Итак, американо-китайское торговое соглашение, так называемое соглашение по первому этапу, подписано.
Трамп и заместитель председателя Госсовета КНР Лю Хэ радостно улыбались на официальной церемонии, демонстрируя, что содержание сделки всех устраивает: ворота для торговли вновь открываются и отношения нормализуются. Си Цзиньпин на подписании сделки не присутствовал, то есть свое победное соглашение Трамп подписывал не с лидером КНР и даже не с премьер-министром Китая, а с его заместителем — Китай, скорее всего, стремится показать, что скептически относится к подобному “принуждению к торговле”. А поэтому есть и другое мнение: это заметный проигрыш Китая, начало конца столь тщательно выстраиваемой им системы.
Трамп сдабривает пилюлю, сообщая, что “гармония между двумя гигантскими и могучими нациями” имеет важное значение для мира. Китай должен закупить продукцию у США на 200 миллиардов долларов в течение ближайших двух лет. Это включает закупки на сумму до 77 миллиардов долларов в области производства, до 52 миллиардов — в энергетике, до 32 миллиардов долларов — в сельскохозяйственной отрасли и до 38 миллиардов долларов — в сфере услуг. Последняя включает в себя туризм, финансовые услуги и облачные сервисы. Это фактически удвоит импорт товаров в Китай.
Что получил Китай? На первый взгляд, не так уж и много. Прежде всего, не введен в действие новый пакет повышения тарифных барьеров на 15% на сумму в 162 миллиарда долларов, и США обещают вдвое сократить существующую 15%-ную пошлину на импорт объемом около 110 миллиардов долларов. Чего не получил Китай? Никакие раннее введенные тарифные барьеры более чем на 300 миллиардов долларов не отменены. Возможно, Вашингтон бережет их для второй фазы переговоров в качестве рычага давления.
Китай пошел на огромные уступки, но умный вице-премьер Лю Хэ (а он действительно блестящий специалист в мировой экономике) хитро сообщил, что, например, новые преференции будут доступны не только США, но и любым другим партнерам Китая. То есть Китай открывает свои рынки не только США, но и всем тем странам, которые никак не могли прорваться через “глубоко эшелонированную” оборону китайского рынка, в том числе тендеров, контрактов, новых высокотехнологичных областей промышленности. И от этого выиграет любая сторона, которая подготовилась заранее, имеет своих специалистов и понимание логики работы в Китае.
Торговый оборот КНР за 2017 год (это пик его внешней торговли) составлял 1,84 триллиона долларов США. Это значит, что Вашингтон хочет обязать Китай покупать у США около 30% от его общего годового импорта. Если к 2017 году доля торговли с США во внешнеторговых операциях составляла около 14%, что было сопоставимо с торговлей с ЕС и АСЕАН (Россия занимает около 2,4%), то сейчас очевидно, что она возрастет как минимум до 22-25%, оставив далеко позади все другие страны.
На фоне торговой войны товарооборот между КНР и США в 2019 году снизился на 14,6% и составил 541,22 миллиарда долларов, причем 418,5 миллиарда — это экспорт из Китая в Америку. Если Пекин вернется к уровню импорта из США 2017 года и прибавит к этому 200 миллиардов долларов США, совокупно он будет закупать на 576 миллиардов товаров и услуг в течение двух лет. Какой бы впечатляющей ни казалась эта сумма, она вполне достижима, но придется подвинуть других торговых партнеров, в том числе и тех, с которыми Китай заключил новые соглашения в 2018-2019 годах: например, Вьетнам, Индию, Аргентину, многие страны АСЕАН и даже Россию. И здесь возникает вопрос, на который сегодня ответа пока нет: будут ли США продолжать требовать 30% доли в импорте Китая?
