Эти люди тщательно имитируют нравственную озабоченность, они профессионально рыдают и заламывают руки, они говорят о милосердии, о сострадании, о свободе для узников и несправедливо осужденных, и хорошо говорят, пылко, но стоит только задать им один тихий вопрос, как все меняется самым сокрушительным образом.
– Скажите, а Евгений Мефедов…
– Скажите, а Кирилл Вышинский..
– Скажите, а когда Удальцов сидел…
И даже:
– Скажите, а Надежда Савченко?
Мгновенно куда-то деваются узники, милосердие, правозащита, свобода и слезы.
Глаза сухие.
Голос самодовольный, интонации самые скучные.
– Это не наше дело.
– Это другая страна.
– Мы об этом не слышали.
– Вам это нужно, вы об этом и думайте.
Так, буквально в одну секунду, спасители заключенных превращаются в зевающих теток в бюрократическом окошке.
Потому что понимать надо.
Сострадание – оно как колбаса, которую кому попало резать не стоит.
Сострадание полагается тем, кто против Путина. Ну хорошо, возьмем шире: тем, кто против русских.
А всякие там, которые лезут без разрешения за нашим политически выверенным нравственным чувством, за нашими ценными слезами и нашей ювелирно избирательной правозащитой, – сидите и не гундите.
Тут, повторяю, понимать надо.
Это только кажется, что люди в Ганди и Льва Толстого играют. Нет, у них “борьба против империализма” и “подписка на голодающих режиссеров Германии”.
Очень мило.
Но только без нас.