Во время войны в Югославии я жил в отеле недалеко от линии противостояния. Завтрак нам накрывали рано утром на изумрудной лужайке в «мертвой зоне» за отелем, куда не залетали снаряды. Перед трапезой официанты становились цепочкой, клали руки друг другу на плечи и танцевали сиртаки. На Балканах в знак почести и уважения к погибшему не плачут, а танцуют. У обслуги гостиницы каждый день гибли близкие. Гибла вся страна. Вот и танцевали. Было что-то невыразимо тоскливое и безнадежное в красивой линии, красиво танцующих и красиво одетых людях. Еда не шла в горло, хотелось не подпевать, а подвывать.
Это настроение безысходной тоски было перебито только один раз. Тоже за едой, но в затерянной в безбрежных приозерных камышах корчме. Её хозяйка с сыном-подростком нажарила нам свежей рыбы, разлила ракию, когда подъехал джип с неожиданными гостями. Все ладные, гибкие, тренированные. Немного на истерике, но с пьяным добродушием. Снаряга и вооружение с обвесами как из фильмов про будущие войны апокалипсиса.
Это была группа во главе со знаменитым генералом Арканом, командиром первой частной армии на Балканах. Сначала нас задирали: «Если вы миротворцы, давайте мы вас будем бить, а вы нас замирять». Потом вместе пили. На душе было чисто, весело, спокойно…
С тех пор у меня четкое представление о том, что судьбу Югославии могли бы решить несколько частных армий. Небольших по размеру, но великолепно тренированных, оснащенных и мотивированных не на распад страны, а на ее сохранение. А была всего одна. И командира её – Желько Ражнатовича (Аркана) – подло убили. Еще она была местная. А я со временем понял, что оперирование ЧВК в собственной стране – это знак финальной деградации. (Украинские олигархические частные военные армии стали главным симптомом и инструментом разрушения страны. Но это отдельная история…)
Наше время насквозь двулично. О некоторых вещах открыто говорить просто невозможно. Из романов великого Жоржи Амаду до сих пор вымарывают фразы типа «там проститутками работали и девушки по принуждению, и девушки, которым это нравилось». В смысле – как может ЭТО нравится. Тем более непотребно якобы говорить о том, что есть люди, которым нравится воевать. Не убивать – это о шизоидах и садистах, а именно воевать, тем более в экзотических и знаковых странах, где решаются судьбы мира. То есть состязаться в умении, ловкости, смелости с противником, ставя на кон и свою жизнь, и ход самой истории.
Всю неделю Сеть гудела, обсасывая подробности, а скорее вымыслы, вокруг гибели группы из так называемой ЧВК Вагнера в Сирии. (Пишу «так называемой» не из неуважения, а только потому, что этот статус пока еще не узаконен РФ.) Но никто не задался вопросом об архетипе, эволюционной матрице парней, возможно погибших в том бою.
Для начала скажу, что не верю ни в какую массовую гибель «частников». Первая моя военная специальность – разведка. Поэтому я предполагаю, что массовая гибель сотен спецназовцев – это все равно что массовое падение с небоскреба всей бригады профессиональных «монтажников-высотников». Это к Хичкоку.
Во-вторых, такие бойцы для того и существуют, чтобы даже их гибель находилась под покровом тайны «частной жизни» и об этом узнать было проблематично. Но главное не в этом. Главное то, что их миссия выше смертельных рисков.
Мир понятийно рушится. Наших терминов, аналогий, категорий и слов катастрофически не хватает, чтобы осмыслить и описать стремительные изменения, которые происходят в жизни, экономике, политике. Закончилась эпоха модерна под названием Просвещение. Разворачивается эпоха постмодерна, которой не придумали пока названия. Я думаю, назовут Эпохой Испытания.
