«Каминг-аут» Дмитрия Гордона

Казалось бы, т.н. украинской журналистике после всего, что она уже сотворила за последние годы, трудно пробить дно. Куда уже ниже-то?! Но одному из её общепризнанных «мэтров» Дмитрию Гордону это удалось

Его «откровения» уже получили широкую «прессу», но тем не менее на некоторых из них стоило бы остановиться поподробнее. В частности, на том, что он «сдал бы Ленинград немцам», потому что жизнь каждого человека дороже, чем «сраный город Ленина, который не сдавали потому, что город Ленина сдать нельзя».

Нужно отметить, что в данном случае он далеко не оригинален – тема «жестокосердности» советского режима, обрекшего миллионы жителей города на Неве на голодную смерть, давно будоражит умы либерального сообщества и, пожалуй, ввиду своей действительно неоднозначности занимает едва ли не ведущее место в пропагандистской кампании по дискредитации Великой Победы (этот пропагандистский прием известен – начинаем с самого «убедительного», а когда это «проглочено», идем дальше).

Что же, дабы разобраться в том, что ждало бы ленинградцев, окажись они в гитлеровской оккупации, приведу отрывки из дневников профессора медицины Льва Николаева, которые он вел в оккупированном Харькове (дневниковые записи всегда наиболее ценны как исторический источник):

21 октября: Я надеюсь, что моя семья не умрёт от голода. В столовой Рентгеновского института я получаю обеды для себя и для всех членов моей семьи. Продовольствия в столовой — много. Хватит на несколько месяцев. Есть основания думать, что немцы после оккупации Харькова быстро снабдят город всем необходимым. В окрестных сёлах имеется много продовольствия: его нужно только подвезти в Харьков. Урожай был в этом году хороший и опасаться голода как будто не приходится.

27 октября: В Рентгеновском институте немцы захватили столовую и реквизировали все продукты.

1 ноября. Немцы развозят по городу туши мяса, уток, гусей. Очевидно, всё это отобрано у населения или реквизировано у крестьян. Некоторые унижаются перед немцами и выпрашивают объедки. От времени до времени дверь бойни открывается и жирный немец выносит отбросы, которые не идут в пищу немецким солдатам — лёгкие, сердце, кровь, желудок и т. п. При виде немца санитары и санитарки начинают просить: «Пан, дай. Дай немного флейш». Немец раздаёт двум-трём человекам мясные отбросы. Остальные с завистью смотрят на «счастливцев».

5 ноября. Немцы ведут себя дико. Они отбирают картофель у тех немногочисленных торговок, которые пытаются вынести его на базар. Поэтому базары остаются пустыми. Непонятно: зачем это делается. Создаётся впечатление о том, что немцы стремятся искусственно вызвать голод среди населения. Но для чего это им нужно?

Вокруг Харькова, в колхозных полях, лежит огромное количество ещё не выкопанного картофеля: война помешала копке. Пока стоит довольно тёплая погода, но при первых морозах картошка погибнет. Казалось бы, что нужно срочно организовать её копку. Население города охотно занялось бы этой работой, если каждому было бы пообещано по несколько десятков килограммов картофеля. Однако немцы не только не приглашают население копать картошку, но расстреливают тех граждан, которые пытаются что-нибудь выкопать. Странно. Упорно в голове вертится мысль о том, что немцы хотят вызвать голод. Ведь если бы они сами копали картофель, это было бы понятно. Но так выходит, что много картофеля неизбежно погибнет.

6 ноября. С тех пор, как немцы вступили в Харьков, я сегодня впервые раздобыл немного съестного. Это оказались лягушки. Я их купил по рублю штука у служителя биологического факультета А. Васенко. После прихода немцев в Харьков мы впервые ели сегодня мясное блюдо.

8 ноября. Сейчас — часов 7 вечера. В квартире холодно. Темно. Тускло горит лампа. Только что был обыск: явился немецкий унтер-офицер с четырьмя солдатами. Спрашивал: где картофель. Картофеля у нас не оказалось. Прочие продукты жена успела спрятать в диван, на котором я лежу. Зачем немцы отбирают картошку? Ведь её так много вокруг Харькова. Стоит только поехать и привезти!

10 ноября… Задумавши съесть кота, я впустил его в кухню. Я никогда не убивал животных. Поэтому от непривычки руки у меня сильно дрожали. Я набросил коту петлю на шею и затянул её, поднявши его в воздух. К моему ужасу кот долго не умирал. Я бил его топором по голове, а он всё продолжал корчиться. В конце концов я не выдержал: в полуобморочном состоянии от волнения бросил кота и убежал. Его прикончила жена. Впрочем, всё это не помешало нам съесть кошачье мясо с большим аппетитом. Моей десятилетней дочке мы сказали, что это кролик, которого я купил на базаре.

28 ноября. Сегодня я ходил вместе с сыном в деревню Большую Даниловку, расположенную недалеко от Харькова. Мы взяли для обмена несколько вещей — ботинки, пальто, рубахи. Оказалось, что в деревне раньше нас побывало много горожан и крестьяне не желают больше менять продукты питания на вещи или предлагают очень невыгодные условия мены. Мы долго и тщетно ходили по всему селу. Наконец мы зашли в одну хату, где хозяева нас приняли. В хате уже находилась одна гражданка из города. При нас она поменяла совершенно новое дамское пальто на одну курицу и три буряка. Когда она ушла, я стал предлагать крестьянам мои вещи. Видимо в этой хате живут кулаки. Они и приняли меня «по-кулацкому» и стали предлагать за пальто десяток буряков. Я собрался уже уйти, но вспомнил о том, что принёс с собой золотую брошку, которая в 1913 г. стоила бы рублей 20–30. Молодой хозяин и его жена не понимали ценности этой вещицы. Но мать хозяина, старая бабка, вцепилась в эту брошь. После длительного и очень мучительного для меня торга я поменял брошь на 7 килограммов муки, ведро картофеля и два бурака.

Во время моего странствования немцы несколько раз останавливали нас и проверяли содержимое наших мешков. Они заявили, что менять вещи на продукты запрещено. Мне пришлось сказать им неправду. Я заявил, что я врач, был вызван к больному и получил от него гонорар в виде продуктов. Немцы мне поверили и пропустили. Но о чём думает их командование? Ведь оно сознательно обрекает горожан на голод!

7 декабря. Сегодня утром во флигеле дома, где я живу, скончалась одна женщина от голода (далее упоминания умерших от голода знакомых становятся частыми в дневнике. – Авт.).

10 декабря. Я ходил на Благовещенский базар с целью продать имеющиеся у меня мотки ниток. Она женщина предлагала мне променять три мотка ниток на 2 стакана гороха и на 5 маленьких луковиц. Я отказался. А теперь жалею: ведь нитки не съешь, а горох можно съесть

16 декабря. Сейчас в городе такая большая смертность от голода, что не успевают изготовлять гробы и хоронить покойников. Женщина, умершая во флигеле нашего дома 7 декабря, ещё не похоронена и лежит в своей комнате.

21 декабря. Сегодня впервые после прихода немцев в Харьков я съел кусочек настоящего хлеба. Жена выменяла у немцев рождественские украшения для ёлки на два куска хлеба и на кусок колбасы. Какое блаженство. Несколько дней тому назад было объявлено, что жители города, не имеющие службы или постоянной работы, будут эвакуированы из города в принудительном порядке. Сейчас это постановление отменено. Очевидно немцы придумали иные способы «разгрузки» голодающего города, или — что вернее — предоставили людям умирать от голода.

30 декабря 1941 г. Продукты иссякли. Завтра, под Новый год, жена уходит вместе с сыном в деревню Бабаи для мены. У меня больше нет сил ходить так далеко.

