Пусть Пучдемон не тянет на роль исторической личности. Однако не Рахою его судить. Но в любом случае именно эти двое оставят свои имена в анналах противостояния.
Два поезда несутся навстречу друг другу. Остановка возможна лишь в одном случае. И это не тормоза. Лобовое столкновение. Именно так теперь все вокруг понимают внутреннее дело Испании под названием «независимость Каталонии». И там, и тут – как от тормозов, отказались от автономии. Только Барселона выкинула колодки с концами, а Мадрид – с явным расчетом на то, что его габариты позволят ему смять сепаратизм в лепешку.
Это уже совсем не бой быков. Хотя и казалось, что эта метафора больше подходит Пиренеям. Но только на первых порах. А когда они пошли друг на друга на всех парах, аналогия оказалась слишком слабой для характеристики упрямства, неуступчивости и, что самое прискорбное, возможных последствий. Потому что быки идут на таран индивидуально, каждый сам за себя. А машинисты тянут за собой пассажирский состав. И, если понимая это, все равно не сбавляют обороты, то не быки они вовсе, а бараны.
И не важно, что у Испании огромное преимущество. На ее стороне не то что международное сообщество со всеми его законами, но и половина Каталонии. Лучшая половина, как называют ее в Мадриде. Но он ведь и ее наказывает, когда лишает свободы весь регион. Наверно, досрочные выборы для мятежной территории – это вариант. Если бы распоряжение о них не пришло из центра, его, вероятно, приняли бы сразу. Известно же, что, если по принуждению, то и вода становится горькой.
И пусть Пучдемон не тянет на роль исторической личности. Суета, неуверенность и, в конце концов, неизбежность. Однако и не Рахою его судить. Сам – премьер меньшинства. Но именно эти двое, как Челубей и Пересвет, оставят свои имена в анналах этого противостояния. Хотя, в отличие от прототипов, они так ни разу и не сошлись с глазу на глаз. Быть может, этого бы хватило, чтобы замять конфликт.
Каталония объявляет независимость в среднем раз в столетие. Начала с так называемой «войны жнецов» в XVII веке. XVIII, правда, вхолостую прошел. Но в XIX, во время Первой испанской республики – было. А в тридцатые годы XX – так и вовсе дважды. Но еще никогда речь не шла о полном суверенитете. А когда осенью 1934 это сделал глава женералитета Луис Компанис, каталонская государственность пала спустя сутки. Так что, если считать с 27 октября и учитывать то, что Пучдемон по-прежнему на свободе и от своих слов не отказался, то нынешняя версия отделения уже достигла своего исторического максимума. У них были эти три счастливых дня.
Другой вопрос, кто это будет считать, если даже в самой Каталонии с Пучдемоном далеко не все считаются. И парламент ее сегодня признал решение Мадрида о роспуске, что равносильно капитуляции. Может быть, заинтересуется Книга рекордов Гиннесса. В ней же учитываются в том числе и сомнительные достижения. Впрочем, даже тот, кто в реальном спорте берет прежде немыслимую высоту, все равно в итоге опускается на маты. Маты уже сложили. Осталось только опустить.