По итогам прошедших в стране выборов Реджеп Эрдоган получил суперполномочия, что позволяет говорить о нем как о де-факто новом султане. Впрочем, на одновременно прошедших парламентских выборах «султанская» партия потеряла некоторое количество мест по сравнению предыдущим составом. Достаточно много голосов набрал и соперник и, в целом, победа еще не обещает внутриполитической стабильности в ближайшее время
Снова выиграл
24 июня в Турции прошли судьбоносные для страны досрочные президентские и парламентские выборы. Судьбоносные потому, что победитель на них в прямом смысле получал все – после их проведения вступали в силу конституционные поправки, превращающие страну из парламентской республики в суперпрезидентскую систему. Можно сказать даже — в своего рода неосултанат. Султанатом Османская империя, ядро которой составляла была современная Турция, была до 1922. Впрочем, чтобы заслужить этот титул, правителю мало быть авторитарным, надо еще основать династию и строже придерживаться исламской теории государственного строительства. Но такой признак, как почти единоличное властвование, у нового «султана» Реджепа Эрдогана почти налицо, хотя он и получил на выборах не так уж много, 52,5%. Но главное, то есть победу в первом туре, эти проценты обеспечивают.
Ближайший преследователь – Мухаррем Индже из Республиканской партии (основной светской оппозиционной силы, выступающей за парламентаризм и прозападный курс) взял лишь 30,6% голосов. Несмотря на все ораторские способности и популистские навыки, а также заигрывания с умеренно-исламистским электоратом, ему так и не удалось переманить на свою сторону эрдогановских сторонников. Индже смог заручиться большинством лишь в традиционно прореспубликанских западных приморских провинциях, тогда как почти вся остальная Турция (за исключением, естественно, курдских регионов) осталась за Эрдоганом.
На парламентских же выборах победу, пусть и менее убедительную, тоже одержала эрдогановская Партия Справедливости и развития (ПСР). Да, набрав лишь 42,5% голосов она лишилась большинства в Великой Национальной Ассамблее (теперь у нее 293 мандата из 600, что на 23 места меньше, чем по итогам прошлых выборов – и это даже с учетом того, что общее число депутатов в парламенте прошлого созыва было 550), однако на этих выборах она шла в союзе с Партией националистического движения, которую возглавляет Девлет Бахчели. Националисты получили 11,9% голосов и 50 мандатов, что в нынешней конфигурации «достаточно для сохранения устойчивого большинства в парламенте, — поясняет «Эксперт Online» доцент Дипломатической Академии, директор Центра востоковедных исследований Владимир Аватков. – Маловероятно, что сейчас националисты отойдут от ПСР и присоединятся к оппозиции, или же будут проводить решения, не согласованные с Эрдоганом и ПСР. К тому же с учетом перехода к суперпрезидентской форме правления президенту не критично отсутствие в парламенте абсолютного большинства». Вопрос теперь в том, признают ли этот переход?
Не признали
Сам президент назвал итоги выборов «демократической революцией» и настоятельно посоветовал противникам не оспаривать ее результаты. «Всю напряженность, которая была во время предвыборной кампании, нужно оставить и с решимостью продолжать идти вперед. Надеюсь, что никто не будет бросать тень на нашу избирательную систему и наносить ущерб ей ради того, чтобы скрыть свою неудачу», — заявил Эрдоган. И лидеры оппозиции этот призыв услышали. Да, они назвали выборы несправедливыми. Да, республиканцы обвинили государственное новостное агентство Anadolu в манипуляции данными о предварительных итогах голосования. Однако итоги выборов Индже в конечном счете признал.
А вот признают ли западные партнеры? Судя по тону публикаций в европейских и американских СМИ, вряд ли. «Авторитарный выбор Турции» — именно так назвала свою статью The Wall Street Journal. «Электоральный триумф Эрдогана ведет Турцию в эру единоличного правления», — вторит ей Bloomberg. Западные журналисты отмечают не только масштабные нарушения, но и преследования тех, кто эти нарушения делает достоянием гласности. Так, Эрдоган запретил въезд на территорию Турции двум наблюдателям ОБСЕ по причине их «политических взглядов». По некоторым данным, за попытку «вмешаться в выборы» на территории Турции уже арестовано около 10 иностранцев — граждан Франции, Германии и Италии. Среди них оказалась и сенатор Франции Кристин Прюно, что я является вообще говоря серьезным нарушением норм международных отношений. Коммунистическая партия, которую она представляет, уже заявила, что таким образом Эрдоган хочет не допустить появления любой критики относительно «проходящих масштабных фальсификаций».
Эксперты не исключают возможности того, что ориентированная на Запад часть турецкой оппозиции под такие заявления все-таки может выйти на акции протеста. Во-первых, потому, что перевес сторонников президента как для его победы в первом туре выборов, так и на прошлогоднем референдуме по конституционным изменениям был крайне небольшой (лишь 51,4% населения проголосовали за переход), а значит, консенсуса о превращении Турции в неосултанат Эрдогана внутри общества нет. Во-вторых, как верно отмечает Владимир Аватков, протестные акции могут начаться «не столько даже против самого Эрдогана — у оппозиции и как минимум трети населения накопился серьезный негатив в отношении правящей партии и правительства, с которой люди связывают большинство проблем во внутренней политике».
Ругайтесь на здоровье
Почему у Запада такое отношение? Отчасти потому, что авторитаризм Эрдогана ослабляет (если не уничтожает) позиции турецких республиканцев, выступающих за прозападный выбор страны. А значит уменьшает возможности Вашингтона и Брюсселя влиять на внешнюю и внутреннюю политику Турции. Но еще и потому, что после выборов, как считает любимый канал Трампа Fox News, «Эрдоган будет еще более настроен на сотрудничество с российским президентом Владимиром Путиным, причем за счет интересов США, НАТО и Евросоюза». Эксперты соглашаются с таким взглядом.
«Победа показала, что население выбирает тот курс – и внутри, и внешнеполитический – который был у Эрдогана. Поэтому стоит ожидать продолжения нынешней дипломатии — сохранение умеренно негативных отношений с Западом при усилении неоосманского и пантюркистского курса в отношении Сирии, Ирака, а также укрепление взаимодействий с Москвой», — говорит Владимир Аватков.
Впрочем, к сожалению западных партнеров, в случае попытки оспорить этот курс через протесты Москва все равно останется в выигрыше. После неудачной попытки переворота летом 2016 года Эрдоган крайне трепетно относится к любым вмешательствам США и ЕС во внутренние дела Турции, поэтому его реакция на попытку поддержанных извне протестов очевидна. Ни на какие уступки он не пойдет, а вместо этого, пользуясь режимом чрезвычайного положения, лишь усилит процесс закручивания гаек и преследования политических противников. А значит, продолжит курс на обострение отношений с Западом, что, в принципе, не противоречит интересам Москвы. До сих пор, по крайней мере, охлаждение отношений Турции с партнерами по НАТО были благоприятным фоном для развития наших отношений. Ведь даже султану нужно с кем-то договариваться.
Геворг Мирзаян,
специальный корреспондент журнала «Эксперт», доцент департамента политологии Финансового университета при правительстве РФ