Дело в том, что освоение территорий, ресурсов, интеллекта можно обозвать «просвещением». Здесь и линейность развития, плавность процесса (даже с войнами), предсказуемость (на базе экстраполяции). А вот передел территорий, ресурсов, интеллекта – это чисто испытание. С рваным ритмом, непрогнозируемостью, скачками развития и падения. Соответственно, возникает запрос на новые инструменты передела и новый типаж способных к этому людей. Людей-воинов. Такое уже бывало в древней истории, но потом забылось. Разве что остались отголоски в индийских кастах. Сегодня частная инициатива, как всегда первой, почувствовала и ответила на этот запрос. Поэтому и стали возникать по всему миру группы из людей, которым тесно не в сапогах, а в офисах, страшно только умереть не в поле, а в постели и невыносимо скучно жить за зарплату, кредит, ипотеку. А еще хочется миссии, но не встроенной в рутину, бюрократический абсурд и государственные ограничения. Поэтому у них на шевронах не конь, корова или свинья, а летучая мышь, тигр и барс.
В наше время первую успешную ЧВК для таких целей и из таких людей стали создавать, естественно, британцы. (Первая в новое время такая компания Watchguard In. появилась на острове еще в конце шестидесятых.) Жив, жив еще дух флибустьеров, давит сердце киплинговская миссия белого человека. И невыносимо скучна, бессмысленна жизнь увядающего королевства для всех нормальных людей, кроме, конечно, инфантильных беглых русских олигархов и гиперсексуальных польских сантехников.
Мне посчастливилось встречаться с одним из президентов BP, который работал когда-то с самим полковником Стерлингом – идеологом первых ЧВК. Он рассказал, что эти компании создавались, чтобы сохранить элитную бойцовскую касту нации, инкубатор дерзкого имперского духа и чистопородного авантюризма. Без этих людей не было бы ни Фолклендов, ни Гибралтара, ни British petroleum – последних жемчужин британской короны. Не было бы даже шансов оставаться стране мировым игроком сегодня и надежды на самоуважение в будущем. Принимаю это мнение, хотя оно и чужое. Но ведь на самом деле самые первые и самые успешные ЧВК родились не в Британии или США, а в России. Главная среди них – это частная военная компания Ермака Тимофеевича. Структура ее устройства, профессиональная подготовка, психотип бойцов, мобильность принятия решений и скорость покорения земель просто не имели аналогов в мире. Я досконально не знаю, кто такие «вагнеровцы», но аналогии сами напрашиваются. Даже по этим аналогиям и параллелям можно сформулировать матрицу успешного ЧВК.
Во-первых, учет особенностей и качества человеческого фактора. Современная психология говорит, что только 3–4 человека из ста могут быть настоящими воинами. Не призывниками, военными «заробитчанами» и мародерами, а именно воинами, способными на риск, самоотверженность, взаимовыручку и самопожертвование. (Этот процент меняется в зависимости от страны. Там, где он выше, возникают империи, где ниже – колонии.)
Во-вторых, как фантастические роботы имеют программный запрет на ущерб человеку, они должны иметь внутренний запрет на ущерб соотечественнику. Поэтому, повторюсь, ЧВК не могут использоваться внутри своей страны. (Если б украинские власти это понимали – страна была бы другой.)
В-третьих, их анонимность не должна приравниваться к бесславию. Люди, готовые по своей натуре рисковать за интересы своей страны вдалеке от своей страны, должны восприниматься как элита, а не как отбросы. Тех, кто хотел бы сражаться не за колбасу и шезлонг для себя, а за воду и нефть для своей страны, катастрофически мало. И закон должен быть за них, а не против. Надо просто понимать, что в наступающей эпохе они будут первыми.
Дико было читать в сетях бесконечные злорадства по поводу гипотетической гибели «вагнеровцев». Впрочем, воины сраму не имут, потому что это особая когорта. И понятны истоки этого злорадства. Если на член повесить авторучку, он не станет «член-корреспондентом». Если на свинопаса повесить автомат с разгрузкой, он не станет воином, но будет дико завидовать даже гибели настоящих бойцов.
Один из главных американских генералов сказал по этому поводу, что знает, как переводится с русского хештег #ихтамнет – #ихтамнебудет. Ошибся, приятель. Дословно на английский переводится – #вастамнебудет! Впрочем, это к филологам.
Напоследок скажу, что мне не нравится, когда в знак памяти о друзьях и близких танцуют сиртаки или даже под музыку Вагнера. Мне нравится, когда мстят. И «группа крови на рукаве».
Р. Дервиш, ИА Альтернатива