В среду президенты России, Ирана и Турции встретятся в Анкаре, чтобы «сверить часы». С момента принятия ими исторического решения о создании в Сирии зон деэскалации и разделении ответственности за будущее страны прошло чуть меньше года. Самое время подвести промежуточные итоги. Они неоднозначны: успехи налицо, но есть и проблемы, часть из которых традиционно связана с США.
Россия, Иран и Турция подписали меморандум о создании зон деэскалации в САР в мае 2017 года. Главными целями документа были заявлены скорейшее прекращение насилия, улучшение гуманитарной ситуации и «формирование благоприятных условий для продвижения политического урегулирования конфликта». С тех пор прошел почти год, и вероятность успеха по двум из трех пунктов все еще вызывает большие сомнения.
Всего было анонсировано создание четырех зон деэскалации – в Идлибе, к северу от города Хомса, в Восточной Гуте и на юге страны. Наблюдение за режимом прекращения огня было поделено между основными акторами конфликта: зона деэскалации «Восточная Гута» контролируется совместно Россией и Сирией, зона в Хомсе также находится под охраной Москвы, а зона в Идлибе – Турции. Что же касается юга САР, там ответственность разделили Россия, США и Иордания.
Согласно меморандуму, в этих зонах устанавливается режим прекращения огня, начинается восстановление инфраструктуры, а мирному населению оказывается гуманитарная помощь. При этом само создание зон объявлялось временной мерой, срок действия которой составлял полгода, но с автоматическим продлением на основе консенсуса стран-гарантов – России, Ирана и Турции.
Безусловно, сотрудничество этой «тройки» стало важным шагом на пути к достижению поставленных целей. Но, к сожалению, без гарантии на успех. И вот почему.
Победы и поражения
Все заявленные зоны расположены в наиболее проблемных районах Сирии. И основная их проблема даже не в частоте боестолкновений, а в том, что явного желания к прекращению огня у противоборствующих сторон нет. Уже через два дня после подписания меморандума было зафиксировано 20 нарушений «режима тишины».
На сегодняшний день Москва оценивает обстановку в зонах деэскалации как стабильную, но нарушения перемирия продолжает фиксировать регулярно. Наиболее стабильными оказались Идлиб и район Хомса. Как отметил глава МИД РФ Сергей Лавров, они «функционируют более или менее удачно». Гораздо хуже обстоят дела на юге Сирии. Он взрывоопасен еще и потому, что там пересекаются интересы слишком многих государств – Израиля, Иордании, Ирана, России, США. Малейшие изменения в балансе сил могут привести к серьезным столкновениям.
Что же касается Восточной Гуты, сейчас можно говорить о переломе ситуации – сирийская армия взяла ее под свой контроль. Однако проблемы с безопасностью остаются, кроме того, военные действия в этой зоне привели к гуманитарной катастрофе. По словам сотрудников ООН, прибывших в Восточную Гуту в феврале, там наблюдается «серьезный дефицит продовольствия»: «В местной больнице зарегистрировано 69 случаев острой нехватки питания, еще 127 детей находятся в опасности». Параллельно поступают сообщения об инфекционных заболеваниях, таких как туберкулез, брюшной тиф и чесотка. Запасы вакцин иссякают, последняя кампания по вакцинации проводилась в ноябре, и заболеть теперь рискуют порядка 600 детей.
Отметим, что подписанный Ираном, Россией и Турцией меморандум указывает на гуманитарные аспекты создания зон деэскалации, однако конкретные цели и их реализация прописаны недостаточно четко. Гуманитарная помощь, безусловно, оказывается, но не носит полномасштабного системного характера, поставки сильно зависят от боевых действий. Другое дело, что приоритетом в этих зонах все же является прекращение стрельбы, а не обеспечение мирного населения, и все же этот аспект имеет огромное значение для Сирии. По данным ООН, более 13 млн сирийцев нуждаются в гуманитарной помощи, более 6 млн человек потеряли свои дома и считаются внутренне перемещенными лицами, наконец, более 5 млн человек зарегистрированы в качестве беженцев.
Еще одним недостатком меморандума стало то, что «создание условий для политического урегулирования» в нем упомянуто, однако документ не содержит конкретных формулировок, как именно это политическое урегулирование планируется осуществлять. А ведь дьявол традиционно кроется в деталях. С 2012 года мировое сообщество проводило множество переговоров в разных форматах, в разных городах (Женеве, Вене, Астане, Сочи) и в разном составе, то есть с разными группами оппозиции – «московской», «эр-риядской», «каирской» и «астанинской», но серьезных подвижек так и не добилось. Впрочем, это предсказуемо: длительный сирийский конфликт породил множество сторон, и за столом переговоров каждая из них преследует собственные интересы.
Разногласия «большой тройки»
Конфликт в САР подогревается не только внутренними противоречиями – он сильно зависит от решения сторонних игроков. За прошедшие с момента начала войны годы сложилась целая система взаимодействий внешних и региональных акторов. Прежде всего, это страны-гаранты режима прекращения огня – Россия, Иран и Турция. Их главным связующим звеном стали разногласия с Западом, в частности с США, а желание создать противовес американцам в регионе побудило объединить усилия.
