Самая закрытая страна региона нуждается в экономической и военной помощи
В июне 2018 года президент Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов сообщил о смене руководства министерства обороны, пограничной охраны и министерства национальной безопасности страны, причем последний покинул должность с понижением в звании. Также президент подверг суровой критике работу спецслужб за неназванные «серьезные упущения». Этому предшествовали сообщения из Афганистана об очередном всплеске активности боевиков ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и Талибана (организация, деятельность которой запрещена в РФ) у туркменской границы, чем, видимо, и объясняется беспокойство Ашхабада.
Опасность международных террористических организаций для Туркмении определяется двумя факторами — внешней угрозой отрядов террористов и активностью действующего внутри страны исламистского подполья. Их усиление может привести к переносу афганского конфликта на туркменскую территорию.
Туркмения — достаточно закрытая страна, а проблема экстремизма в ней сейчас практически не обсуждается легальной прессой. Однако доступные нам источники позволяют выяснить некоторые детали.
Туркменская защита
На первый взгляд, республика Туркмения обладает многочисленными силовыми структурами, которые имеют возможность защитить страну и режим от любых посягательств. По официальным данным, численность армии, включая пограничную охрану, составляет 36,5 тысяч человек, полиции — около 21 тысяч, министерство нацбезопасности — более 5 тысяч. В распоряжении силовых структур есть авиация и тяжелая техника, регулярно проводятся военные учения… Но это внешняя сторона, за которой скрывается весьма неблагоприятная ситуация.
О ней свидетельствует даже официальная информация о взысканиях высших должностных лиц:
В мае 2018 года выговор объявлен министру обороны Яйлыму Бердыеву «за ослабление контроля над подведомственными службами», а позже он был переведен в МНБ;
Глава МНБ Доврангелди Байрамов за 2 года работы (2016−2018) успел получить 4 официальных выговора и был снят с должности с понижением в звании;
Глава МВД Исгендер Муликов за неполный 2017/18 год получил 4 выговора (всего 10 за 9 лет работы);
Глава пограничной службы Бегенч Гундогдыев в 2017-м был понижен в звании за упущения в работе, а в 2018-м — лишился должности.
Очевидно, что при хорошей работе ведомств труд руководителей оценивался бы иначе. Несмотря на закрытость Туркмении, поступает и другая информация о глубоком кризисе силовых структур. Проблемы связаны, прежде всего, с материальным обеспечением.
В течение последних трех лет происходят сокращения армейского пайка, откуда исчезает животная пища. Во многих частях кормят преимущественно кашей из пшеницы, капустный суп становится праздничным блюдом.
Отмечаются случаи, когда рядовой состав охотится на голубей, чтоб разнообразить рацион. Учащаются ситуации, когда солдаты вынуждены закупать продукты в счет собственных средств, потому что денежное довольствие систематически не выплачивается, а продукты в часть завозятся нерегулярно. Командование отдельных подразделений даже открывает на территории объектов частные коммерческие столовые.
Впрочем, с продуктами плохо и в стране в целом. Во многих городах введена нормированная продажа муки, мяса, яиц и еще некоторых продуктов питания. В торговой сети царит дефицит позднесоветских времен и огромные очереди, для поддержания порядка в которых ставятся посты полиции.
Правоохранительная система тоже страдает от экономических проблем. В зарубежной прессе появились сообщения, что в МВД Туркмении идут массовые сокращения. По этим данным, в январе 2018-го было уволено не менее тысячи сотрудников, а в течение года — планируется сократить до 30% личного состава (7 тысяч человек), как и в системе образования и здравоохранения. Сообщается, что в МВД будут сокращать преимущественно подразделения криминальной и дорожной полиции.
Альтернативная пресса сообщает, что в Ашхабаде и ряде других крупных городов полиция развивает какую-то странную активность: тестирование гостей свадеб на алкоголь, задержание на улицах пар без свидетельств о браке, «охота» на женщин за рулем. Туркменские журналисты-эмигранты приписывали эти инциденты самодурству высшего руководства страны, но на деле они больше похожи на поиск полицейскими поводов для мелочного вымогательства у случайных граждан.
