Военная немощь гитлеровской Германии в канун второй мировой войны могла быть преодолена в кратчайшие сроки только при активном содействии правящих кругов Запада
Итак, основной вывод, сделанный нами в предыдущей статье данного исторического цикла по итогам так называемых «блистательных побед вермахта» на Западе в 1939-1940 гг., заключается в том, что слухи об этих победах оказались сильно преувеличенными. И что вооруженные силы нацистской Германии в данный период одерживали почти бескровные победы только там и тогда, где и когда для этого была заранее подготовлена подходящая политико-психологическая почва. Там же, где повреждение умов местного населения не приняло характер неизлечимой эпидемии, «успехи» вермахта были куда более скромными. И немецкая армия выглядела ничем не лучше всех прочих. И получала весомые затрещины и звонкие оплеухи во вполне товарном количестве. Из чего следует вывод, что в сугубо военном отношении Третий рейх был в то время достаточно слаб и никаких чудодейственных рецептов гарантированных побед на полях сражений его генералы не имели.
Слабость немецкой военной машины того времени была очевидно как военачальникам, так и политикам того времени. Так, например, мемуары одного из самых известных немецких генералов Гейнца Гудериана, в части, связанной с периодом конца 30-х годов – времени наиболее блестящих геополитических успехов Германии, буквально пронизаны пессимизмом. Приведу лишь некоторые наиболее характерные цитаты:
1936-год: Теоретически мы поставили перед собой цель – сравняться в области вооруженных сил с нашими хорошо вооруженными соседями. Практически же, особенно в отношении бронетанковых войск, мы не могли даже и думать о том, чтобы в ближайшее время иметь такое вооружение, которое хотя бы приблизительно равнялось по количеству и качеству вооружению соседних государств. Поэтому мы, прежде всего, пытались сравняться с ними в отношении организационной структуры бронетанковых войск и управления ими.
Заметьте! Еще в 1936 году немцы «не могли и думать» сравняться с соседями по количеству вооружений. И действительно – вермахт выглядел в то время достаточно бледно.
Осень 1937 года: В последний день маневров специально для иностранных гостей было проведено крупное наступление всех танковых сил, участвовавших в маневрах под моим командованием. Впечатление было исключительно сильное, хотя мы располагали в то время лишь небольшими танками типа T-I.
Напомню, что Т-1 это вообще не танк, а такая себе моторизованная бронетачанка, вооруженная пулеметом. Которую даже в германской армии рассматривали исключительно как учебную машину. Ибо понимали, что воевать на таких «колесницах» чистое самоубийство. Тем не менее, германский вермахт в конце 1937 года – всего за два года до второй мировой войны, ничем другим похвастать не мог!
Кстати, означенные Т-1 были использованы в 1938 году во время операции по присоединению Австрии. И хотя в её ходе не прозвучало ни одного выстрела, танковые потери вермахта были как при хорошем сражении:
1938 год: В целом поход на Вену прошел без особых осложнений. Выход из строя автотранспорта был незначительным, выход танков – несколько большим. Точных цифр я уже не помню, во всяком случае, всего вышло из строя не свыше 30% машин.
Риторический вопрос – как вы думаете, можно ли было за оставшееся до войны время что либо радикально изменить в таком из рук плохом положении обычными способами постепенного внутреннего развития? Разумеется, нет! И Гудериан это подтверждает:
22 августа 1939 года (за неделю до начала второй мировой войны) : В состав 19-го армейского корпуса были включены: 3-я танковая дивизия, 2-я и 20-я мотодивизии, а также корпусные части. 3-я танковая дивизия была усилена танковым учебным батальоном, имевшим на вооружении наши новейшие средние танки T-III и T-IV.
В переводе на общепонятный язык это означает, что немецкая армия только перед самым вторжением в Польшу получила первые относительно боеспособные танки Т-3 и Т-4. Да и то в таких мизерных количествах, которых хватило только на один учебный батальон!
