«9 ноября, в День украинской письменности и языка, когда Украинская Православная Церковь чтит агиографа и составителя Повести прошлых лет преподобного Нестора Летописца, в Свято-Андреевском кафедральном соборе г. Запорожья иерей Николай Сукач прочитал на молебне отрывок из Пересопницкого Евангелия, которое является уникальной памяткой употребления украинской разговорной лексики XVI в.», – отрапортовала Запорожская епархия. И в этом сообщении прекрасно всё, чем обрела известность данная епархия со времен поставления на неё митрополита Луки Коваленко.
В прошлом году он, напомним, предложил провести границу со «страной агрессором» и на небесах, отделив «украинских» святых от российских (несмотря на то, что большинство первых прославились в Великороссии, а о своём «украинском происхождении» даже не подозревали). Впрочем, в опалу у украинизатора небесного сонма попал даже каппадокийский великомученик Георгий Победоносец. Это выяснилось 9 мая того же 2016 года, когда за ношение ленты св. Георгия на День Победы был отправлен под запрет один из священников Запорожской епархии.
Ещё раньше, в 2013 году, митр. Лука попытался внести свой посильный вклад и в разрушение устроенных Богом цивилизационных границ – когда, не стесняясь своего священнического сана, открыто агитировал за ассоциацию Украины с ЕС. Поэтому уже тогда не шокировали изображения иуд Мазепы и Орлика на стенах храмов Запорожской епархии.
Как и сейчас не удивляют службы за подобного рода героев Украины, зачищающих «зону АТО» от «убийц».
И вот новая инициатива митрополита Луки (судя по тому, что осуществлена она была в кафедральном соборе стольного града епархии).
Начнём с самого празднования Церковью государственного праздника государственного же языка. Да, официально привязан он дэржавными мужами ко дню памяти Нестора Летописца (очевидно, первого «украинского письменника»). Но в силу природного скудоумия упомянутых мужей, им явно неведомо, что писал преподобный на языке старославянском, максимально приближенном к церковнославянскому! То есть, труды Нестора принадлежат к той самой славянской письменности, день которой отмечается 24 мая – на церковный праздник равноапостольных Кирилла и Мефодия. Отмечается всеми православными славянскими странами, как День родного языка. Понятно, что для Украины, как заведомо антиправославного государства, это день инородного языка. Поэтому данное государство и отстраняется от общеправославного празднования, внося в официальный календарь государственных праздников День украинской письменности и мовы. Мовы, которая собственно и является плодом механической замены слов из языка-преемника церковнославянского на слова из лексикона католиков поляков и австрийцев.
Не потому ли так нелепо звучит в переводе на «соловьиную» название «Повести временных лет» («Повість минулих літ»)? Тогда как у «времяньных» в старославянском языке по меньшей мере пять значений.
Но в любом случае радетелям даже об украинской письменности не мешало бы знать, что название любого произведения обозначается кавычками. Как и то, что т.н. Пересопницкое Евангелие – не памятка «разговорной лексики», а всё же памятник.
И, наконец, о главном, чего не ведают ретивые украинизаторы Православия из Запорожской епархии – какой именно лексики это «памятка».
В послесловии к Пересопницкому Евангелию один из авторов перевода Санок Михайло Василиевич недвусмысленно сообщает: «… Книгы четырехь євангелистовь выложеныи изь языка болгарского на мову русскую».
Под «языком болгарским» Михайло (сын протопопа Василия из лемковского городка Сянока) понимает язык церковнославянский, который сегодня ошибочно называют старославянским или староболгарском (болгары не разговаривали нем, просто церковнославянский был принесен на Русь учениками Кирилла и Мефодия непосредственно из Болгарии). Это язык, на котором и сегодня читается Священное Писание во время православного богослужения – в какой бы из славянских стран оно не происходило.
Но как памяткой «украинской народной лексики» стало произведение, «выложенное на мову русскую»[1] русинским писцом на средства русской же русской княгини Настасии Жеславской в Персопнице – давней резиденции русских князей, начиная с Андрея Боголюбского (того самого «первого клятого москаля»)?!
Это не единственный вопрос к митрополиту Луке.
Если бы он удосужился прочесть хотя бы послесловие к «памятке», то прочувствовал бы извинение того же Михайлы Василиевича перед читателем, за то, что книга издана не на «болгарском», а на языке, более понятном читателю для его же «вразумления»: «а иже єсть прекладана изь языка болгарского на мову рускую. То для лепшого вырозумленя люду хрыстіанского посполитого. О томь товаришу милыи не скорби».
Сын простого протопопа шестнадцатого века знал то, что недоступно пониманию митрополита века двадцать первого: в ортодоксальной традиции перевод Слова Божьего с церковнославянского на народный всегда воспринимался как святотатство. Чтобы напрямую внимать Слову Божью, читатель должен обладать определенным интеллектуальным уровнем. Мерилом этого уровня и выступало знание славянского «эсперанто». То есть нужно было расти до постижения нюансов Евангелия, а не опускать последнее до примитивного понимания.
К тому же рукописные пергаментные книги в эпоху лавинообразного распространения печатных станков могли создаваться уже разве что как произведения искусства, и столь бесценный единичный предмет, как Пересопницкое евангелие не имел никаких шансов попасть в руки простолюдина. Но если народный язык издания предназначался не народу, то кому?
Думается, «Евангелие княгини Жеславской» (как называл его библиограф XIX века А.В. Терещенко) выполняло внешнеполитическую задачу. В это время по всей протестантской Европе ширилась эпидемия перевода Библии с «эсперанто» романогерманского мира – латыни – на национальные языки. И православным нужно было продемонстрировать свою «продвинутость» реформаторам, которые выступали ситуативными союзникам в борьбе с католическими орденами и их передовым отрядом на Руси литовской – иезуитами.
А пышное ренессансное оформление золотом призвано было показать уже и кичившихся собственной «цивилизованностью» латинянам, что и «мы могем».
Однако пересопницким монахам и в голову не пришло бы использовать для воспевания Господа то, что предназначалось для вразумления «окаянных еретиков».
А вот украинизаторам Церкви пришло. И в который раз сели они в лужу, как это обычно происходит с лакействующими пред властью невеждами.
Дмитрий Скворцов, «Альтернатива»