26 апреля скорбный день аварии на Чернобыльской АЭС. Но история этой станции — это не только история трагедий и подвигов, рожденных той катастрофой, это еще и типичный сюжет для отношений Киева с Западом, история так и не полученной Украиной компенсации за досрочное закрытие станции
Роковое 13-е число
Запад с самого начала украинской независимости был недоволен тем, что на Украине работают два энергоблока АЭС, чье название стало синонимом самой большой катастрофы мирного атома. Только пока не был улажен вопрос с находившимся в стране ракетно-ядерным арсеналом, чернобыльская тема не выходила на первый план. Но едва Украина в начале 1994-го окончательно согласилась этот арсенал вывезти, о Чернобыле заговорили. В том же году саммит большой семерки в Неаполе потребовал от Украины немедленно остановить станцию, высказавшись одновременно за предоставление ей помощи в реформе энергетики. Также немедленной остановки ЧАЭС требовал и Евросоюз.
13 апреля 1995-го на встрече с делегацией «семерки» и ЕС во главе с министром окружающей среды Франции Мишелем Барнье, Леонид Кучма заявил, что ЧАЭС будет закрыта до 2000 года. Впоследствии стало ясно, что это заявление и решило судьбу станции. Впрочем, что именно сказал Кучма, и в каком контексте ни одно СМИ тогда не сообщило. Вся информация с украинской стороны подавалась со слов секретаря СНБО Владимира Горбулина, а тот говорил, что Украина закроет станцию до 2000-го, но получит соответствующую западную помощь, в частности на строительство компенсирующих станцию мощностей. Тогда под ними имелись в виду два парогазовых энергоблока в том же городе Славутич, где находится ЧАЭС. Общий объем необходимой помощи министр окружающей среды Юрий Костенко месяц ранее оценил в мае 4 миллиарда долларов.
А вот Барнье, с одной стороны, признавал, что «семерка» и Евросоюз предоставят Украине материальную помощь, но с другой стороны, не давал понять, что считает закрытие станции обязательно увязанным с этой помощью.
«Семерка» и ЕС поддерживают «смелое политическое решение Украины» и готовы помочь его осуществить. Таков был лейтмотив его высказываний.
В июне 1995-го накануне саммита «семерки» в канадском Галифаксе, Украина попробовала ужесточить свою позицию. Горбулин заявил, что Киев может пересмотреть взятые на себя обязательства о закрытии ЧАЭС, если «семерка» не примет решения о финансовой помощи, необходимой для программы закрытия станции. Но в итоговом коммюнике галифаксского саммита не было ни слова о помощи, а лишь приветствовалось решение Украины закрыть станцию до 2000 года.
Публичной обиды Киева, однако, не последовало. Дальнейшие переговоры по ЧАЭС были закулисными и существенно изменили суть первоначальных договоренностей. Так, вместо двух парогазовых блоков в Славутиче предлагалось построить два атомных энергоблока на Ровенской и Хмельницкой станциях. Еще в канун саммита «семерки» министр финансов Германии Тео Вайгель сказал, что Украине парогазовые блоки не нужны, так как увеличивают ее зависимость от России. А изменение характера и места постройки компенсирующих блоков имело для Украины два больших минуса. Во-первых, возведение новых мощностей именно в Славутиче позволило бы с наименьшими потерями решать социальные проблемы работников ЧАЭС. Во-вторых, под достройку парогазовых блоков Украина проще могла бы получить кредит ЕБРР. Ведь ко всем атомным проектам на Западе относятся крайне скрупулезно. Очень легко найти повод, чтобы отказать в кредите для их строительства по соображениям недостаточной безопасности проекта.
Что обещал Оттавский меморандум
И вот 20 декабря 1995-го переговоры увенчиваются «Меморандумом о взаимопонимании между правительством Украины, правительствами стран «Большой семерки» и Комиссией Европейского сообщества относительно закрытия Чернобыльской АЭС», заключенным в канадской столице Оттаве. С украинской стороны он был подписан Юрием Костенко.
Документ начинается со слов, что стороны «выработали общий подход к разработке и реализации всеобъемлющей программы для поддержки решения о закрытии Чернобыльской АЭС до 2000 года. Из этих слов, как и из других положений меморандума, следовало, что вопрос закрытия станции до 2000 года уже решен, а потому вынесен за скобки меморандума и не зависит ни от каких финансовых обстоятельств.