Внешне интересы Москвы и Тегерана в САР совпадают – территориальная целостность государства и сохранение правящего режима. Различия проявляются во взглядах на будущее Дамаска, а также на роль и место каждого из участников конфликта.
Тегеран заинтересован в сохранении преимущества относительно немногочисленных алавитов над суннитским большинством. Это позволит Ирану укрепить свое положение на Ближнем Востоке в целом: влияние на пути Иран – Ирак – Сирия – Ливан дает гарантированную возможность военно-технического и финансового снабжения проиранских сил в зоне этого коридора.
Россия хочет видеть Сирию светским государством, в котором все конфессии и этнические группы будут равны. Кроме того, отстаивая свои интересы в регионе, Москва сохраняет деловые отношения практически со всеми ближневосточными государствами, в том числе с главными противниками Тегерана – Саудовской Аравией и Израилем. Активные действия на стороне Ирана могут привести Россию к конфронтации, во-первых, с большинством государств региона, во-вторых, с глобальным суннитским мусульманским большинством, что для многоконфессиональной страны крайне нежелательно.
Интересы Турции в САР зачастую противоречат российским и иранским. К примеру, в самом начале войны Анкара выступила резко против президента Башара Асада, но с некоторых пор смягчила свою риторику. Главной же задачей Турции является максимальное ослабление курдов. С января 2018 года Анкара проводит военную операцию «Оливковая ветвь» с целью их вытеснения из Африна и создания буферной зоны на границе Турции и Сирии.
Фактор курдов оказывает существенное влияние на турецко-американские отношения. Курды добиваются создания широкой национальной автономии и, заручившись поддержкой США, смогли усилить свои позиции в регионе. Турция выступает категорически против сотрудничества Вашингтона с курдскими «Силами народной самообороны» и готова идти на открытую конфронтацию с американцами, которые, впрочем, тоже настроены решительно. Это демонстрирует переброска Пентагоном дополнительных отрядов сухопутных войск и военной техники для противодействия любой возможной атаке на Мадбиж со стороны турецких сил.
Американцы, европейцы, саудиты
Политика самих США в Сирии непоследовательна, порой – противоречива. С одной стороны, нынешняя администрация Белого дома заявляет о желании самоустраниться от проблем Ближнего Востока, сконцентрировавшись на внутренних делах страны. С другой, пытается продемонстрировать свою решительность и подчеркнуть разницу с «нерешительным» Бараком Обамой. Для этого США наносят удары по сирийской авиабазе Шайрат в провинции Хомс, ищут следы химической атаки в Восточной Гуте, направляют своих военнослужащих для поддержки союзнических сил.
Одновременно с этим Дональд Трамп заявляет, что Соединенные Штаты могут «очень скоро» уйти из Сирии.
Параллельно США поддерживают Израиль, разделяя обеспокоенность своего союзника усилением влияния Тегерана. Израиль в принципе не допускает возможности присутствия иранских военнослужащих или шиитской военизированной группировки «Хезболла» вблизи своей границы в юго-западной зоне деэскалации. Для того, чтобы ослабить беспокойство израильтян, США и Россия учли интересы Тель-Авива. Не случайно практические действия по созданию зоны на юге и зоны в Восточной Гуте осуществлялись без представителей Ирана.
Значимую роль в сирийском конфликте играет и Саудовская Аравия. Эр-Рияд активно поддерживает часть сирийской оппозиции – Высший комитет по переговорам (ВКП), что позволяет королевству присутствовать на консультациях по урегулированию. Изначально «эр-риядская группа» занимала абсолютно непримиримую, радикальную позицию, настаивая на отставке Асада и нередко торпедируя переговоры. Однако, учтя нынешнюю расстановку сил, саудовское руководство было вынуждено сменить риторику. На январских переговорах в Сочи ВКП занял схожую с Россией позицию, выступая за объединение всей сирийской оппозиции.
В разрешении конфликта в САР заинтересованы также Европа и Иордания, что объясняется большим количеством сирийских беженцев, которых они приняли. В случае Европы это более миллиона человек (считая с 2011 года), в случае Иордании – более 1,4 миллиона, то есть более 13% от общей численности населения страны. Такое количество «гостей» стало действительно тяжелым бременем для экономики, безопасности и водных ресурсов Хашимитского королевства.
***
За год своего существования зоны с переменным успехом отвечали своей основной цели – деэскалации конфликта. В то же время они не способствовали ни существенному улучшению гуманитарной ситуации, ни видимому политическому урегулированию. Конфликт в Сирии продолжается. В этом конфликте все решит политический торг за столом переговоров. И, учитывая запутанный клубок противоречий и разнонаправленность интересов основных игроков, стабильность в САР наступит еще не скоро.
Анна Полякова, ВЗГЛЯД