При этом есть основания полагать, что в случае беспорядков полицейские силы могут вести себя крайне пассивно. В 2017-м году, когда в результате межрайонных конфликтов молодежи в Ашхабада 200 парней в состоянии опьянения произвели погром (избиение прохожих в соседнем районе, вандализм и т.п.), полиция и экстренные службы не появлялись на месте вплоть до ухода преступников.
Можно ожидать, что в случае политических беспорядков полиция также будет уклоняться от активного участия в событиях. Неудивительно, что на фоне этих проблем руководство МВД выговоры буквально коллекционирует.
Ситуация в министерстве нацбезопасности (МНБ) наименее ясна в силу очевидных причин. Число и частота выговоров бывшему руководству показывает, что руководство страны считает состояние МНБ неприемлемым. Сейчас ведомство возглавил бывший министр обороны Бердыев, который много лет назад начинал карьеру в во 2-м управлении КНБ (контрразведка), где проработал 8 лет. Есть предположение, что его основной задачей станет нормализация работы ведомства и противодействие работе иностранных террористических центров.
Зёрна недовольства
Социальная ситуация в Туркмении в последние годы ухудшается. Проблема массового дефицита продуктов — несомненна, хотя официальные СМИ постоянно оперируют лозунгами «продовольственного изобилия». В конце 2017-го в туркменской альтернативной прессе появляются сообщения о начале массовых сокращений в социальной сфере и на некоторых промышленных предприятиях, включая, например, «Гамышлыджанебит» и «Гумдагнебит». Одновременно официально объявлено об отмене ряда льгот.
Основная причина — острый дефицит валюты в стране на фоне падения мировых цен на газ. В 2015—2017 гг. накопившийся дефицит внешней торговли достиг 10 млрд долл. (25−30% ВВП). Этим объясняются проблемы импорта продовольствия и некоторых других товаров. У государства уже возникли проблемы с выполнением обязательств по контрактам с некоторыми иностранными компаниями, например, «Белгорхимпромом» (Беларусь), Polimeks и Cakiroglu Grup (Турция). Другие иностранные инвесторы сообщают о сворачивании бизнеса в стране из-за низкого платежеспособного спроса на товары и услуги.
О дефолте пока речи нет, но у Ашхабада возникают проблемы с реализацией крупных проектов, с которыми связывалась надежда на исправление экономической конъюнктуры. В частности, есть признаки нехватки оборотных средств при строительстве трубопровода ТАПИ. В связи с чем этим туркменский МИД в мае-июне 2018-го провел серию экстренных переговоров о срочном привлечении в проект новых инвесторов, но успеха эти инициативы не имели.
Руководство Туркмении сознает проблемы и пытается их решить. Есть попытки нарастить экспорт (небольшой рост после спада в 2017-м), увеличить производство зерна внутри страны, создать рабочие места, открывая новые производства. Однако за последние 3 года каких-то однозначных успехов добиться не удалось.
Туркменское общество очень долго считалось политических индифферентным и не склонным к протестной активности. Даже контакты редкие контакты с иностранными журналистами были скорей способом подать через зарубежный эфир сигнал «наверх» о конкретных беспорядках на местах в условиях непрозрачности работы государственного аппарата.
Однако усугубляющиеся в течение 3 лет социально-экономические трудности могут раскачать ситуацию.
Экстремистское подполье
Ситуация с экстремизмом в республике — проблемная.
На это указывает громкое дело 2017 года, когда в 22 мотострелковой дивизии, расквартированной в городе Сердар, была раскрыта организация религиозных экстремистов, в которой участвовало 70 человек, из которых 12 были офицерами. По сообщениям с косвенной ссылкой на циркуляр армейского политуправления, работа была поставлена на поток: офицеры-радикалы вели пропаганду «нетрадиционного ислама» в форме семинаров, на которые завербованные ими старослужащие загоняли солдат пополнения. После раскрытия группировки 20 участников были арестованы, прочие в наказание переведены для службы на афганскую границу.
Ухудшение продовольственного снабжения, мобилизация в армию резервистов в 2014—2015 гг., невыплаты денежного содержания делают вооруженные силы Туркмении благоприятным местом для любой экстремистской агитации. Однако вплоть до 2017 года данных о появлении столь крупных организаций экстремистского толка не поступало.
