Мне повезло. Родился в девятый год после победного мая. Не слышал канонад артиллерийских, не видел смертей военных. Когда подрос, играли только в «наших» и «немцев». Причем все «немцы» были изначально согласны, что они проиграют. Кроме «войнушки» ходили искать снаряды, патроны и прочие военные железки, которыми рясно была наполнена донская земля
Дед воевал, отца угнали в Германию в 1942-м, бабушки пережили оккупацию и много вечерами рассказывали о тех днях. Вот только дед своих военных воспоминаний мне не оставил. Да и как оставишь, если он умер еще до моего рождения?
О прошедшем смертельном испытании всё тогда напоминало: опорой крыши в навесе, где обитала бабушкина корова, было противотанковое ружье, дворняга Шарик хлебал свою нехитрую собачью пищу из германской каски, а гонявшийся за всеми моими ровесниками петух имел звучную кличку – Гитлер.
Выйдет бабушка с зерном на порог, позовет:
– Гитлер, Гитлер, цып-цып-цып, – и тут же объявляется бело-бордовая вражина со всем своим куриным полком.
В городе, где жил, по вечерам на скамейках городских аллей и дворов, а в селе, где всё лето проводил, под хатами собирались прошедшие фронт мужики. О чем бы разговор ни заходил, всё едино заканчивался он воспоминаниями фронтовыми. С замиранием и ртами открытыми слушали мы эти рассказы. Хотелось о подвигах услышать, о героизме, о том, как наступали, стреляли и освобождали, но об этом говорили фронтовики редко. Всё о том, где кто воевал, кто кем командовал, да сколько окопов нарыли…
Полное осознание, что такое война, пришло уже в отрочестве. Лет 14 мне было. Через дорогу, в пыльном Морозовске, что на границе с Волгоградской областью, жил мой друг Лешка. В недалеком небольшом лесочке, который все называли (до сих пор не пойму почему) Грузиновский, искали мы патроны и нарыли целых два ящика немецких минометных снарядов – «кабанчиков», по-нашему.
Насобирали сухих сучьев, в дупло их напихали, разожгли, снаряд сверху положили…
Взрывали «кабанчики» в заброшенном колхозном саду. Разведем костерчик под деревом, положим туда снаряд, спрячемся за бугром у речки и ждем… Взрыв, осколки просвистели – и мальчишеское восхищенное: «Ух ты!» Пороли нас за это «ух ты» нещадно, да, видно, мало. Леха постарше был на год, на выдумки горазд, да и бесшабашен, вот и предложил еще раз «рвануть» в дупле старого клена. Насобирали сухих сучьев, в дупло их напихали, разожгли, снаряд сверху положили и запрятались, размышляя, повалится дерево от взрыва или нет…
Взрыва долго не было. Леха не вытерпел, решил, что огня мало, надо бы подбросить хвороста. Когда подбрасывал – рвануло. Это была первая смерть, которую я увидел воочию, и первые похороны, где был Леха с перевязанным выбитым глазом, но его уже не было.
Кто бы мог подумать, что вспоминать я буду Леху сейчас, когда уже седьмой десяток жизни начался? И не только вспоминать. Отпевать.
Их было четверо. Молодые ребята-саперы разминировали поле. Весна на носу, пахать надобно, а поля в смертельных «подарках»
Их было трое. Молодые ребята-саперы разминировали поле. Весна на носу, пахать и сеять надобно, а поля в смертельных «подарках». Летом 2014-го, гости непрошеные, убегая со злобой неудовлетворенной, всё вокруг смертью напичкали. Как так случилось, что пропустили или не заметили они фугас, трудно сказать и определить. Двое погибли сразу, третий умер в больнице.
Отпевал одного из них и думал: Леха от ненужного мальчишеского геройства, от непонимания и Бога незнания погиб – этот же сознательно, о нас думая, смертельным делом занимался. Но есть общее, без чего не было бы глупой давней смерти моего друга и сознательного подвига нашего прихожанина.
Это общее – война. Причина ее, как и всякого зла, – в сердце человеческом: «ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15: 19). Казалось бы, всё ясно, понятно растолковано и всем известно, но почему же опять гремят взрывы, снова плачут матери, жены становятся вдовами, а дети сиротами?
Всеобъемлющий ответ, наверное, я дать не смогу, но то, что нынешний праздник Победы над войной приходится проводить в годы войны, главную причину имеет в том, что одни наследники Великой Отечественной ими и остались, а иные стали рабами чужой идеологии, чужой веры. Здесь даже аналогию можно привести: забвение церковного Предания рано или поздно приведет тебя в инославие или к откровенному безбожию, а забвение истории обязательно вернет то зло, которое, как многим думалось, было окончательно похоронено в 1945-м.
В послевоенном детстве мне пришлось пожить, через непослушание и баловство в далеких 1960-х к войне прикоснуться, но, видно, не всё понял и мало молился. Вот и получаю бегающую во дворе детвору, играющую в «колорадов» и «укропов» и отбираю у них не только гильзы, но и целые патроны, столь обильно нынче рассыпанные на Донбассе.
9 мая всем приходом будем молиться о павших в той Великой Отечественной войне, а думать о нынешней. Думать и понимать, что во всем происходящем именно мы и виноваты, потому что ужас этот совершается лишь по одной причине, в умной русской поговорке раскрытой: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем».
PS.
Фото с мальчишками не мое, интернетное, но у нас в детстве похожее «оружие» было.
Александр Авдюгин, православный священник, город Ровеньки, ЛНР
Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки