Вообще-то Порошенко перед вручением премий говорил не плохо, в своем ключе, но вот когда Петр Алексеевич добрался до культурной политики, начался трэш, угар и содомия…
Помните Ларису Ницой – даму, которая считается себя детской писательницей, швыряет мелочью в кассиров, воображает, что живет в Тамбове и уверяет, что Путин преследует ее за украинский язык? Если вы считаете, что это вот все – истерика не слишком адекватной дамы, то я вынужден вас разочаровать. Это – государственная политика Украины. Именно такой вывод я сделал из выступления президента на церемонии вручения премии им. Шевченко.
Началось выступление с привычных славословий в адрес Шевченко, которые из года в год не меняются и, в общем-то, мало чем интересны. Некоторой новацией было поминание событий 2014 года и героев Небесной сотни в контексте творчества Шевченко, но тут я не возьмусь что-то возражать. Сам Шевченко был мирным человеком и протестовал против самодержавия, преимущественно, на словах, но, безусловно, его кровожадные стихи воспитали не одно поколение отморозков, прославившихся в еврейских погромах Гражданской войны, айнзатцотрядах Третьего Рейха и в добровольческих батальонах АТО. На этом фоне ссылка на несчастного Сергея Нигояна выглядит более чем умеренно.
Но вот когда Петр Алексеевич добрался до культурной политики, начался трэш, угар и содомия…
«Правовой» — от слова «сильный всегда прав»
Для начала Петр Алексеевич предложил порадоваться за новое свершение чисто европейского правосудия: «накануне Шевченковских дней этого года Конституционный Суд Украины признал неконституционным языковый Закон 2012 года. (…) Конституционный Суд только выписал свидетельство о смерти этого преступного акта, де-факто же конец его настал несколько лет назад».
Тут прекрасно все.
Во-первых, Петр Алексеевич сказал неправду, поскольку КС не признавал закон об основах языковой политики неконституционным – он только обратил внимание на нарушения процедуры его принятия.
Помнится, отмена в 2010 году действующей редакции Конституции на таком же основании вызвала бурное возмущение оппозиции, а в 2014 году возвращение этой редакции было одним из требований Майдана. Но то ведь был антинародный режим, а сейчас-то власть народная, ей можно…
Во-вторых, это решение КСУ – очередной шаг в сторону от ЕС, в который Украина вроде бы интегрируется. Закон-то принимался не просто так, а для конкретизации применения норм ратифицированной Украиной Европейской Хартии региональных и миноритарных языков. Никакого проекта, который бы служил этой цели, сейчас в Раде нет. Есть только проекты законов о государственном языке, которые противоречат не только Хартии, но и Конституции (впрочем, на нее ссылаться уже просто неудобно).
В-третьих, мои домыслы доказательством для суда не являются, но если бы президент не хотел намекнуть, что это он управлял действиями «независимого» суда и подогнал дату принятия решения к 9 марта, то сформулировать можно было немного по-другому. Хотя бы вспомнить о том, кто и когда обратился в КС и почему, кстати, в свое время не была подписана отмена языкового закона.
В-четвертых, президент признал, что пока закон действовал, его никто выполнять не собирался – у нас же правовое государство, правда?
Если уж быть совсем честным, то при Януковиче он тоже не работал. Так что преемственность «народной власти» и «антинародного режима» налицо.
Кстати, по поводу пунктов два и три: КС принял решение после того, как начался международный скандал из-за новой редакции закона об образовании. Это при том, что обращение депутатов лежало там с 2014 года. И, хотя президент пообещал (опять) учесть требования европейских партнеров и Венецианской комиссии, отмена закона об основах языковой политики и отсутствие даже попыток его заменить наглядно показывает – работа по устранению языков меньшинств из публичной сферы будет продолжена. Даже если ценой этого будет уровень сотрудничества с НАТО (думаю, президент вполне осознает, что сейчас вопрос о членстве в НАТО неактуален, а если что-то поменяется, то мнения Венгрии спрашивать не будут).