Известно, что в стране периодически обнаруживают ячейки экстремистских и террористических организаций «Хизб ут-Тахрир» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), «Салафия» и ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Их ядро чаще всего состоит из туркменистанцев, которые в ходе учебы и работы за рубежом прониклись радикальными идеями, а также этнических туркмен, иммигрировавших в республику из других государств региона.
Определенную подпитку радикальные круги получали также от организации «Нурджулар», работавшей среди учащихся турецких учебных заведений в Туркмении. После конфликта с официальной Анкарой она подверглась беспощадному разгрому и в странах пребывания, а ее активисты стали тяготеть к всё более радикальным группировкам.
Обычно подпольные кружки, численностью от 5 до 60 человек, занимаются идеологической работой. Некоторые формируются по родственному принципу, некоторые на основе криминальных объединений. Группировки снабжают своих членов пропагандистской литературой, проводят лекции по идеям радикального ислама, вместе просматривают видеоролики экстремистского содержания, а в ряде случаев — вербуют активистов для отъезда в Сирию.
На основе анализа трофейных документов ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) начала 2015 года западных исследователи зафиксировали минимум 360 граждан Туркмении, присоединившихся к этой террористической организации. Данных о совершении терактов на территории Туркмении пока нет, однако по информации, исходящей от туркменских властей, в некоторых случаях при обысках у радикалов изымалось оружие и боеприпасы.
В прошлом были данные о наиболее крупных и активных радикальных группах религиозного толка в Ашхабаде, Лебапском велаяте (Туркменабад и Керки), Дашогузском велаяте (предположительно, Губадагский район) и ряде других мест. Иногда группу формировались в местах обучения, иногда изначально создавали в качестве «неофициальных исламских школ», куда неофитов привлекали через систему знакомств и родственных связей.
Особо активны экстремистские ячейки в местах лишения свободы, где являются альтернативой традиционному криминальном сообществу, с собственной системой сбережений, взаимовыручки, противостояния администрации и иным группировкам осужденных. Заключенные часто примыкают к радикалам не по убеждению, а просто в поисках защиты, что напоминает механизм распространения неонацистского «Белого братства» в тюрьмах США. Однако есть и случаи, когда ячейки экстремистов в тюрьмах столь успешны, что им удается распропагандировать и привлечь на свою сторону служащих конвойных частей.
Точных данных о популярности экстремистских идей в различных слоях общества в Туркмении нет. По рассказам местных жителей, квазисалафитская демонстративная религиозность часто становится формой социального протеста для молодежи из сел и маленьких городов. Сказать, насколько глубоко и сознательно они принимают эти идеи, нельзя. Однако очевидно, что этот контингент представляет наибольший интерес для вербовщиков-экстремистов.
Тем более, что в последние годы представителей этой социокультурной общности всё больше на низовых должностях в государственном аппарате, включая полицию. Существует риск распространения этого типа поведения и в туркменской армии, служба в которой крайне непрестижна, поэтому за военную карьеру чаще берутся именно выходцы из небольших населенных пунктов с неясными жизненными перспективами.
Итоги
Наиболее опасной перспективой для Туркмении является внезапная вспышка общественного недовольства, связанного с продовольственным обеспечением и сокращениями. Учитывая, что в прошедшие годы в стране исчезли большинство оппозиционных объединений и ослаблены даже родовые институты влияния, — протест могут легко возглавить ваххабиты. При вмешательстве вооруженных отрядов с территории Афганистана и хотя бы нейтралитете некоторых частей армии и МВД страна может впасть в пучину затяжного внутреннего конфликта.
Из-за дефицита информации сложно судить, насколько Туркмения способна к преодолению текущего социально-экономического кризиса и укреплению силовых структур. Скорее всего, страна нуждается в экономической и военной помощи соседей и партнеров. Очевидно, что дестабилизация ситуации в республике и всплеск религиозного экстремизма не отвечают чьим-либо интересам, поэтому Ашхабад имеет шансы на достаточно плодотворное сотрудничество в этом вопросе.
Никита Мендкович, ИА REGNUM