1 января 1942 г. Вернулись жена и сын, принесли бураков и капусты. Это будет всё наше питание. Ни белков, ни жиров, а одна лишь клетчатка.

5 января 1943 года. Сегодня я упал на улице от истощения. Ноги стали мягкими, и я опустился на снег под забором. Посидел некоторое время, отдохнул и поплёлся дальше. Вид у меня стал ужасный. Я выгляжу как глубокий старик! Отёки распространились по всему телу. Сердечная слабость всё увеличивается. Мучает одышка. В таком виде приходится ходить по городу на большие расстояния!

7 января. Великая радость! Мне удалось поменять золотую вещицу на 25 кг. муки и на литр масла! Это произошло как раз вовремя. Продуктов у нас совершенно не осталось, и жена собиралась завтра вновь идти в деревню для мены.

12 января. Вчерашний день останется памятным для моей семьи. Мне, по-видимому, удалось спасти семью от голодной смерти по крайней мере до лета. Я познакомился с двумя мелкими немецкими чиновниками, работающими в учреждении по снабжению продовольствием немецкой армии. Они выписывают ордера на продовольствие и, в частности, на муку. Как и многие другие немцы, оба чиновника — воры и взяточники. Я принёс им имеющиеся у меня золотые вещи — кольца и брошки жены. У них глаза разгорелись. За три золотые вещицы они мне выписали 150 кг. муки, т. е. почти десять пудов. Сегодня я ходил получать эту муку на мельнице. Выдали. В будущем возможны ещё подобные же приобретения. Чиновники обещают поменять золотые вещи на сало или на масло. Да! Мы спасены!

20 января. Выясняется, что немцы систематически осуществляют на Украине свою политику голода. Ректор университета, проф. А. В. Желиховский сообщил мне, что он беседовал с каким-то немецким генералом, который заявил ему, что немцы прекрасно учитывают, что 1/3 населения города Харькова погибнет от голода в течение зимы 1941–1942 гг., что 1/3 жителей покинут город и распылятся по сёлам, где они будут использованы для полевых работ и что лишь 1/3 граждан останется в городе, где немцы используют их труд для нужд немецкой армии, при чём часть субъектов этой последней группы будет послана на работу в Германию.

Итак, генерал вполне откровенно признал, что немцы не только не снабжают город продуктами питания, но создают искусственный голод с целью уничтожить избыток населения. При этом они, конечно, не учитывают, что от голода погибают в первую очередь интеллигенты, которые наименее приспособлены к борьбе за существование. Впрочем, немцам интеллигенты не нужны. У них и своих интеллигентов много. Им нужны лишь рабочие руки.

Жена занимается раздобыванием дров. Это делается с опасностью для жизни, так как немцы расстреливают граждан, таскающих обгорелые доски из разрушенных зданий. А между тем, что делать? На дворе стоят жестокие морозы (сегодня температура опустилась до –39). Топлива нет и негде его достать. Приходится красть доски в разрушенных домах. Не умирать же нам от холода!

30 января. Говорят, что с 15 февраля будут отменены пропуска на выезд из города. В связи с этим огромное количество горожан устремилось в деревню для мены вещей на продукты. Мой знакомый Г. С. Козырев недавно вернулся из такого путешествия пешком на расстоянии 110 км. от Харькова. Он рассказывает, что в окружности Харькова все округи переполнены народом. Вещи отдают за бесценок. За новые женские боты и за калоши Козырев получил 8 кг. кукурузы. Козырев отморозил себе пальцы и испытывал большие страдания в дороге от голода и особенно от холода (стояли лютые морозы!). Сколько людей, идущих в деревню для мены вещей, обречены на гибель в пути!

3 февраля. По городу валяются трупы людей, умерших от голода. Их не убирают.