Не лучше обстояли дела в вермахте и с артиллерией. За год до Польши – в 1938 Гудериан был участником австрийского похода:
Аварии в подразделениях тяжелой артиллерии не могли иметь места, так как у нас тогда вообще не было тяжелой артиллерии. У нас в тот период преимущественно были только легкие танки. Тяжелых танков, как и тяжелой артиллерии, почти не было, поэтому доставлять их в Вену по железной дороге мы не могли…
Спустя год тяжелые артиллерийские системы в войсках вроде бы появились. Но опять же – не всё слава Богу!:
Мое предложение вместо противотанковых рот перевести на мехтягу тяжелые артиллерийские дивизионы было отклонено. Эти тяжелые орудия так и остались на конной тяге, и во время войны, особенно в России, они не могли справляться со своими задачами.
А вот это вообще анекдот! За год до начала мировой войны немецкие генералы, в том числе командиры дивизий, не имели навыков планирования и организации марша своих частей, не знали, как организовать их снабжение горючим и даже не считали нужным пользоваться картами местности! Не верите? Читайте Гудериана:
1938-й год Аншлюс Австрии: К 20 час. 11 марта в Пассау прибыл штаб 16-го армейского корпуса, туда же в полночь прибыл во главе своих частей командир 2-й танковой дивизии генерал Фейель. У него не оказалось ни карт Австрии, ни горючего, чтобы продолжать движение. Мне пришлось посоветовать ему воспользоваться справочником Бэдекера, которым обычно пользуются туристы. Разрешить проблему горючего было гораздо труднее. Хотя в Пассау и находилась складская база горючего, но она была предназначена для снабжения войск на случай боевых действий на западе. В соответствии с мобилизационным планом база могла отпускать горючее только на эти цели. Начальники, от которых зависело решить этот вопрос, не были уведомлены о нашей задаче, поэтому ночью их было трудно найти. Верный своему служебному долгу, начальник базы. Пассау наотрез отказался отпустить мне горючее, и только когда я пригрозил применить силу, он сдался.
Трагикомическое состояние германских вооруженных сил к концу тридцатых годов не было секретом и для иностранных политиков. Вот что писал по этому поводу Уинстон Черчилль:
Австрийский ефрейтор давно уже мечтал о триумфальном въезде в Вену. Партийная организация национал-социалистской партии в Вене наметила на субботу 12 марта проведение факельного шествия для встречи победоносных героев. Однако встречать было некого, никто не появился. Пришлось поэтому пронести на руках по улицам города трех растерявшихся баварцев из состава немецких тыловых частей, прибывших поездом в Вену для того, чтобы обеспечить войска вторжения квартирами. Причина задержки немецких войск выяснилась позднее. Немецкая моторизованная армада нерешительно прогромыхала через границу и остановилась вблизи города Линца. Несмотря на отличную погоду и хорошие дороги, большинство танков оказалось не в состоянии продолжать движение.
Уинстон Черчилль, “Воспоминания” (том I, стр. 331, немецкое издание Альфреда Шерца, Берн)
Думаю, однако, что для сэра Уинстона, такая немецкая военная немощь была скорее поводом для глубокой печали, нежели для бурной радости. Махровый антисоветчик, не скрывавший, что считает главной угрозой «мировой цивилизации», а заодно и колониальной Британской империи советский коммунизм с его проповедью братства народов, только о том и мечтал, чтобы найти верное средство и надежный способ покончить с этой «страшной опасностью». И он был отнюдь не одинок в своих замыслах. Фактически весь западный и, прежде всего, англосаксонский мир был с ним полностью солидарен. Но, естественно, выполнить эту грязную работу – покончить с СССР должны были не сами хозяева мира англосаксы, а кто-нибудь другой, которого не жалко потратить ради такой цели. Германия была в этом смысле идеальным кандидатом. И злости и обиды после первой мировой немцам было не занимать.
