Жители деревень, захваченных нацистами, вспоминали: в числе первых отвратительных поступков, которые совершали захватчики, было сжигание книг из местной библиотеки и школы.
Оккупационная администрация собирала печатные издания — марксистскую литературу, советские повести для юношества, детские рассказы, произведения русских классиков. Поджигали книгохранилища и расправлялись с литературой в соответствии с планами нацистского руководства в отношении славян. Никакого просвещения, никаких знаний. Нацисты считали, что на захваченных советских землях образование должно быть элементарным, чтобы привить основные навыки только для примитивного исполнения приказов.
Есть свидетельства о том, что нацистские комендатуры, беспощадно грабившие население деревни, ввели и налоги на собак (пятьдесят рублей в год) и на окна (пятнадцать рублей в месяц). Семьи крестьян вынуждены были заколачивать окна и жить в кромешной темноте, чтобы не платить денег, которых у них не было. Колхозников заставляли сдавать по сто пятьдесят литров молока в месяц от своей коровы, а у большинства крестьян реквизировали скот и лошадей. Вопиющие случаи насилия, издевательств практиковали гитлеровские офицеры и солдаты. Впрочем, вермахт так и не был признан преступной организацией, хотя многие жесточайшие преступления против человечности (сожжение деревень, расправы над мирным населением) совершались солдатами-вермахтовцами, которые следовали букве установок своего командования в отношении советских граждан. Впрочем, самое ужасное — это борьба с культурной традиций.
Порабощение восточных народов должно было осуществиться параллельно с полным стиранием славянского культурного кода.
С этой целью осквернялись памятники культуры, разорялись музеи, многие уникальные артефакты уничтожались, а большая часть бесценных произведений искусства вывозилась за пределы Советского Союза масштабно и основательно. Неоднократно красноармейцы, продвигавшиеся по территориям Третьего Рейха, входившие в брошенные особняки нацистских генералов, обнаруживали там полотна русских художников, украденные из государственных музеев захваченных советских городов. Нацист воровал и сжигал результаты многовекового созидательного труда, не останавливаясь ни перед чем. Голос совести, гуманизма, справедливости, который, может быть, звучал в немецком бюргере в мирное время, был тотально заглушён нацистской пропагандой. Вся гадость, присущая средневековому крестоносцу, вышла наружу.
Увы, культуроненавистническая политика гитлеровской Германии и аффилированных с нею европейских режимов пользовалась широкой — прямой и косвенной — поддержкой католической церкви. В тех или иных уголках Третьего Рейха католический священник поднимал голос, сподвигавший нацистского карателя на совершение преступлений, от которых стынет кровь. К сожалению, подобные благословения звучали из уст священнослужителей и в оккупированной Прибалтике.
Уничтожение культуры — это традиция, которая была заложена провозвестниками инквизиторской идеологии.
Как минимум шесть раз католическими иерархами публично сжигался Талмуд. В Испании в 1499 году по приказу генерального инквизитора Гранады Хименеса де Синсероса были собраны и сожжены все арабские манускрипты, кроме медицинских трактатов восточных лекарей. Это при том, что Пиренейский полуостров в эпоху арабского правления стал одним из наиболее развитых очагов гуманитарной культуры и центров естественно-научного и технического знания. Инквизиторы отплатили своим арабам и евреям чёрной неблагодарностью, устроив показательные костры и изгнав и тех, и других за пределы своей территории, совершив варварский самосуд над собственной историей.
Этим же занимались и «великие французские революционеры», которые не останавливались перед книжным словом и беспощадно уничтожали неугодные им бесценные труды прошлого. Беспощадным к русской культуре и, в частности, к великим образцам древнерусской словесности был солдат «двунадесятиязыкой армии» Наполеона, которого русский народ считал антихристом, предвестником грядущего Апокалипсиса. Вторгавшиеся в монастыри и лавры малообразованные французские захватчики предавали поруганию и разорению не имеющие аналогов памятники церковнославянского летописания, уникальные источники отечественной культуры, не щадя ни бумагу, ни холст. Даже в Курляндии, в Руэнтальском поместье солдаты вражеской армии надругались над дворцовой библиотекой, большую часть которой составило собрание Екатерины Великой, подаренное фаворитам Зубовым.
Что-то похожее можно было наблюдать и в начале 1990-х годов в Латвии. Библиотеки получали разнарядку — какие книги следует сохранить, а от каких нужно беспощадно избавиться.
Огромное количество сочинений выдающихся мыслителей, редчайшие культурологические сборники с бесценными сведениями (которые, естественно, в тот период не представлялось возможным оцифровать или переписать в википедию), пропали бесследно. Один преподаватель филфака Латвийского университета рассказывал, как в ту смутную годину легализованного вандализма он ходил по нашим библиотекам и по возможности спасал уникальные издания от погрома. Ключевым параметром для не помнящих родства книгоборцев был языковой и идеологический фактор. Так на свалках в те годы оказалось множество безвозвратно погубленных книг, монографий, плодов многолетней исследовательской деятельности. Их никто не подсчитал до сих пор.
Откуда у евромиссионеров, раз в полвека заболевающих одержимостью идеей собственной сверхисключительности, такая звериная жестокость по отношению к культуре, памяти, традиции, слову? Это, на мой взгляд, самое страшное и отвратительное, что современный европеец вынес из своего мрачного Средневековья и, развив, усовершенствовав, пронёс до сегодняшнего дня. События далёкого и недавнего прошлого, а также события наших дней, увы, не могут убедить меня в обратном.
Александр Филей, Латвия
Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки