Какой главный враг у Польши? Вопрос несколько парадоксальный
Вероятно, как минимум каждый второй услышавший это поляк, даже не дождавшись конца фразы, выкрикнет: «Россия!». Те, кто постарше, или недавно пересмотревшие «Крестоносцев», возможно, поправят: «Германия». Те, кто настроен слегка пророссийски, могут ответить: «США». Наконец, самые молодые и националистически-воспитанные поляки с гневом в голосе скажут: «Украина». И, как ни странно, все окажутся совершенно неправы.
Самый большой враг Польши преследует её вот уже пятьсот лет. Именно он раз за разом бросает её в войны, в которых она, даже одержав победу, неизбежно несёт огромные потери и подтачивает собственное будущее. Именно он заставляет её пытаться съесть столько, сколько она не в состоянии переварить. Именно он постоянно накачивает деньгами олигархов или магнатов, которые своими дрязгами раздирают страну на части, низводя в полное ничтожество власть короля, великого князя или президента. Именно он заставляет оплачивать эти авантюры собственной кровью простой народ, в котором каждый, не имея не то что сабли – а порой и штанов, почему-то считает себя шляхтичем. И именно он, вдоволь наиздевавшись над несчастной страной, как овцу на бойню, приводит её к очередному разделу. А когда она каким-то чудом появляется из небытия – сразу же радостно начинает снова вести её к тому же финалу. Вероятно, вы уже поняли. Главный враг Польши – это сама Польша. А если ещё точнее – её имперские амбиции.
История ничего не даёт и не отнимает просто так. Она, деловито и не отвлекаясь на частности, гонит состав событий по хорошо смазанным законами материалистической диалектики рельсам объективной неизбежности. Люди могут временами перевести стрелки, выбирая конкретную колею, но с рельсов состав сойти не может физически. И причины тех или иных масштабных происшествий стоит искать не в чьих-то злых намерениях, роковых случайностях или несправедливости мироздания, а в до зевоты материалистических объективных процессах, лежащих где-то глубоко в фундаменте.
Большинство патриотически настроенных поляков убеждены: в том, что им не дали построить свою, польскую империю (не важно, под каким названием – «Троеморье» или Первая/Вторая/Третья Речь Посполитая) виноваты все – русские, немцы, евреи, казаки, литовцы, австрийцы, плохая погода или неблагоприятное расположение звёзд Сад-ад-Забих – но только не сама Польша, её экономическая сила, политический уклад и военная организация. А потому, не понимая логики закономерностей исторических процессов, они обречены всё время наступать на одни и те же грабли.
Вместо того, чтобы проанализировать, почему отстающая в экономическом развитии от Европы Россия или крохотное и слабое курфюршество Бранденбург смогли совершить рывок и превратиться в Российскую и Германскую империи соответственно, а Польша, в гораздо более благоприятных условиях, не смогла, они продолжают пытаться реализовать свои амбиции всё теми же провальными способами. И даже целых пять разделов (и четыре подавленных восстания) не убедили их в том, что, пожалуй, надо бы что-то менять. Вот и сейчас всё те же попытки расширения своего влияния на более слабых соседей выглядят всё такими же неосторожными и опасными для самих поляков.
К примеру, тот самый проект «Троеморья». С момента, когда он был объявлен официально, прошло уже почти шесть лет. Но кроме из года в год повторяющихся форумов и саммитов с помпезными и ни к чему не обязывающими речами, находящихся в коматозном состоянии инфраструктурных проектов вроде до сих пор строящейся автострады Via Carpatia и создания специального индекса на Варшавской Фондовой бирже, каких-то осязаемых результатов пока что не видно. Несмотря на участие в Варшавском саммите объединения (пока что нельзя назвать это «организацией») аж целого Дональда Трампа.
Для любого, хоть немного владеющего аппаратом политэкономии, очевидно, что данный проект слаб в своей изначальной задумке. Польша слишком слаба, чтобы стать самодостаточным «ядром» будущего союза, притягивая к себе более слабые страны, как звезда – планеты. И, в то же время, достаточно сильна, чтобы оттягивать на себя слишком большую долю потенциальных выгод проекта, не давая остальным участникам погрузиться в иллюзию «равноправного сотрудничества».