5 февраля. Недавно умер от голода археолог Луцкевич. У него имеются малолетние дети. Он жертвовал всем ради спасения детей и жены. Он ходил по деревням, менял вещи, доставал продукты питания, но почти всё отдавал своей семье. Сколько таких незаметных героев!

10 февраля. Сегодня — мой день рождения. Мне минуло 44 года. Ещё год тому назад я выглядел так молодо, что многие называли меня «молодой человек». Никто не давал мне на вид более 30-ти лет. А сейчас я — старик. Лицо покрылось морщинами. Кожа отекла и стала дряблой. Мне можно дать на вид лет 60 или 65! Вот, что сделал со мной голод, принесённый немцами!

13 февраля. Людей, умерших от голода, такое огромное количество, что хоронить их на кладбищах в гробах невозможно. Трупы бросают в щели, вырытые во дворах ещё тогда, когда была советская власть, и предназначавшиеся в качестве убежища при немецких воздушных налётах. Сегодня мой сын видел, как одна собака откопала мертвеца и тащила по двору человеческую ногу, на которой висела штанина!»

Как видим, массовая смертность от голода имела место и там, где была не блокада, а власть немцев. И причина предельно проста – «кормить» население они не собирались от слова совсем. На «паек» разной степени сытости могли рассчитывать только те, кто работал в различных функционирующих учреждениях (Лев Николаев продолжал работать в университете, но для немцев он, понятно, не был в приоритете, сотрудники получали лишь зарплату в советских рублях, на которую можно было скудно прожить лишь несколько дней в месяц).

А остальным не полагалось даже «блокадных» 125 граммов (напомню, что эта норма действовала только для иждивенцев, служащие и рабочие (а «сокращений» в блокадном городе никто не проводил) получали больше и при первой возможности нормы были увеличены). Как говорится, «крутись» (выживай) как знаешь. Причем и «кручению» оккупанты всячески препятствовали. Они захватили и вывезли имевшиеся в учреждениях запасы продовольствия. Лев Николаев приводит многочисленные случаи банального грабежа граждан немецкими военными, когда отбирались имевшиеся в семьях продукты. Даже обменять семейные драгоценности на продукты было большой удачей – продавцы предпочитали более полезные в хозяйстве вещи.

Возможно, мне возразят, что, дескать, голод в Харькове и других крупных центрах все-таки не принял таких масштабов, как в Ленинграде. Но дело тут именно в масштабах. Население Харькова перед войной составляло 900 тыс. человек, на момент оккупации в городе осталось 450 тыс. человек. В Ленинграде же перед войной проживало 3 млн. человек, а в 1942 году – 2,5 млн. (видимо, статистика указывает начало года). Т.е. в Ленинграде было в 5 раз больше жителей, чем в Харькове.

Причем в 1916 году в Петрограде жило 2,4 млн., т.е. за 25 лет население выросло всего на 20%, а в Харькове 247 тыс. – рост почти в четыре раза. Т.е. большинство населения Харькова составляли, извините, «понаехавшие» в основном из сел и небольших городков в прилегающих регионах. В трудные времена они попросту вернулись в родные места, где прокормиться было гораздо легче. А куда было бы деваться коренным питерцам, составлявшим основную часть населения города на Неве?

И наконец, Харьков расположен на благодатной Украине, а Ленинград – в скудной Ингерманландии. Если для харьковчан «товарообмен» с окрестными селянами был сопряжен с такими сложностями, то что бы ждало ленинградцев? Где, в каких редких и столь же голодных деревнях 2,5 млн. человек выменивали бы продукты? Кто бы вез их на городские рынки?

Наивно думать и о том, что немцы запустили бы предприятия Ленинграда, обеспечив хотя бы их сотрудников достойными пайками. Третий Рейх испытывал жесточайшую нехватку практически всех видов сырья, его не хватало и для «своих» предприятий, понятно, никто бы не стал его выделять для заводов в оккупированной стране, которые еще нужно восстановить, запустить.