Что же касается западной помощи, то она согласно меморандуму должна была составить 2,3 млрд долларов, менее 60% от суммы которую ранее озвучивал Костенко. 498 миллионов из этих денег составляли субсидии, а 1,8 млрд — кредиты по линии международных финансовых организаций на создание новых энергетических мощностей. Но в документе не утверждалось, что эти кредиты Украина непременно получит. Напротив, в приложении к меморандуму, где было расписано, сколько средств на каждую из программ выделяется, говорилось, что вложения в энергетику на сумму 1,8 млрд. долларов зависят от одобрения финансовыми организациями технико-экономического обоснования проектов. То есть меморандум предполагал не предоставление кредитов, а лишь их возможность. Ведь если деньги давать не хочется, технико-экономическое обоснование всегда можно счесть плохим. А когда речь идет именно об атомных энергоблоках, то это сделать еще легче. Таким образом, благодаря меморандуму Запад получил правовые основания вести себя по принципу «мухи отдельно, котлеты — отдельно». Можно было и требовать от Украины выполнения обещания закрыть станцию, и не давать ей кредитов на достройку новых блоков, как из-за претензий к их проектам, так и по другим причинам (например, в 2000 ЕБРР заявлял, что не может выделить денег, так как Украина не сотрудничает с МВФ).
Через 11 месяцев и 2 недели после подписания меморандума Кучма приказывает остановить энергоблок №1, который мог работать до мая 2008. Проходит еще 4 года и две недели и с остановкой энергоблока №3, который мог эксплуатироваться до июня 2012-го, станция прекращает вырабатывать электричество. За это время украинские государственные деятели при каждом ритуальном посещении ЧАЭС и при других удобных случаях уверяли народ: если не дадут денег на достройку энергоблоков на Ровенской и Хмельницкой АЭС, то станция закрыта не будет. Но эти речи были сугубо для внутреннего потребления, Западу никто не предъявлял ультиматумов.
Но в стране верили, что меморандум это договоренность с Западом по принципу «вечером деньги — утром стулья», или наоборот. Никто не объяснял что на самом деле что документ, подписанный видным национал-демократом Костенко — это формализация уступки Западу. Ибо согласно ему, он не обязан оказать Украине содействие, а лишь может его оказать в порядке благодарности президенту Кучме за «смелое политическое решение».
После того как станция была закрыта, разговоры о западной помощи в достройке энергоблоков быстро сошли на нет. Оба энергоблока самостоятельно достраивались Украиной при содействии Российской Федерации, предоставившей для этого товарный кредит на 100 миллионов долларов.
Кучма признает «пшик»
В 2003 в книге «Украина не Россия» Кучма оправдывал свои тогдашние действия, но не скрывал разочарования в Западе:
«И закрытие Чернобыльской станции, и почти все, что предпринималось украинской властью в этой важнейшей сфере нашей внутренней и внешней политики, я считаю правильным, прежде всего потому, что наши действия ожидались и воспринимались как правильные всем миром, населением планеты, а идти против такого течения обошлось бы намного дороже, не говоря уж о том, что береженого все-таки Бог бережет. Правда, когда мы сделали все, что от нас ждали, мы не получили того, что нам обещали, и это обидно, чтобы не сказать резче. Понятны трудности, с которыми сталкиваются западные правительства в отношениях со своей общественностью, чьи настроения переменчивы, как майский ветер, но так тоже нельзя, и мы будем продолжать это говорить нашим западным собеседникам».
Перестав быть президентом, Кучма в книге «После Майдана» (2007) позволил себе больше эмоций по тому же вопросу. «Как «наседал» на нас Запад во главе с США, чтобы мы закрыли Чернобыльскую АЭС! Сколько обещаний было дано! Новые энергоблоки на Ровенской и Хмельницкой станциях для компенсации потерь достроят, с объектом «Укрытие» подсобят, семьи атомщиков не забудут… Пшик.» — пишет он.
Однако ни в одной, ни в другой книге второй президент Украины не пытался объяснить неудобную вещь: почему в 1995-м не удалось в международно-правовом документе четко увязать прекращение работы ЧАЭС с компенсациями в энергетической сфере. Это был просчет украинской дипломатии из-за слепой веры в устные западные обещания, или же объективная невозможность настоять на своем, поскольку сильная советская республика, каковой была Украина, стремительно ослабела, добившись независимости и начав интеграцию в «цивилизованный мир»?
Но объективно история с закрытием ЧАЭС выглядит моделью отношений Украины с Западом, которая не раз воспроизводилась впоследствии. Киев сначала просто тупо капитулирует, а уже после капитуляции то ли пытается что-то выторговать. Как правило, безуспешно.