Михаил Дроздовский – личность легендарная. Достаточно сказать, что во время Гражданской войны он был одним из немногих белых офицеров, открыто признававших себя монархистом. В Красной Армии его ненавидели, но уважали. В Белой – боготворили. В немецкой – сознательно избегали конфликтов. А он оставил в своём дневнике впечатления обо всех своих политических и военных противниках. Обо всех – либо с ненавистью, либо – с уважением. Кроме – одних, о которых высказался просто – «хамы и рабы»…
В отечественной истории много документов, к сожалению, безвозвратно утрачено. Но к счастью, достаточно подробно сохранились дневниковые записи создателя знаменитой по обе стороны фронта Гражданской войны «дроздовской» дивизии (одной из элитных «цветных» дивизий имевшей отличительные элементы формы – малиновые фуражки и такого же цвета погоны с вензелем Д) – Михаила Гордеевича Дроздовского. И записи эти весьма примечательны.
Дело в том, что Михаил Дроздовский до своей гибели от гангрены успел поучаствовать лишь в начальном этапе Гражданской войны, когда «стороны» ещё не определились окончательно и многие силы действовали сами по себе. Когда на территории Малороссии разворачивалась немецкая оккупация, определённая условиями Брестского мира. Дроздовский скончался 1 января 1919 года, по сути – не увидев окончательного формирования «белого» и «красного» лагерей. Зато – увидев, кто и как рвал на куски Российскую империю. И успев отразить в дневнике свои впечатления о своих противниках.
НЕНАВИСТЬ: БОЛЬШЕВИКИ
Следует отметить, что для Михаила Дроздовского, с его монархическим мировоззрением (это вам не Корнилов, арестовавший лично царскую семью), безусловными врагами были не только большевики, но и все революционеры без исключения. Другой вопрос, что всех, кроме большевиков Дроздовский считал «никчёмными болтунами». Убедиться, что он не прав М. Г. Дроздовский просто не успел, поэтому большевизм стал для него квинтэссенцией революционного движения (и в этом Дроздовский, надо признать, был абсолютно прав).
Однако среди полных ненависти записей встречаются и несомненные признаки уважения к ненавистному противнику:
«…В Новом Буге местный комитет последние дни перекрасился и ведет борьбу с грабителями, сорганизовав вооруженную охрану из 50 человек. Два дня перед тем трех расстреляли; во главе стоит прапорщик, учитель, еще недавно, когда проходили большевики, настоящий большевик; такое уж время цвета changeant нас, собственно, это мало касается, и раз комитет не косится на нас, а, наоборот, по тем или иным соображениям идет параллельно, решили его оставить в силе, и даже поможем, пока здесь, шире ликвидировать преступные элементы. …»
Тем не менее, подобные записи – единичны. Основная часть записей Дроздовского, касающаяся большевиков окрашена ненавистью человека, потерявшего мир, который он любил. Хорош этот мир был или плох, но Дроздовского он устраивал.
«…Несколько большевиков арестовано. Жители довольны, из Григориополя накануне присылали от сельского управления с просьбой их освободить; послали несколько человек — большевики бежали. Настроение хорошее, и себя чувствую бодрей — бодрей смотрю на будущее…»
Дроздовский не успел разочароваться в Белом движении, поэтому оптимизм сохраняется в его записях до конца. Не смотря на подчас неприятные для белых новости.
«…Чем дальше на восток, тем, видимо, сильнее дух большевизма — уже не так радушно встречают, замечается иногда враждебное отношение: “буржуи, на деньги помещиков содержатся, отбирать землю пришли”. Есть, однако, очень немало и на нашей стороне, но они терроризированы…»
Впрочем, среди победных реляций Дроздовский поневоле признаёт: у большевиков есть шансы на успех.