Сила и насилие
С правом мы разобрались, пойдем дальше.
«По тайному замыслу его авторов, явных и закулисных, Закон должен был довести до конца черное дело творцов Валуевского циркуляра и Эмского эдикта».
Краткая ремарка: Валуевский циркуляр вышел в 1863 году – тогда же, когда на сцене Петербургского Мариинского театра была поставлена опера Семена Гулака-Артемовсого «Запорожец за Дунаем». Но это – скучная история. Сказали же, что украинский язык был запрещен, вы верьте.
Во-первых, употребление в одном периоде закона о гарантиях для носителей языков меньшинств и Валуевского циркуляра напоминает предложенный мною термин «негативная рекоммунизация». Рецепт прост: осуждаем какое-то явление в жизни СССР или России и тут же делаем точно так. В Российской Империи запрещался украинский язык? Замечательно – запретим русский. Находятся даже люди, которые обосновывают такую практику. Только тогда надо признать, что власти Российской Империи и СССР действовали совершенно правильно, запрещая что-то и преследуя украинских активистов.
Тут двойные стандарты на уровне совершенно первобытном – если убивают меня, это плохо, если убиваю я – это хорошо.
Во-вторых, авторы президентского текста и сам озвучивший его президент – украинофобы. Да-да, самые настоящие, последовательные, матерые украинофобы.
Украинский язык пережил эдикты и циркуляры, государственный статус русского языка в Российской Империи и СССР, немецкого – в Австро-Венгрии и польского – в Польше, и многое другое. Но если в существующей уже четверть века независимой (!) Украине гарантировать довольно куцые права венграм, большинство из которых живет в двух районах Закарпатской области, украинский язык непременно погибнет. Потому что нежизнеспособный. Такая вот диалектика.
В-третьих, тут уже понятно, что украинская власть не видит никаких других способов повысить привлекательность и конкурентоспособность украинского языка, чем путем государственного насилия лишить его конкурентной среды и навязать иноязычным согражданам. Л – логика.
О пользе конкуренции
Дальше, понятно, президент рассказывает, к каким замечательным результатам для развития украинской культуры привели уже введенные квоты и ограничения.
Честно говоря, у меня не возникло впечатления, что ситуация улучшилась. Количество – да, возросло. А качество? Вакуум, созданный в культурной сфере, втянул в нее все то, что было неконкурентоспособным не потому, что оно было на украинском языке, а потому, что оно было бездарным.
Те же, допустим, разрекламированные успехи в прокате «Киборгов», судя по сообщениям социальных сетей, были достигнуты за счет неприкрытого использования админресурса – зрителей направляли в кинотеатры централизованно. И это при том, что речь идет о фильме, который должен был вызвать интерес сам по себе, независимо от художественных достоинств – тема уж очень острая.
Никогда бы не подумал, что стал бы выступать в поддержку рыночной конкуренции в какой-либо сфере (тем более – в культуре), но тут не могу не привести в пример государство-агрессор.
В России сейчас происходят те же самые процессы, что у нас. Во всяком случае – в кинопрокате, где российские ленты постепенно выдавливают западные. Но происходит это не за счет запретов (запреты используются точечно, у нас запретов значительно больше), а за счет конкуренции.
Россиянам хочется смотреть российские фильмы, на оригинальном, а не переводом, языке, и о россиянах. Конкуренция идет даже в двух направлениях: между условным Голливудом и условным «Мосфильмом» с одной стороны, и внутри условного «Мосфильма» между режиссерами, которые снимают то, что им хочется (Михалков, Звягинцев) и теми, которые снимают то, что хотят увидеть зрители (Войтинский, Мегердичев). И вот эти последние постепенно выигрывают.
Но это все – не про нас. У нас президент провозгласил «десятилетие украинского языка», которое станет десятилетием запретов и ограничений. Президент ведь сказал, что язык должен объединять нацию. А для этого он должен быть один.