Костюшко присягал «польскому народу» и не был национальным героем Белоруссии
Очередная годовщина рождения польского лидера восстания 1794 г. Анджея Тадеуша Бонавентуры Костюшко (4 февраля исполнилось 275 лет со дня его рождения) была отмечена в Польше и Литве декларациями солидарности в поддержку нынешней белорусской оппозиции.
И в самой Беларуси не забывают о Костюшко, что подтверждает недавний эпизод с анонсом экскурсии Национального исторического музея Республики Беларусь, посвящённой годовщине рождения этого, как было указано, «национального героя четырёх стран» (Белоруссии, Польши, США и Франции).
Критический комментарий одного из сотрудников Российского посольства в Беларуси сразу привлёк к себе внимание белорусских интернет-новостных каналов и даже повлёк объяснения российского посла Дмитрия Мезенцева.
Действительно, мы находим имя Костюшко в перечне «известных исторических личностей Беларуси» на официальном сайте республики. Сразу отметим разницу между статусом «национального героя Беларуси», как выразились в Национальном историческом музее, и статусом «известной личности Беларуси» (то есть известного белорусского уроженца), как значится на официальном государственном сайте.
Да, Костюшко был выходцем с белорусских земель, так как родился в предместье Меречёвщина возле городка Коссово на территории современной Брестской области. Действительно, его славят в Польше как национального героя. Героизация Костюшко началась в польских повстанческих изданиях в 1794 г. В США в его честь стоят памятники в Бостоне, Чикаго, Детройте и Вест-Пойнте как участнику американской войны за независимость. Однако от этого он не становится «национальным героем Беларуси». Восстание, которое он возглавил в 1794 г., было направлено против России и Пруссии в интересах Польши, но никак не в интересах белорусского народа. Народ большей частью отмежевался от участия в военных действиях против России, хотя организаторы восстания привлекали его и обещаниями воли, и угрозами виселицы. Победа повстанцев сулила белорусам окончательное превращение в поляков.
Сам Костюшко в письме своему другу Михаилу Залевскому в 1789 г. писал о «русинах», то есть православных и униатах Речи Посполитой: «Приучать их надо к польскому языку, пусть по-польски все их службы будут. Со временем дух польский в них войдёт».
24 марта 1794 г. Костюшко был провозглашён в Кракове «верховным и единственным начальником» восстания. Тогда же он принёс присягу «польскому народу» (о других народностях, например, белорусах, не было и помину). Многие польские повстанцы воодушевлялись лозунгами французской революции, но «свобода, равенство и братство» были перефразированы на польский манер: «свобода, целостность, независимость».
Упоминания о «свободе» звучали в декларациях польских повстанцев постоянно. «Свобода» противопоставлялась «тирании» России, но обернулась террором. Восстание в Варшаве сопровождалось резнёй русских солдат, находившихся в городе по согласованию с законными польскими властями и не готовых к внезапному нападению. Это убийство безоружных русских солдат в Чистый четверг славилось затем инсургентами как воинский подвиг. Не замедлили явиться и другие спутники «свободы» – виселицы. В Варшаве были повешены политические противники революции и сторонники примирения с Россией – гетманы Ожаровский и Забелло, три католических епископа, а четвёртый – примас – сам наложил на себя руки. Так же поступали повстанцы в других городах. Например, в Вильно был повешен литовский гетман Шимон Коссаковский. Суд над «врагами отечества» был скорым и совершался в 24 часа.
Насилие было обычной практикой повстанцев. Один из вербовщиков, подполковник Т. Городенский, по его собственному признанию перед следственной комиссией, прибыв в городишко Поставы, «обнародовал универсалы о восстании народном, поставил две виселицы, созвал до 200 хлопов вооруженных». Наивысший совет литовский, организованный в Вильно как провинциальный орган руководства восстанием, в своём обращении к «униатам и неуниатам» от 17 мая 1794 г. объявил: «У нас всех одно Отечество» (разумеется, польское). Утверждалось, что «польская земля вас по сю пору с любовью удерживала под защитой прав»; давались уверения «в свободах, приличествующих по правам вольности». А заканчивалось обращение угрозами: «К сему предостерегаем также, что если кто-либо из русского обряда или униатов, филиппонов, бурлаков и иных жителей отважится соединиться на нашу гибель с нашими неприятелями, либо кто явится помощником москалям и зверскому казачеству путем шпионства, укрывательства, доносов врагу с нашего края, тот немедля будет наказан подлой смертью».
Высказываемая иногда в Белоруссии мысль, что Т. Костюшко был защитником прав крестьян, большинство которых на территории Литовской провинции Речи Посполитой составляли именно белорусы, и поэтому он – «ревнитель свободы» и «белорусский герой», является искусственной натяжкой.
Обещание личной свободы идущим на войну крепостным крестьянам, облегчение условий барщины для их семей, которые Костюшко возвестил своим Поланецким универсалом, фактически остались на бумаге. Для приобретения обещанных «свобод» крестьяне должны были идти с пиками и косами против ружей и пушек русской регулярной армии. По мысли вдохновителей восстания, крестьяне делались пушечным мясом. Да и сами польские помещики (шляхта) не были заинтересованы в отпуске «хлопов» на волю даже в случае их выкупа и поэтому саботировали распоряжения «верховного начальника» восстания. В итоге объявленный рекрутский набор оказался недостаточным. Крестьяне не спешили на убой, а предпочитали укрываться в лесах или выжидать. Иные скорее обращали оружие против своих господ, а не против русской армии. Так, один из участников восстания, полковник И. Дзялынский, отвечал на следствии, «что они (крестьяне) [были] неприятели своих господ и доброжелатели российских войск». Это подтверждается сообщениями русских офицеров. Например, поселяне Ошмянского повета при появлении даже малочисленного отряда русской армии, по свидетельству генерала Тимофея Тутолмина, сдавали оружие и показывали те места, где запасное оружие и военная амуниция сохранялись. Симпатии белорусов были не на стороне Костюшко и его партии.
По подсчётам белорусского историка Евгения Анищенко, среди захваченных в плен участников восстания выходцы из белорусских земель составили чуть более 1/10 части, среди них крестьяне – 36 %, а шляхта – 44 %. Поскольку ополяченная шляхта себя к белорусам не относила, то собственно «белорусская» (крестьянская) доля среди инсургентов была ничтожной. Отсутствие широкой народной поддержки стало одной из главных причин поражения польского восстания 1794 г.
Что же касается слов «целостность и независимость», которые звучали в устах повстанцев наравне со «свободой», то в них речь шла о возвращении утраченных по итогам разделов земель Речи Посполитой. Планы восставших простирались далеко. Об этом свидетельствует сам Костюшко, писавший о Двине и Днепре как «давних границах Польского королевства» (в письме к Адаму Чарторыйскому в 1815 г.). Белорусские и литовские земли считались польской провинцией, захваченной Россией.
Так можно ли называть Костюшко национальным героем Белоруссии? Честный ответ на этот вопрос будет отрицательным.
Священник Алексий Хотеев, ФСК
Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки