Просто размышление человека, близкого к власти, о том, что советский строй был объективен в условиях своего времени, вызывает у них негодование. Не это ли так вас задело, господа, что вы даже позабыли правила ученого диспута?
22 декабря, газета «Коммерсант» опубликовала открытое обращение группы членов-корреспондентов и академиков РАН, встретивших в штыки появившееся ранее интервью с директором ФСБ Александром Бортниковым. Ученые обвинили Бортникова в «оправдании массовых репрессий 1930–40-х годов», в ходе которых пострадали «сотни тысяч ни в чем не повинных наших сограждан», а отечественной науке и технике был нанесен «непоправимый вред». Разберемся сперва, о чем идет речь.
19 декабря, накануне празднования 100-летнего юбилея Дня работника органов безопасности, директор ФСБ России Александр Васильевич Бортников дал развернутое интервью главному редактору «Российской газеты» Владиславу Александровичу Фронину.
Бортников подробно и интересно рассказал историю советско-российских спецслужб и отметил приоритетные задачи, которые в разное время решались сотрудниками ведомства. Директор ФСБ подчеркнул, что для оценки работы органов спецслужб необходимо учитывать три важных момента: исторические условия, зависимость первоочередности решаемых задач от вызовов и угроз, стоящих перед государством в разное время, и неразрывную связь сотрудников с обществом, со всеми из этого вытекающими плюсами и минусами.
В ходе беседы речь зашла о больной для нашего общества теме репрессий времен правления Иосифа Сталина. По словам Фронина, «для многих органы ВЧК — ОГПУ — НКВД до сих пор ассоциируются прежде всего с репрессиями 1930-х годов». Обсуждая тему репрессий, Бортников отметил, что «планы нападения на СССР разрабатывались ими (странами-победительницами в Первой мировой войне — прим. ИА Красная Весна) еще с 20-х годов. Угроза надвигающейся войны требовала от советского государства концентрации всех ресурсов и предельного напряжения сил, скорейшего проведения индустриализации и коллективизации».
При этом глава ФСБ указал, что эти усилия были восприняты не всеми однозначно, в том числе и в рядах органов государственной безопасности. Бортников отметил, что ввиду внутренней борьбы некоторые сотрудники органов сами становились жертвами «чисток».
«При малейших подозрениях в „неблагонадежности“ квалифицированные сотрудники переводились на периферию, увольнялись или арестовывались», — указывает он.
«Их место занимали люди без опыта оперативной и следственной работы, но готовые ради карьеры на исполнение любых указаний, — продолжил Бортников. — С этим отчасти и связаны „перегибы“ в работе ОГПУ — НКВД на местах».
Однако наиболее резонансным в обсуждении темы репрессий стало приведение Бортниковым известных данных по общей численности репрессированных органами госбезопасности в период правления Сталина.
«Еще в конце 1980-х годов была рассекречена справка МВД СССР от 1954 года о количестве осужденных за контрреволюционные и иные особо опасные государственные преступления, в том числе за бандитизм и военный шпионаж, в 1921–1953 гг. — 4 060 306 человек», — подчеркнул глава ФСБ России.
«Из них к высшей мере наказания приговорены 642 980, к ссылке и высылке — 765 180. Об этом говорят архивные материалы. Все другие цифры являются дискуссионными», — резюмировал глава ФСБ.
Цифры эти не новы — ещё председатель КГБ СССР В. А. Крючков в своих выступлениях по телевидению в 1990 году озвучивал подлинную статистику политических репрессий. Крючков тогда неоднократно приводил данные по учету в КГБ СССР за 1930–1953 гг.: 3 778 234 осужденных политически репрессированных, из них 786 098 приговоренных к расстрелу.
Озвучивались схожие цифры и позже. Так, 2 августа 1992 года в пресс-центре Министерства безопасности Российской Федерации (МБРФ) состоялся брифинг, на котором начальник отдела регистрации и архивных фондов МБРФ генерал-майор А. Краюшкин заявил журналистам и другим приглашенным, что за все время коммунистической власти (1918–1990 гг.) в СССР по обвинению в государственных преступлениях и некоторым другим статьям уголовного законодательства аналогичного свойства были осуждены 3 853 900 человек, 827 995 из них приговорены к расстрелу.
Теперь вернемся к обвинительному письму ученых. Как правило, когда мы читаем возражение против чего-либо, высказанное ученым, то ожидаем, прежде всего, увидеть взвешенный и научно обоснованный взгляд на проблему, подтвержденный профессионализмом и опытом в обсуждаемом вопросе. Что же мы видим здесь?
Ученые говорят о «неправосудных приговорах» и обвиняют директора ФСБ в оправдании репрессий, но при этом отказываются уточнить, в чем конкретно заключается такое оправдание, что именно изложено неверно? По поводу приговоров в интервью Бортникова читаем:
«Хотя у многих данный период ассоциируется с массовой фабрикацией обвинений, архивные материалы свидетельствуют о наличии объективной стороны в значительной части уголовных дел, в том числе легших в основу известных открытых процессов».
Подчеркнем, что здесь говорится о наличии объективных данных к обвинению «в значительной части» дел! А что, господа ученые имеют научные основания настаивать на сфабрикованности всех дел? Интересно узнать, какие это основания?
Причем вслед за своим высказыванием, Бортников уточняет:
«Вместе с тем я не хочу никого обелять. Конкретные исполнители преступных деяний среди чекистов поименно известны, большая часть из них понесла заслуженное наказание после смещения и расстрела Ежова».
В открытом письме львиную долю занимают упоминания об ученых, которых затронули репрессии. Наверное, такие данные могли бы быть дополнением к затронутой руководителем ФСБ теме, но как они могут быть подтверждением того, что он оправдывает репрессии? Или Бортников виноват, что в юбилей «чекистов» не рассказал подробно о репрессированных ученых? Понятно, что у авторов обращения своя цеховая солидарность, но они же в первую очередь ученые, и потому логика аргументации должна присутствовать!
Ученые восклицают: «Перед войной была разгромлена армия».
Да, в командном составе армии, а также в рядах спецслужб были серьезные репрессии. Но это не дает права бросаться такими огульными вердиктами. «Разгромленные армии» не одерживают побед над сверхмощным противником. К вопросу о войне уместно вспомнить слова жены Молотова Полины Жемчужиной, попавшей под репрессии и, очевидно, знавшей ситуацию, что называется, изнутри. Она говорила дочери Сталина: «Твой отец гений. Он уничтожил в нашей стране пятую колонну, и когда началась война, партия и народ были едины». Авторы письма, наверное, и ее обвинили бы в оправдании репрессий?
Парадоксальным образом получается, что в этом «споре» именно руководитель ФСБ выступает как ученый, оперируя цифрами и обоснованными аргументами. При этом приведенные Бортниковым данные были ранее многократно подтверждены как российскими, так и зарубежными историками, работающими с архивами. Так, доктор исторических наук Виктор Земсков — крупнейший специалист по исследованию политических репрессий в СССР, посвятивший свою жизнь работе с архивами, — приводил в своих работах цифры документов МВД и КГБ и доказал их соответствие другим имеющимся архивным данным.
Необходимо обратить внимание на то, что из подписавшихся под письмом ученых 23 имеют степени по техническим наукам (физика, химия, математика и пр.), семеро в области филологии и лингвистики и лишь двое являются историками. Это Д. М. Бондаренко, африканист и социальный антрополог, и А. И. Иванчик — востоковед и антиковед. Историков-специалистов в области советской истории среди них нет, и потому очевидно, что и с архивами по данной тематике они не работали. Но если смысл письма ученых — не установление исторической достоверности, то что все-таки оно может знаменовать?
Нетрудно вспомнить, что мы находимся сегодня в преддверии одного «праздника»: в 2018 году — столетие со дня рождения Александра Исаевича Солженицына. Естественно, вся либеральная часть нашего общества планирует громко отметить данное событие. Главный пьедестал Солженицына — это образ борца со зловещим советским строем и «правда» о сотне миллионов жертв советского режима. Несмотря на абсолютную научно-историческую несостоятельность цифр Солженицына о репрессиях, они стали основой идеологического и политического тренда последних десятилетий.
Именно этот тренд был подхвачен современным интеллектуальным либеральным сообществом. Ведь для них единственное оправдание нынешних «сытых» позиций — это их заслуги в борьбе с советским режимом. Поэтому просто размышление человека, близкого к власти о том, что советский строй был объективен в условиях своего времени, вызывает у них негодование. Не это ли так вас задело, господа, что вы даже позабыли правила ученого диспута? Не испугались ли вы, что, называя истинные цифры репрессий, современное общество не только сбросит с пьедестала Александра Исаевича, но и преодолеет наконец тренд на историческое самоунижение?
Недопустимо, прикрываясь памятью о репрессированных, решать некие свои политические задачи. Это унижает память о них!
В сегодняшнее напряженное время хотелось бы, чтобы ученые не торговали страхом о будущих репрессиях, а предельно честно выясняли и несли обществу правду о проблемных точках нашей истории. А также делали нашу страну более защищенной и научно передовой.
Евгения Шевченко, Василий Хомяков, Антон Симачков, ИА Красная Весна
P.S. Армен Гаспарян о рыданиях радио «Свобода» по интервью Бортникова