Последствия сделки не столь трагичны для китайской экономики. В 2019 году годовой номинальный ВВП составил около 14,14 триллиона долларов США, и если Китай сохранит хотя бы шесть процентов годового роста, он сможет переварить требования США уже к 2022 году. К тому же Китай надеется, что в рамках первой фазы сделки тарифы на китайские товары частично снизятся примерно до 7,5% против нынешних заградительных 21-25%. Это хорошая новость для китайских компаний, но все же это выше, чем в январе 2018-го (три процента).
И все это — лишь один пункт соглашений. Но ведь есть еще жесткие требования по соблюдению авторских и патентных прав. А еще Китай берет на себя обязательства не девальвировать искусственно юань и начать его укреплять, США же исключают Китай из списка валютных манипуляторов. Это ответ на резкую девальвацию юаня в августе 2019-го, когда китайская валюта пробила психологическую отметку в семь юаней за доллар, что формально выправило очередной дисбаланс во внешней торговле Китая.
Главный вопрос: почему Китай все же согласился с большинством американских условий? Теоретически Пекин мог бы занять жесткую оборонительную позицию, развязать антиамериканскую кампанию, собирать под свои знамена союзников, которых у него немало, и в конечном счете самым явным образом реализовать модель двух глобальных полюсов. Но это означало бы переход совсем к другому типу экономики Китая — частично изолированному, возможно — мобилизационному. И, как следствие, создало бы угрозы устойчивости власти в самом Китае — стране, народ которой привык постепенно богатеть, доверять власти, работать на внешние рынки и конкурировать в области экономики, но не политики.
Даже безо всякого жесткого противостояния стало ясно, что повышение тарифов, как прямое, так и ответное со стороны Китая, ударило по национальной экономике. В 2019 году, по предварительным итогам, объявленным Национальным бюро статистики, экономика Китая выросла лишь на 6,1%. И хотя такому росту могут позавидовать многие страны, для Китая это самый низкий темп роста за последние 29 лет. Рост промышленного производства составил 5,7% против 6,2% в 2018-м, а рост розничных продаж — восемь процентов против девяти.
С формальной точки зрения ничего страшного не произошло. Но дело не только в замедлении роста, но и в том, что жесткое противостояние обрушило бы планы Китая по многовекторному выходу за рубежи, привело бы к схлопыванию многих проектов — как внутри страны, так и вовне. И Китай избирает тактический рисунок поведения, навеянный “Искусством войны” Сунь-цзы и У-цзы: принцип неуязвимости, мягкости и гибкости воды, которая обтекает камень. В общем, “поддаться, чтобы потом победить”.
Еще один вопрос: а почему Вашингтон нанес удар по Китаю именно сейчас? Ведь Китай вполне устраивал США, пока Пекин действовал в рамках стандартной американской экономической модели. Строго говоря, Китай частично и поднялся за счет того, что умело использовал западную торгово-экономическую систему. Но невозможно быть в полной мере независимой страной, пока опираешься на модель, которую контролируют другие, и вот с середины 2010-х КНР стала активно выстраивать свою модель. Она включает создание частично альтернативной банковско-финансовой системы, независимых инфраструктурных проектов в рамках инициативы “Пояс и Путь” и, главное, Китай из мировой фабрики превратился в мощного политического игрока со своей глобальной концепцией. Вокруг нее уже образовался лагерь стран-партнеров, и эти страны стали плавно мигрировать от Вашингтона в сторону Китая. И еще Китай стал активно продвигать свои стандарты высоких технологий, вторгшись на американскую площадку. Тут-то США и нанесли ответный удар, стремясь заставить Пекин вернуться в лоно американской модели.
Еще год назад многим китайским экспертам казалось, что речь идет о стандартных, пускай и масштабных, экономических трениях, которые можно решить путем изнурительных переговоров. Отрезвление наступило достаточно быстро: стало очевидно, что торговые трения — лишь часть долгосрочной политики США, нацеленной на ограничение расширения влияния Китая. Вашингтон атакует Пекин по всем фронтам, параллельно с торговыми санкциями идет атака на технологических гигантов вроде Huawei, ZTE и многих других, на распространение китайских инноваций в мире. Китай обвиняют в нарушении прав человека, формируют имидж страны, которая ведет технологический и экономический шпионаж, — в общем, делают из Китая “токсичную страну”. И речь уже не о торговле — речь о борьбе за глобальное будущее.
