Первый раз я побывал Донецке еще в советское время. Изучал структуры, механизмы и динамику самоорганизации, по сути первой в то время, массовой шахтерской забастовки. Удивил порядок, слаженность, трезвость (во всех смыслах) и масштаб акции. С тех пор не верю в версию о естественной маргинальности шахтеров, якобы застывших на границе патриархально-сельской (огород, летняя кухонька) и индустриально-городской (сложная техника, производственный коллективизм) субкультур.
Потом приезжал в средине девяностых. Наблюдал возникновение и укоренение криминально-коммерческих группировок («семей», тейпов) в новом обществе. С тех пор не верю в либеральные фэнтази о «невидимой руке рынка». (Руки ни какой не было. Был кулак, чаще с кастетом.)
Со временем все как-то устаканилось (во всех смысла). В Донецке сложилась одна из пяти-шести украинских «элитных» групп. Ее потенциал – ресурсный, организационный, психологический, а позже и политический, позволял предполагать, что рано или поздно она дорвется до общенациональной, а не только региональной, власти. И даже надеялся, что эти бывалые люди как то обустроят страну.
Именно тогда я услышал там забавно-скабрезную перепевку, которая мне многое прояснила: «Там на шахте угольной х… нашли отрубленный/ И топор зазубренный рядом с ним лежал./ Девушки пригожие, на б….. похожие/ Вышли за околицу на х.. посмотреть».
Это четверостишье по сути и являлось матрицей ментального архетипа тогдашней донецкой элиты. Она, как и все остальные постсоветские элиты, оказалась перед «смысловой дырой», «идеологической пустотой». А сущностной особенностью донецких, является то, что они не умеют работать с пустотами. (Оставшимися от добычи угля, изменившихся отношений, исчезнувших смыслов, растаявших образов). Поэтому и возник такой песенный мутант – с одной стороны сохранившейся местами советский трудовой пафос, с другой – наблатыканное блатхатовское глумирово. Это был и слепок с их «духовной конституции».
В то время еще не была решена гипотеза Пуанкаре и не сформулирована великая теорема Перельмана о критической важности пустот. Социально- экономические и даже смысловые пустоты не воспринимались как цивилизационные провалы, как смертельные ловушки. Казалось, это просто «ямки», которые можно, как на дороге, сначала оградить теми же советскими вехами и приблатненным стебаловым, а потом походя залатать незатратным «ямочным ремонтом». Оказалось – все намного сложнее.
А когда донецкие взяли Киев, перед ними разверзлась не ямка, а тектоническая пустота! И была она именно бездонно-смысловая. Дробные, мелкие наполнители улетали туда со свистом, бесследно и без отдачи, как улетали в жерло чернобыльского ненасытного реактора жалкие мешки с содой и свинцовой дробью. Донецкие сыпали все – футбольный «Евро», стадионы, аэропорты, пенсии, дороги… А пустота требовала не смысловую мелкую дробь, а что-то большое, объемное, жизненно важное. При этом донецкие, борясь с пустотой и заполняя ее трешом и мелочью, сами еще и углубляли ее.
Когда премьер Азаров вдруг заговорил на каком-то чудовищном жаргоне («кровосиси», «переэконливо»…), он изъял из «киевской пустоты» один из последних великих смыслов её еще заполнявший – родной язык большинства.
В конце концов донецкие и сами рухнули в эту пустоту. Ну, а дольше в провал посыпалось все. Все, на чем стоит уже нынешняя власть – ее идеологические вымороченные фишки – от псевдо героев, выдуманного пантеона славы и лжепророков проклятых амвонов, до вытащенных из схронов реликтов и европейских гейценностей…
Вообще то, донецкие тоже почти все это, еще до нынешней власти, бросали в жерло. Но как-то стеснительно, без комсомольского задора и огонька, а главное довольно фальшиво. В устах Януковича и украинский язык звучал как феня. Поскольку нес туже функцию – не освоения и постижения всего многообразия Мира, а окучивания власти и политического пространства путем лингвистического «закоса» под своего – национально-правильного лидера…
Мне довелось консультировать лидеров многих стран. Я всегда начинал со Шварцевского: идеальный политик – это тот, кто убил в себе дракона. А идеальный бизнесмен – тот кто убил в себе рыцаря. Потом добавлял от себя: политический лидер совместим с любой профессией – ученого, актера, писателя. Несовместим только с профессией бизнесмена. Поскольку бизнесмен Изымает (называется прибыль). А политик Наполняет (называется справедливость). Иначе – тотальная пустота.
Сейчас смотрю на тех кто правит в Киеве (без иллюзий), а главное – на тех, кто правил до них, но мечтает вернуться (были, были иллюзии, связанные с ними). Визуально все крепкие, как на подбор, персонажи-коренастые, сдобные, местами пригожие. Но так на кого-то похожие!
И пустота…
Р. Дервиш, «Альтернатива»