, начнем с того, в каком вообще вооружении реально нуждаются ВСУ и чем действительно способны помочь американцы.
Несмотря на явно неадекватное официальное название «антитеррористическая операция», нет сомнений, что на Украине, хотя и в несколько замороженной стадии, продолжается полноценная война с применением всех видов вооружений.
И главную роль в этом конфликте во время фаз полномасштабной войны играло, конечно же, тяжелое вооружение. Рассмотрим состояние дел с таким оружием на примере танков.
Украинская армия вступала в войну на технике, средний возраст которой перевалил за 40 лет. Причем на вооружении страны осталось только то, что, несмотря на все коммерческие усилия, оказалось невостребованным на внешних рынках. То, что пользовалось спросом, давно покинуло территорию страны.
К примеру, только Ющенко и Янукович за время своего президентства смогли продать преимущественно в Африку 800–900 машин Т-72. На киевском и львовском танкоремонтных заводах танки выводились из консервации и отправлялись в горячие точки черного континента.
Тем самым ВСУ лишили большей части запасов этих машин – из 1300 танков, доставшихся от СССР, на данный момент на территории Украины остается около 300 единиц, преимущественно ранних выпусков. Непосредственно в частях находится лишь половина из них, остальные при должных затратах теоретически могут быть восстановлены. Можно сказать, что ВСУ повезло с тем, что их основная боевая машина – это танк Т-64, который в советское время на экспорт не поставлялся, а потому ко временам независимости не имел своей доли на международном рынке.
Вытеснить же с рынка Т-72, прямым конкурентом которого и является Т-64, как показала практика, шансов не было. Хотя Украина и пыталась, создав и активно продвигая пакет модернизации для этого танка.
После глубокой переделки танк получил название «Булат» и неоднократно участвовал в оружейных выставках. Несмотря на почти пятнадцатилетние попытки его продать, до войны до уровня «Булата» было модернизировано менее сотни танков.
Большая часть «Булатов» поступила на вооружение 1-й танковой бригады ВСУ, которая понесла большие потери во время попыток окружения Луганска в июле – августе 2014 года, тогда же несколько танков были захвачены ополчением.
Поскольку данное экспортное предложение Украины не вызвало интереса, к началу войны ВСУ могли рассчитывать на валовый объем танков примерно в две тысячи Т-64.
Валовый, потому что сколько боеготовых машин можно поднять из этого объема в 2014 году, сказать, пожалуй, не мог никто.
Но так или иначе эта масса, а также остатки Т-72, пока позволяет поддерживать численность боеготовых танков в частях ВСУ в 500–600 штук. Еще примерно 300–400 штук, вероятно, подлежат восстановлению и, скорее всего, будут восстановлены в течение следующих двух–трех лет.
И хотя на этом внутренние резервы будут исчерпаны, этого количества вполне достаточно для продолжения конфликта нынешней интенсивности (а боевые потери сейчас составляют не более одной–двух единиц в месяц) еще несколько лет. Хотя, конечно, техническое состояние машин в ходе эксплуатации будет ухудшаться.
Таким образом, ни о каком рывке в наращивании вооружений для реализации некоего блицкрига по типу ставшего уже пресловутым «хорватского сценария» речи быть не может.
Однако не может быть и речи о том, что США в обозримом будущем смогли бы усилить украинскую армию сотнями танков.
Поставки такого масштаба потребовали бы нескольких лет и полного пересмотра всей «украинской танковой культуры», целиком и полностью построенной на советских машинах.
Даже для США это был бы проект государственного масштаба, что, конечно, вызвало бы в том числе финансовые и политические препятствия при его реализации.
Так что всем желающим проехаться на американском «Абрамсе» по Тверской придется подыскать себе какой-нибудь другой транспорт.
Стоит сразу сказать, что при всех проблемах украинский танковый парк является лучшим звеном в цепи ВСУ. Ситуация с другими типами тяжелого оружия в основном значительно хуже. Такой важный элемент современной войны, как самоходная артиллерия, находится в плачевном состоянии.
Мало того, что во время неудачных действий 14-го года было потеряно до трети САУ механизированных бригад (как, например, самоходных гаубиц «Акация»), так к тому же и запасы этих машин на украинских складах сравнительно невелики, а проблема запчастей еще острее, чем с танками.
Из шести артиллерийских бригад лишь две имеют на вооружении самоходную артиллерию, да и та находится там в весьма ограниченном количестве (одна–две батареи САУ «Гиацинт», две батареи МСТА-С, одна–две батареи САУ «Пион»).
Остальная самоходная артиллерия находится в батальонах механизированных бригад, причем ввиду того, что бригады эти размножались клонированием, недостаток техники данного типа привел либо к постоянному некомплекту штатной численности, либо к тому, что батареи пришлось разбавлять 122-мм САУ «Гвоздика», которые были сняты с вооружения еще около 15 лет назад.
Основой же украинской артиллерии являются буксируемые орудия, возможности которых достаточны для нынешней позиционной войны и которые проявят все свои недостатки в случае возобновления маневренных действий.
Как и с танками, ВСУ обладают достаточным количеством вооружений для многолетнего продолжения нынешнего типа войны, но совершенно не имеют предпосылок для резкого качественного и количественного наращивания ударных сил.
И тут так же, как и в случае с танками, США ничем существенным помочь Украине не могут.
Преградой опять же являются советские стандарты и слишком масштабный размах численности армий противостоящих сторон, который не позволяет добиться эффекта точечными поставками орудий, боеприпасов и специалистов.
Еще хуже обстоят дела с авиацией и ракетным вооружением.
Хотя Украина после погрома лета 2014-го несколько поправила дела своих ВВС, они по прежнему не в состоянии оказать хоть какой-либо заметный эффект на ход боевых действий.
Из формально существующих четырех бригад армейской авиации полноценными являются лишь две, остальные же – это небольшие соединения, предназначенные для действий в тылу ВСУ по вывозу раненых или подвозу каких-то наиболее важных грузов.
Учитывая возросшие возможности армий республик в плане ПВО, никаких шансов для реванша остатки советского авиапарка ВСУ не имеют.
Не лучше и с ракетами. Наиболее мощное ракетное вооружение ВСУ – ракеты Точка-У – так же, как и украинская авиация, не оказали должного влияния на ход боевых действий.
Притом что ВСУ совершили около 40 запусков, лишь считанные единицы имели должный эффект, да и то при работе по статичным целям, таким как завод боеприпасов в Донецке.
Так как новейшие из имеющихся ракет произведены в 1989–1990 годах, даже оставшиеся два–три десятка не дают гарантий успешных пусков, и не факт, что все находятся в боевой готовности. Естественно, что и здесь массовое снабжение ВСУ авиацией или тяжелыми ракетами со стороны США представляется еще менее реальным, чем в случае с танками и артиллерией.
Вообще стоит отметить, что сама идея о предоставлении Украине оружия со стороны США или европейских стран носит в первую очередь не военный, а политический характер.
Украинские политики и военные пытались начиная с 2014 года прикрыть грубые просчеты в планировании и осуществлении боевых операций заявлениями о старом изношенном оружии.
При этом упускается из виду, что в начале войны ВСУ имели многократное превосходство в силах и вооружении над противником, который эксплуатирует совершенно аналогичную по типу технику и не имел каких-то особо современных средств борьбы.
К тому же США уже давно и активно поставляют на Украину почти все то, что действительно поставить реально и что могло бы несколько улучшить ситуацию в ВСУ.
Радары контрбатарейной борьбы, всевозможная электроника, датчики движения для охраны периметров, радиостанции (пусть и несколько устаревшие по современным меркам), средства индивидуальной защиты, медицинские препараты и оборудование и многое другое.
По сути, все виды нелетальной помощи уже оказываются на суммы в сотни миллионов долларов (совокупный уровень помощи на сегодня достигает 10–15% всех затрат ВСУ на вооружение и снабжение армии).
Естественно, эта помощь просто не способна как-то переломить ситуацию в пользу ВСУ,
а более действенная, по части тяжелого оружия, как сказано выше, возможна лишь в случае масштабного государственного проекта с многомиллиардными затратами, на реализацию которого понадобится много лет.
Единственное, что действительно могло бы оказаться полезным для ВСУ (хотя и опять же не способно стать решающим фактором), это поставки противотанковых ракетных комплексов, а также крупнокалиберных пулеметов и снайперских винтовок.
Подобное оружие, с которым у ВСУ наблюдается крайний дефицит с самого начала боевых действий, несомненно, привело бы к некоторому росту потерь армий республик, однако все же не смогло бы стать решающим фактором, кардинально влияющим на ход боевых действий.
Так что даже в этом, наиболее реалистичном, случае мы имеем дело не с военным, а сугубо политическим действием, не способным оказать заметного влияния на ход войны, но при этом выводящим конфликт на новый уровень.
Сам факт западной помощи в виде оружия может подстегнуть Украину к более агрессивным действиям, которые перечеркнут то хрупкое и постоянно нарушаемое перемирие, которого удалось добиться в ходе минского процесса.
И вполне возможно, что одним из последствий этого действительно станут более активные действия республик вне зоны АТО.
Как можно судить по ходу событий, на данный момент на подобные действия в республиках существует строгий запрет, а разведывательно-диверсионные выходы ограничиваются ближайшими тылами группировки ВСУ.
Понять, почему дело обстоит именно таким образом, не сложно.
Прежде всего, учитывая в целом мирный характер жизни на большей части территории Украины, подобные действия на международном уровне будут классифицированы как терроризм.
Нынешний статус повстанцев в глазах мирового сообщества может измениться на статус террористов,
что станет большим политическим успехом украинской стороны.
При этом чисто военный эффект от диверсий на военных объектах и коммуникациях ВСУ, подготовленных и осуществленных военнослужащими республик, не может даже в минимальной степени компенсировать негативные внешнеполитические последствия.
ВСУ пользуются для организации логистики гражданскими путями сообщений, а их разрушение, в конце концов, будет иметь негативные политически последствия уже в глазах украинского населения, да и не только украинского.
Заметный эффект могут дать лишь нападения на склады боеприпасов или ремонтные предприятия, но и тут сопряженность с гражданской сферой будет означать и негативные последствия для населения.
Иллюстрацией может служить недавний пожар в Балаклее, который привел к эвакуации целого города. Хотя инцидент и произошел вследствие действий самих украинских военнослужащих, он послужил поводом для обвинений России и республик в терроризме.
Впрочем, это не исключает позитивного военного эффекта при атаках на более отдаленные от гражданских объектов полевые склады боеприпасов и ГСМ. Однако серьезного влияния на ход боевых действий такие диверсии оказать не способны.
Ну и главный фактор, не позволяющий говорить в нынешних условиях о каком-либо масштабном подъеме партизанского движения на территории Украины – идеологический.
Партизанское движение способно существовать лишь в случае простой однозначной цели, как, к примеру, во времена Великой Отечественной
– изгнание оккупантов со своей территории и способствование боевым операциям Красной армии.
В нынешнем конфликте, где в результате очень сложной политической и дипломатической игры цели и идеи оказались весьма размыты, организация такого движения без кардинальной смены целей и риторики просто невозможна.
По сути, партизанам предлагалось бы воевать за выполнение Минских соглашений, итогом которых стало бы сохранение территориальной целостности Украины.
Это очень странная цель для того, чтобы сотни или даже тысячи людей поставили на карту свою жизнь и свободу.
Не говоря уже о том, что отсутствие подобной партизанской подготовки в довоенный период делает эту задачу сейчас крайне сложной и сопряженной с опасностью многочисленных провалов.
Подведем итог.
Во-первых, посильная помощь украинской армии со стороны западных стран оказывается почти с самого начала конфликта, что до сей поры не дало какого-то заметного преимущества ВСУ в войне нынешней интенсивности.
Во-вторых, масштабная помощь вооружениями и боеприпасами представляет настолько глобальную задачу, что даже для такой страны, как США, оказалось бы затратным и длительным по срокам делом при отсутствии каких-либо гарантий успеха в будущем.
То летальное оружие, которое США, возможно, в конце концов, поставят Украине, не даст украинской армии достаточных сил для решительного наступления.
Свой шанс разгромить республики одним ударом ВСУ утратили еще в 2014 году.
С другой стороны, развертывание диверсионной активности на территории Украины силами республик в ответ на поставки летального оружия так же не способно внести перелом в ход боевых действий в Донбассе. Зато оно чревато серьезными издержками. А более массовое партизанское движение требует постановки совершенно иных политических целей.
Таким образом, действия обеих сторон в случае передачи западных вооружений Украине будут иметь ограниченный эффект и не приведут к кардинальной смене ситуации.
Однако президент России совершенно прав в том, что подобные поставки однозначно негативно скажутся на мирном процессе. И хотя здесь тоже не наблюдается серьезных прорывов, но все же размах боевых действий в сравнении с 2014–2015 годами значительно ограничен, что позволило наладить в республиках мирную жизнь и предотвратить гуманитарную катастрофу.
Денис Селезнев, ВЗГЛЯД