Николаев пишет, что в Харькове работали предприятия пищепрома (естественно, исключительно на нужды рейха), но понятно, что они создавали «рабочие места», да и воровалось с них, ясное дело. Также понятно и то, что в Ленинграде перерабатывать было бы нечего. Т.е. практически абсолютная безработица с огромным количеством желающих работать за те же 200–300 граммов хлеба.

Таким образом, можно сделать однозначный вывод: в случае оккупации Ленинграда число жертв только голода значительно превысило бы то, что имело место в результате блокады. Скорей всего, уже зимой 1941–1942 гг. город вымер бы практически полностью.

Но такую реконструкцию альтернативной реальности Гордон не делает, в отличие от описания того, как хорошо бы было на Украине в случае победы Гитлера. «Украина была бы аграрной немецкой республикой, протекторатом. Осталось бы столько людей, сколько было необходимо Гитлеру, чтобы кормить Европу хлебом. Остальные были бы вывезены в Германию и работали бы там. Кстати, многие и были вывезены… Если бы не было партизанской войны, все было бы отлично. Огромное количество людей сотрудничало с немцами. Немцев ждали как освободителей, встречали цветами, поскольку сталинская большевистская клика достала всех», — отметил Гордон.

Насчет «отлично» приведу еще один фрагмент из дневника Николаева, написанный спустя пару дней после занятия города гитлеровцами, когда ни о каких партизанах и речи еще не было: «На Журавлёвском базаре я увидел трупы расстрелянных немцами 15 мужчин. Предлогом для этой казни явился пожар базара. Говорят, что немцы сами, случайно или нет, подожгли базар, а затем свалили вину на мирное население. В домах по окружности базара они схватили 15 граждан и без суда и следствия расстреляли их. На одной из базарных будок висит приказ немецкого командования, уведомляющий население о том, что в случае повторения пожара, будет расстреляно втрое больше граждан». И описаний таких расправ в дневнике много.

И уж, конечно, Гордон ничего не слыхал о плане «Ост», согласно которому половину славян предполагалось депортировать. Но в Германию ли? Ведь «мероприятия» в отношении евреев в официальных немецких документах также именовались «депортация». И какие основания полагать, что в плане «Ост» в них вкладывался бы другой смысл, благо и соответствующие «производственные мощности» после окончательного решения еврейского вопроса остались?

Но самое интересное в том, что описание Гордоном «счастливой» жизни Украины под протекторатом Третьего рейха практически полностью совпадает с реальностью, сформировавшейся после победы «Революции достоинства», которую осуществили духовные, а часто и биологические потомки тех, кто в 1941-м встречал оккупантов с цветами. И статус «великой аграрной державы» нам напророчил прямой политический потомок гауляйтера Украины Коха – американский посол Джеффри Пайетт. И «в Европах» на самых грязных и низкооплачиваемых работах трудятся миллионы украинцев, число которых растет огромными темпами.

Ну а деятельность вопреки всем законам вечно «исполняющей обязанности» министра здравоохранения американско-подданной Ульяны Супрун дает все больше оснований считать, что она не просто «е….я» (© губернатор Закарпатской области Геннадий Москаль) психопатка с комплексом сверхценной идеи, а человек, четко выполняющий поставленную задачу по избавлению Украины от излишнего для её нынешних хозяев населения (хотя, может, в этом и состоит её сверхценная идея в соответствии с идеями Донцова и Шухевича).

Просто времена нынче другие, и эффективные методы Третьего рейха использовать не комильфо. Нужен более «деликатный», пусть и требующий больше времени подход. К примеру, разве её призыв смело садиться на холодное не способствует снижению рождаемости у «туземцев», которым он адресован?

Так что в том, что итоги Великой Отечественной войны вызывают у апологетов Майдана скрежет зубовный, ничего удивительного нет. Ведь Гитлер нес Украине именно то будущее, которое они «строят» сейчас.

Дмитрий Славский, alternatio.org