«…Растерянность местной охраны перед нашим уходом под угрозами хулиганов, грозящих приходом большевиков, мнение о необходимости наиболее обеспеченным бежать. Успокаиваем, ободряем, но уж очень трусливы. Жалкий народ, не понимает своей силы…»
Эти и другие записи указывают: большевики в глазах Михаила Гордеевича Дроздовского – сила, с которой нужно считаться, с которой необходимо бороться. Большевиков с его точки зрения нельзя презрительно игнорировать или относиться к ней с пренебрежением. Ради борьбы с большевиками, Дроздовский готов, скрипя зубами, даже быть любезным с немцами. По крайней мере – в определённых рамках.
НЕНАВИСТЬ И УВАЖЕНИЕ: НЕМЦЫ
Немцы для Михаила Дроздовского – ветерана Первой Мировой Войны («Великой войны» по тогдашнему определению) безусловно, оставались врагами до конца. На эту тему компромиссов в своём восприятии он не допускал.
28 марта. Любимовка. «…В Каховке много легких снарядов — не на чем вывезти, нет подвод, позабрали большевики, поуезжали беженцы, собирать долго, выставили караулы против захвата немцами…»
Безоружными караулы Дроздовский не выставлял никогда. И стреляли в нарушителей у него солдаты без разговоров. Чего стоит расстрел группы румынских военных в Румынии (!) после Брестского мира (!!), которые попытались вывезти бензин и снаряды. Что характерно, румыны (потерявшие двух человек) против дроздовцев никаких мер не приняли (точнее приняли но в виде мелких пакостей по снабжению). Умные немцы просто обходили дроздовские караулы по широкой дуге. А если немцев было больше, то немцы (вроде как – победившая сторона!) предпочитали договариваться.
«…Сказал майору Науману: “Когда вошли в город, конница захватила снаряды, поставили караул, послали за подводами, нагрузились, но явился немецкий караул и запретил. Я не претендую на все. Снаряды захватили мы”. Майор сразу согласился: “Пожалуйста, берите все”. — Все не нужны, только то, что на подводах”. Договорились: 500 штук…»
Однако и безудержного стремления к конфронтации с немцами Михаил Дроздовский не проявлял: располагая силами неполного батальона (около 500 человек) дроздовцы не могли противостоять немецкой оккупационной армии. Поэтому Дроздовский делает в дневнике следующую многозначительную запись.
7 апреля. Константиновка. «…Странные отношения у нас с немцами; точно признанные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами — всегда на нашей стороне, безусловное уважение. Один между тем высказывал — враги те офицеры, что не признали нашего мира. Очевидно немцы не понимают нашего вынужденного сотрудничества против большевиков, не угадывают наших скрытых целей или считают невозможным их выполнение. Мы платим строгой корректностью. Один немец сказал: «Мы всячески содействуем русским офицерам, сочувствуем им, а от нас сторонятся, чуждаются»… Немцы — наши враги; мы их ненавидим, хотя и уважаем…»
Это – далеко не первая запись, в которой фигурирует термин «украинцы». Но – запись, чётко указывающая на то, что немцы и «украинцы» (Дроздовский не считал этот термин названием национальности, что будет указано позже) находились с русской армией и между собой в очень… неоднозначных отношениях.
«Мы — блуждающий остров, окруженный врагами: большевики, украинцы, австро-германцы!!!» – с горечью писал в своём дневнике Дроздовский. Причём ставил украинцев на второе место после большевиков. И – не зря.
«ХАМЫ И РАБЫ»
То, что с Германией заключила мир – Украина для монархиста Михаила Дроздовского – сродни дурной сказке. Однако, будучи боевым офицером, он не торопится делать выводы… впрочем, ему приходится это делать достаточно быстро.
Во-первых, термин «украинцы» Дроздовский не воспринимает, как национальную характеристику, а лишь как – политическую принадлежность (и в этом с Дроздовским трудно не согласиться).
«…Украинские офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу не больше трети не украинцы — некуда было деваться… При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды…»
Во-вторых, Михаил Дроздовский, с откровенным юмором отмечал, что там, где появлялась русская армия «украинские органы власти» немедленно уступали ей ту самую власть без малейшего сопротивления, не смотря на своё численное превосходство.