Но почти два десятилетия жизни Германии в условиях «версальской тюрьмы» очень сильно сказались на немецкой способности воевать. Мало было привести к власти Гитлера. Для решения русского вопроса ему еще следовало вложить в руки увесистую военную дубину. А с этим, как следует из процитированных выше впечатлений Гудериана и самого Черчилля, даже к концу тридцатых годов дело было просто из рук вон плохо. Главное орудие антисоветской войны – Германия выглядела в военном отношении, мягко говоря, не очень убедительно. И на то, чтобы немцы самостоятельно достигли достаточно весомых результатов, позволяющих надеяться на разгром СССР, могли уйти еще годы, если не десятилетия.
Запад, который только пережил великую экономическую депрессию и который вполне резонно опасался, что следующую просто не переживет, такого запаса времени не имел. С Советским Союзом, служившим таким себе мировым светочем альтернативы западному капитализму, нужно было срочно кончать.
А поскольку других реальных вариантов, кроме «выпуска Кракена», то есть Германии, не просматривалось, то Западу, волей-неволей, пришлось сделать на неё ставку. Из чего с железной логикой вытекала необходимость решения всех основных проблем, мешающих Третьему рейху осуществить свою «историческую миссию». Не надо быть слишком умным, чтобы понимать – сутью этих проблем было скорейшее и всемерное укрепление военной мощи гитлеровского режима. Не буду, однако, злоупотреблять конспирологией и декларировать здесь некие «истины», которые невозможно подтвердить тщательно спрятанными до сих пор документами. Тем более, что можно всего лишь здраво и адекватно оценивать значение тех событий, логика которых вполне самодостаточна с точки зрения указанного выше императива.
Начиная с 1937 года, когда на Западе поняли, что Германии нужно сильно и экстренно помочь, прежде чем она станет способна бросить вызов СССР, в отношении Берлина были сняты практически все ограничения. Рейху практически беззвучно разрешили денонсировать все военные ограничения по Версальскому договору. Затем удовлетворили его заявку на поглощение Австрии. Кстати, тот же Гудериан нашел состояние австрийских вооруженных сил весьма приличным и был очень рад их включению в состав вермахта вместе со всей боевой техникой. Дальше последовал Мюнхен с его беспрецедентным «добром» Запада на съедение Гитлером Чехословакии со всеми её немалыми военными арсеналами. Которые для тогдашнего полунищего вермахта были просто манной небесной. И Гудериан опять был в полном восторге:
1938 год: В Праге я встретился с генералом Гепнером, назначенным после меня командиром 16-го армейского корпуса, который и рассказал мне о своем опыте. Затем я посетил различные воинские части, чтобы получить непосредственное впечатление о них. В Брюнне (Брно) я осмотрел материальную часть чешских бронетанковых войск, которая произвела на меня впечатление [88]полной пригодности. Эта материальная часть сослужила нам хорошую службу во время кампаний в Польше и Франции и лишь в русскую кампанию она уступила место тяжелой материальной части немецкой конструкции.
Затем, в полном соответствии с вышеуказанной логикой подготовки антисоветской войны, пришла очередь Польши. Вообще-то Гитлер с поляками вполне мог договориться. У Варшавы и Берлина было много общего в отношении к СССР, вплоть до полного отсутствия разницы. Но у Польши было другое предназначение. Вермахту, который активно накачивал мускулы, подошло время проверить себя в реальном деле. Для начала – в щадящих условиях, на почти безответном спарринг-партнере. На Западе явно понимали реальную подоплеку польской войны, как необходимый этап практической подготовки рейха к большой драке на Востоке и поэтому слишком возражать не стали. Трехмиллионная французская армия, формально вступившая в войну с Германией, осталась стоять без всякого движения перед практически пустыми немецкими окопами, откуда практически все «дойчезольдатен» ушли на польский фронт. Понимание несвоевременности такого «удара в спину» собственному детищу – нацистскому вермахту, было абсолютно доминирующим в то время на Западе.
И вот после вполне успешной сдачи зачета в Польше, вермахт вроде бы созрел для своей главной, восточной миссии. Однако тот, кто так думал – крепко заблуждался. Немцы все еще, по большому счету, были очень слабы. И один батальон средних танков в польской кампании говорит в этом смысле сам за себя.
Выпуская такого позорного «Кракена» против вооруженного до зубов Советского Союза, Запад очень сильно рисковал. Ведь «ответка», в случае поражения рейха, могла быть такой, что никому б в стане « мировой демократии» мало бы не показалось. Кроме того, сами немцы имели еще одну острастку, через которую они, с учетом своего печального исторического опыта, переступить никак не могли.
Проще говоря, они категорически не желали начинать серьезную драку на Востоке, имея в тылу закоренелого исторического врага – Францию, которая всегда могла бы нанести Германии удар в спину. Французский вопрос следовало решить в качестве условия полной готовности к действиям Берлина против Советов. Понимание этого стало окончательным в 1940 году и судьба Франции, при всей её важности для Запада, была решена в пользу Германии.
Возможно, что на самом деле никто и ни с кем на эту тему не договаривался. Возможно, что событиям было просто предоставлено идти своим естественным чередом, потому что такой их ход вполне устраивал закулисных дирижеров. Думаю, однако, что факт некой договоренности все же имел место. Иначе трудно, если не невозможно, объяснить практически моментальное падение в пропасть крупнейшей державы континента, имевшей огромную армию. Даже несмотря на все классовые заморочки внутри Франции, война за свою страну должна была оказать объединяющее влияние на французов, тем более перед лицом извечных врагов – германцев, с которыми они совсем недавно дрались насмерть.
И если такая страна, и такая армия безвольно капитулировали, то это имеет только одно объяснение – предательство и сговор на самом верху, которые дезорганизовали армию и лишили Францию воли к сопротивлению. Полагаю, что на это предательство пошел французский правящий класс. И пошел именно потому, что в тех исторических условиях считал главной угрозой для себя даже не потерю национального суверенитета (скорее всего временную), а победу большевизма в Европе. И расчет местных «деловых кругов» вполне себя оправдал – оккупировавшие Францию немцы не стали заниматься такой ерундой, как экспроприация собственности местной крупной буржуазии. Хозяева «заводов, газет, пароходов», за редкими исключениями остались те же самые. А все остальное, типа другого флага на верхушке Эйфелевой башни, можно перетерпеть, пока герр Гитлер будет решать главную для всей Европы задачу искоренения коммунизма. Вот – как-то так…
В сугубо военном отношении французская кампания, проведенная в исключительно комфортных политических условиях, дала вермахту окончательную уверенность в своих силах. Так сказать, воодушевила простые души германских «нибелунгов» на новые подвиги. И подкрепила их к тому же немереным количеством французских танков, артиллерийских систем и боевых самолетов, автоматически поступивших в распоряжение Третьего рейха.
Таким образом, все ключевые вопросы подготовки Германии к большой антисоветской войне, были решены в самом удовлетворительном для нее виде. И Гудериан и его «добрый гений» – Уинстон Черчилль могли быть вполне довольны результатами своих трудов. И хотя Германия и Британия формально оставались военными противниками, это была явно не та война, которая могла помешать Гитлеру в его дальнейших планах. Более того, это была именно та война, которая реально ему помогала. Во всяком случае, все эти воздушные «битвы за Англию», и морские дуэли типа «Худ» против «Бисмарка», создавали четкое впечатление, что Западный фронт существует и, стало быть, Восточному не бывать. Что как раз и требовалось доказать и фюреру и тому же Черчиллю для того, чтобы без лишнего шума завершить подготовку к решению главного – «советского вопроса» и при этом не слишком встревожить Сталина. Что им, надо признать, вполне удалось.
Юрий Селиванов, специально для News Front