Что подвело Китай, как он попал в такую ситуацию при наличии столь развитой экономики? Кажется, сработал тот же фактор, что и перед вторжением в Китай западных держав, то есть в период Опиумных войн 1839-1860 годов. В первой четверти XIX века по объему в мировом ВВП Китай был самой первой страной и самостоятельно производил практически все — кроме, пожалуй, оружия. И в тот момент страну подвела некоторая заносчивость: Поднебесная империя практически не обращала внимания на внешний мир, а всем соседним государствам предлагала свою модель финансовой и административной поддержки в обмен на безоговорочную лояльность. Такая односторонняя модель “азиатской дипломатии”, которая не позволяла обращать внимание на реалии внешнего мира, столкнувшись с искушенными и хорошо вооруженными западными странами, потерпела крах. Тогда Китай проиграл свою независимость за несколько лет — и хорошо развитая экономика не помогла. Сейчас ситуация могла оказаться похожей, естественно, с оговорками на другие исторические условия: Китай был настолько уверен в устойчивости предлагаемой инициативы “Пояс и Путь”, настолько активно продвигал ее, что перестал обращать внимание на то, что пока он сам еще существует в рамках другой модели. И нам придется признать, что в США работают очень неплохие специалисты, которые прекрасно понимают, с какой стороны побольнее ударить по Китаю.
По сути, Китай принудили закупать в обязательном порядке строго оговоренную номенклатуру товаров (в соглашении расписаны практически все виды продукции) безо всякой рыночной конкуренции, без тендеров и без оглядки на соглашения, которые уже были подписаны КНР с другими странами. Такой эпизод разбирательства между двумя членами ВТО выглядит весьма странно. И должно насторожить другие страны: с ними однажды могут поступить так же. США добивались еще и другого: показать, что они контролируют мировую ситуацию, если обладают рычагами воздействия на такого экономического гиганта, как Китай. Это должно дать знак и другим странам, которые, по мнению США, слишком близко сошлись с Китаем.
А вот то, что по-настоящему нас волнует: затронет ли это Россию? Мы должны готовится к тому, что рынок Китая станет еще более жестким и конкурентным, чем раньше. Некоторые российские пищевые компании сумели воспользоваться окном возможностей и выйти на китайский рынок. Мы, например, заметно увеличили поставки сои и мороженой рыбы (на сумму около 250 миллионов долларов и 1,5 миллиарда долларов соответственно в 2018 году), но с этим сейчас придется сложнее. По соглашению Китай должен закупать у США ежегодно сои на 18,8 миллиарда долларов, а морепродуктов, в том числе и рыбы, на 1,48 миллиарда, муки — более чем на 1,4 миллиарда. От резких потрясений в области поставок нефти и газа в Китай мы защищены долгосрочными контрактами, но уже очевидно, что именно США в ближайшее время станут основным поставщиком энергоносителей в Китай. Замедляется и рост российско-китайской торговли: по предварительным итогам 2019 года она составила 110,75 миллиарда (рост на 3,4% по сравнению с 2018 годом).
Китай за эти 18 месяцев противостояния вел себя весьма аккуратно и ответственно. Он меньше всего хочет обрушивать нынешнюю торговую систему, так как в прямом смысле живет с нее — ведь именно ради этого Китай последние несколько лет столь тщательно выстраивает новые логистические инфраструктуры. Китай многому научился и наверняка сделал для себя выводы. Впереди еще тяжелые переговоры по второму этапу соглашения, которые должны затронуть саму модель экономического развития Китая, — и это для него очень серьезно.
И еще у Китая прекрасная историческая память. Мы должны ожидать, что Китай будет готовить долгосрочный ответ.
Алексей Маслов, РИА
Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен и Телеграм-канал FRONTовые заметки