«…Наш хозяин, еврей, говорил, что местные евреи собирались послать делегацию просить оставить какое-нибудь угрожающее объявление о поддержании порядка, а то их перед нашим приходом грозили громить, а теперь грозят расправиться, когда мы уйдем. А ведь они не рискнули назвать ни одной фамилии. Бумагу, конечно, приказал написать. Авось страх после нас придаст ей силу, но только видеть себя в роли защитника евреев что-то уж чересчур забавно — это я-то, рожденный, убежденный юдофоб!.. Кстати, к бумаге приписали о сдаче арестуемых за грабежи и хулиганство украинским властям — много смеялся, поймут ли украинцы все глумление в этих строках… Забавно, до чего грозная слава окружает нас. …»
Поведение «украинцев» вызывало у людей Дроздовского даже не злость, не ненависть или желание сражаться, а – брезгливость. «Украинцы», угрожая русским солдатам и офицерам на словах, трусливо уклонялись от боестолкновения, а чаще – просто получали по заслугам от не слишком сдержанных на кулак «дроздов» под аплодисменты и хохот местного населения:
«…С украинцами, напротив, отношения отвратительные: приставанье снять погоны, боятся только драться — разнузданная банда, старающаяся задеть. Не признают дележа, принципа военной добычи, признаваемого немцами. Начальство отдает строгие приказы не задевать — не слушают. Некоторые были побиты, тогда успокоились: хамы, рабы…»
Неудивительно, что, рассматривая и немцев и «украинцев», как противников, дроздовцы относились к ним принципиально по-разному.
«…Немцы — враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим… Украинцы — к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам…»
Особенное отвращение к «украинцам» питали ветераны Первой Мировой за их раболепное подчинение немецким офицерам и даже солдатам. У дроздовцев вызывало негодование холуйское унижение, которое сторонники так называемой Украинской Народной Республики (УНР) добровольно и даже с радостью принимали на себя в общении со своими немецкими господами.
«…Немцы к украинцам — нескрываемое презрение, третирование, понукание. Называют бандой, сбродом; при попытке украинцев захватить наш автомобиль на вокзале присутствовал немецкий комендант, кричал на украинского офицера: “Чтобы у меня это больше не повторялось”…
…Один из офицеров проходящего украинского эшелона говорил немцу: надо бы их, то есть нас, обезоружить, и получил ответ: они также борются с большевиками, нам не враждебны, преследуют одни с нами цели, и у него язык не повернулся бы сказать такое, считает непорядочным… Украинец отскочил…»
При этом «украинцы» по свидетельству Дроздова и его товарищей постоянно прятались за спины своих немецких покровителей, ведя себя в их присутствии нагло, вызывающе и агрессивно, немедленно переходя на более скромное поведение, как только немецкий «господин» исчезал из поля зрения:
«…Совместное заседание — представителей инвалидов, моих (Жебрак и я), австрийцев и украинцев — не состоялось; по уходе с первого заседания узнал: пришли немцы, украинец задрал нос…»
Если подвести итоги записям Михаила Гордеевича Дроздовского – свидетеля первых лет реализации австро-венгерской идеологии «украинства» на землях Малороссии, становится ясно, что идеология «украинства», имеющая сугубо политическую подоплеку и не имеющая никакого отношения к сформированной позднее в СССР украинской культурой, охватила в 10-20-гг ХХ века самые маргинальные слои населения Малороссии. Охватила тех, кто отличался такими «качествами», как трусость, подлость, раболепие и холуйство перед иностранной «силой». Тех, кто привык вести себя по-хамски, поплёвывая на закон и надеялся ненавистью ко всему русскому, снискать если не славу, то – прибыль.
И вот что забавно: прошло сто лет, вместо немцев – американцы. Изменилось ли остальное – судите сами…
Святослав Симонюк, quis-quaeritis