Выступление Владимира Путина на Валдайском форуме в Сочи оказалось куда больше посвящено внешнеполитической повестке дня, нежели внутренним вопросам. По сути, оно стало уже третьей — после мюнхенской речи и выступления на Генассамблее ОНН — попыткой России поговорить с Западом начистоту, когда вещи называются своими именами, а намерения и цели декларируются честно и открыто.
При этом выступление оказалось еще более глубоким, нежели предыдущие, — очевидно, потому что нельзя было обойти вниманием вопрос, почему предыдущие попытки оказались неуслышанными, во всяком случае, на уровне практической политики.
Действительно, затронутая президентом проблема разных политических языков России и Запада, когда одни и те же действия и жесты прочитываются очень по-разному, довольно старая и чувствительная. Достаточно вспомнить «новое мышление» Михаила Горбачева: то, что в СССР звучало как добрая воля, которая должна была породить аналогичный шаг вперед и другой стороны, Западом было прочитано не как великодушие, а как слабость и готовность делать уступки.
Затронутая Владимиром Путиным проблема, впрочем, вовсе не ситуативна, а сводится к разнице культур: действительно, в рамках протестантской культуры единственно значимым мерилом является ресурс, который можно посчитать и измерить. Что-либо чего-то стоит, если за это платят. Если не платят — оно ничего не стоит. И если вы что-то получили даром, это тоже означает, что это, может, не стоит ничего.
Этот подход, экстраполированный США на международные отношения и мировую политику привел к разрушительным последствиям. Произвольная интерпретация ряда ключевых договоров по разоружению, в частности того же уранового договора, когда это касается себя, с одновременно жестким и неукоснительным контролем его исполнения другой стороной нанесла критичный урон доверию между США и Россией. Убежденность в том, что с распадом СССР мир навсегда стал однополярным, позволила легко пересматривать международное право в соответствии с сиюминутной необходимостью, в силу чего суверенитет превратился в пустой звук, а перекраивание карт с момента легитимации отделения Косово стало приемлемой нормой. Демократия превратилась в предмет экспорта — но, по сути, не более чем в прикрытие продвижения внешних интересов тех или иных корпораций.
Впрочем, любая медаль имеет оборотную сторону, и рано или поздно с этим приходится столкнуться. Международное право не знает «событий, не создающих прецедента», и раз принятое решение становится нормой. Происходящая сегодня попытка отделения Каталонии от Испании является лишь логичным следствием открытого в Гааге прецедентом с Косово ящика Пандоры, и явно не последним, за который придется заплатить легитимировавшей его Европе.
Сегодня же ситуация стала еще хуже. Едва ли не впервые в истории американо-российских отношений образ России в США, да и на Западе в целом не зависит от действий самой России. Возникший в течение последнего времени в США «культ российских хакеров» имеет внутриамериканские причины и логику развития. Так, проигравшей выборы Клинтон необходимо доказывать и своим донорам, и своему избирателю, что она стала жертвой внешних обстоятельств непреодолимой силы. Но эта тема нужна уже не только ей, но и демократической партии в целом — отстаивание этой идеи снижает легитимность Трампа, связывает его по рукам, а значит, повышает шансы возврата демократов к власти. Хуже того, превращение образа России в образ могущественного врага выгодно в Штатах слишком многим политикам и вне зависимости от партийного лагеря: как известно, внешняя угроза является самым убедительным поводом для конгресса выделить ассигнования на решение проблемы, и чем угроза убедительнее, тем вернее будет профинансирована борьба с ней.
Синтез этих двух соображений — убежденности в слабости России и борьбы за выделяемые конгрессом деньги — вполне может, подобно неконтролируемому ядерному синтезу, привести к самым фатальным последствиям для всей мировой системы. Собственно, предостережение по этому поводу и стало главным посланием в сочинском выступлении Владимира Путина. «Хаос не может быть контролируемым», хотя многим и может казаться, что они сохраняют контроль. Тем не менее конечные результаты говорят сами за себя — а это и судьба Афганистана, чей экс-президент Хамид Карзай присутствовал на сцене вместе с Путиным, и Ирака, и Ближнего Востока в целом, еще далеко не оправившегося от последствий «арабской весны».
Россия, сделав выводы из печального опыта 1990-х, исходит из позиций жесткого реализма. С одной стороны, это поддержка того порядка, который основан на справедливом балансе суммы национальных интересов задействованных в том либо ином «узле» стран. С другой — это способность эти интересы отстаивать. С третьей — это международно-правовая легитимность предпринимаемых в итоге действий. В войне в Сирии Россия, действуя на основании запроса легитимной власти, наглядным образом продемонстрировала приверженность всем трем подходам — и это, судя по всему, вполне сработало.
Эти же подходы будут экстраполироваться Россией и на всю остальную внешнеполитическую проблематику — от договора по РСМД, из которого США могут выйти, на что Россия «готова дать мгновенный ответ», до поиска путей урегулирования северокорейской проблемы.
Будет ли услышан месседж о необходимости адекватного восприятия друг друга в США? Скорее всего — да, но, учитывая специфику сегодняшних раскладов и факт возникновения новой «хакерской религии», отрицание которой уже не может позволить себе намеренный оставаться в мейнстриме американский политик, вовсе не факт, что это приведет к реальным изменениям на американо-российском направлении. Но Китай, новый восходящий глобальный полюс, вполне услышал. И, судя по тому, что на сцене вместе с Путиным был и китайский миллиардер Джек Ма, предложенный Путиным политический реализм Пекин вполне устраивает.
Кирилл Коктыш, газета «Известия»