Моё детство прошло в Докучаевске, маленьком городке недалеко от Донецка, где фраза о том, что честь надо беречь с молодых лет до сих пор актуальна
Это в городе-миллионнике можно затеряться, стать невидимкой, сменить имя и род деятельности, а в таких городках все жители наладонны и даже немного связаны родственными узами. И всё в таких городках бывает в единственном экземпляре — один храм, одна гостиница, один ресторан, один рынок, один парк, один Дворец культуры и т.д.
Докучаевск — город кристальной ясности, идеальной прозрачности, смыслы его просты, слова незамысловаты. Докучаевск — город плоский, одноэтажный и невероятно уютный. Мой папа родом из Докучаевска, мои бабушка с дедушкой после войны прожили там более полувека, возделывали землю, убирали двор, чинили забор, ремонтировали дом. Девочкой я исколесила на велосипеде «Салют» все улицы города, не было места, куда бы я не сунула свой любопытный нос. Я знаю все его морщины и щербатости, до сих пор помню названия улиц и фамилии некоторых жителей, аккуратно выведенные чёрной краской на белых табличках, приколоченных к фасадам домов. Самые тёплые и светлые воспоминания моего детства связаны именно с Докучаевском. И даже первая наивная любовь меня настигла именно там.
Когда летом 2014 года в Докучаевск пришла война и начались артобстрелы города, мой прошедший две войны дедушка, которому к тому моменту исполнилось 96 лет, спрашивал у меня и у моей мамы: «Кто с кем воюет? Вы можете мне объяснить?» Господь уберёг мой отчий дом от прямого попадания, снаряд упал в огороде, вылетели стёкла, повело двери.
Женщина, с которой мой дедушка коротал старость, реагировала на канонаду мужественно и делала всё очень правильно, ложилась на пол у несущих стен и как можно дальше от окон, прикрывала голову руками. Дедушка ложиться не желал, продолжал заниматься повседневными делами, делая вид, что не слышит, ещё и посмеивался, приговаривал: «Надежда, вставай, простудишься! Своего не почуєш (укр. — услышишь), а чужого бояться не надо!» А тётя Надежда жаловалась нам: «Я ему говорю, чтоб лягал! А он не хоче! Стоит и всё тут… Гэрой!» В подвал не бегали, далеко слишком бежать, да и подвал не был приспособлен.
Дедушка умер в ноябре 2015 года, до последнего дня сохраняя ясность ума, вопрос кто с кем воюет больше не задавал, но и на пол не ложился. Какая причудливая, трагическая и невероятно длинная жизнь у него была. Родился через год после революции, прошёл две войны, умер через полтора года после начала АТО. Похоронили мы его на докучаевском кладбище, которое постоянно обстреливается. Ни живым нет покоя в Докучаевске, ни мёртвым! Всего в нескольких километрах проходит линия фронта, по сути же Докучаевск — это уже фронт. Тот самый фронт, о котором я так много слышала в детстве от дедушки.
В пятнадцати километрах от Докучаевска находится посёлок Новотроицкое, из района которого 27 и 28 апреля 2018 года был обстрелян город моего детства и погибли мирные жители. Я помню этот посёлок, аккуратные улочки, несколько магазинчиков, консервный цех, где работала наша дальняя родственница. Мы часто ездили к ней в гости. Периодически она передавала нам соленья в пузатых бутылях, мы ей возили какую-то особенно разваристую картошку, выращенную дедушкой. А теперь из-под Новотроицкого по Докучаевску работает артиллерия.
Со вчерашнего дня школы в Докучаевске перешли на заочное обучение, жителям рекомендовано запастись провиантом и пережидать обострение в безопасных местах. Дети пишут друг другу смс: «Мы в подвале, а вы?» Во время прилётов детские глаза становятся безжизненными и стеклянными, взрослые говорят, что нет ничего страшнее на свете, чем смотреть в эти глаза!
Пятую весну длится бессмысленная безжалостная бойня! Прошло почти три года со смерти дедушки, земля на его могиле просела. По законам памяти и из уважения к смерти уже давно пора было поставить памятник, но это невозможно сделать. Кладбище, на котором за последние четыре года появилось большое количество новых могил косвенных и прямых жертв войны, находится на линии огня. Тут и там видны последствия обстрелов, разрушенные памятники, поваленные деревья. Отец Никита, настоятель докучаевского храма, говорит мне: «Ещё не время! Надо подождать с памятником!» И я понимаю, что подожду, и дедушка подождёт. Когда война закончится? А пока я словом ставлю дедушке памятники и всё время думаю о детях с неживыми глазами, которые пятую весну своего лучезарного детства, лучшей поры человеческой жизни, пялятся в подвальные стены и дышат затхлым воздухом.
Реквием
Как уходят герои? Молча.
Растеряв все рефлексы волчьи.
Вместо слёз для них море горечи,
вместо роз для них залп тройной
холостыми, и серый в штатском
что-то скажет нам о солдатской,
о судьбе двух народов братских,
пофлиртует с седой вдовой.
А над кладбищем, там, где дымка,
реют ангелы-невидимки,
их не видно на фотоснимках,
но ты слышишь шуршанье крыл.
Это ветер в густых берёзах
прячет наши с тобою слёзы.
Наша жизнь — череда наркозов
да пролитых на лист чернил.
Развяжи мои губы словом,
я парю над изрытым полем,
я привык, что тобою болен,
я привык уже умирать.
Я лечу, и мне светят звёзды,
и рябины алеют гроздья,
и вся жизнь теперь то, что поздно,
то, что вряд ли воротишь вспять.
Анна Ревякина, Ukraina.ru