Гражданам отдалённых провинций Римской империи в эпоху её расцвета не нужно было объяснять, что вместе с Римом им лучше, чем поодиночке – они и так это чувствовали, причём в первую очередь экономически. И напротив, когда ядро империи ослабло, уже никакая военная сила не могла удержать окраины вместе. Но польские политики сейчас, как и сотни лет назад, пытаются поставить принуждение и убеждение впереди экономической целесообразности. С заранее предсказуемым результатом.
Не менее странно выглядят попытки Польши, находящейся в фактической колониальной зависимости от Западной Европы и Соединённых Штатов (что, увы, в открытую признают многие польские аналитики), заполучить собственные экономические колонии в лице Украины, Литвы или Белоруссии. В вакууме это, пожалуй, могло бы получиться, особенно с Украиной, которая настолько нищая, что может продаться любому, кто предложит пару миллиардов долларов. Но пока существуют куда более сильные, богатые и, главное, самостоятельные «хищники», вроде той же Германии, они не дадут своим более слабым коллегам запустить когти в тело перспективной жертвы. Разве что, когда сами выжмут её досуха. Но зачем Польше такая полностью разграбленная колония? Ей нужна экономическая выгода, или новый источник проблем?
Тем не менее, попытки заполучить Украину и других соседей в зону своего исключительного влияния продолжаются. Причём как на самом высоком уровне – в бархатных креслах, за закрытыми дверями и дипломатически выверенными публичными заявлениями официальных делегаций – так и на общенародном. В ход идёт всё: и обращения к исторической памяти, и денежная стимуляция, и культурные мероприятия, и совместные бизнес-проекты, и, конечно, принцип объединения перед лицом «общего врага», в роли которого, естественно, выступает Россия.
Открытая и иррациональная русофобия украинской политической верхушки действительно открывает огромные возможности для талантливого идеолога. Тем более, что и для Польши Россия представляет собой, пожалуй, самый раздражающий образ из возможных – это тот самый исторический конкурент, который «смог» то, что полякам не удалось. Чей геополитический проект креп и развивался, пока польский угасал и близился к катастрофе. И то, что Россия, даже после поражения в Холодной войне, всё ещё представляет из себя 140-миллионную великую державу, на фоне маленькой 35-миллионной Польши, не может не быть красной тряпкой для любого польского националиста.
Это раздражение и попытки его преодолеть приводят к определённым двойным стандартам в оценке исторических событий. К примеру, разделы Польши – это плохо, а оккупация Ливонии, Смоленска или даже Москвы – наоборот, правильно и хорошо. Но это вполне понятно и объяснимо. В конце концов, ещё в 19 веке один европейский учёный-антрополог спросил южноафриканского готтентота о том, что такое зло. «Это если мой сосед убьёт меня, сожжёт мой дом, заберёт мой скот и уведёт мою жену». «А добро?». «А добро – это если я убью соседа, сожгу его дом, заберу его скот и уведу его жену» – нисколько не смущаясь, ответил абориген. Проходят века, сменяются цивилизации, а принципы человеческого мышления в основе своей всё те же.
Однако эти же двойные стандарты и мешают полякам наладить продуктивный диалог с украинским народом. Скажем, большая статья Пшемыслава Журавского-Граевского про «Восточные Кресы Польши», которая, в числе прочих, как раз и должна доносить до простых украинцев, литовцев и белорусов идеи единства с Польшей, у большинства из них вызовет обратный эффект. В ней автор, признавая, что понятие «Кресы», применительно к территориям восточных соседей Польши, раздражает этих самых соседей, в том же абзаце говорит, что поляки не должны от него отказываться. И наоборот, это украинцы с белорусами должны понять, какое счастье, что они живут не на каких-то там своих землях, а на «Кресах всходних Польски». Но пропаганда так не работает. И все сравнения Речи Посполитой с современной Великобританией, а Украины – с Шотландией, вместе с попытками обосновать этим культурное и историческое единство народов, не выдерживает никакой критики и попросту звучит фальшиво.
Потому что автор сначала рассказывает о «мирном и полноправном процветании в Речи Посполитой всех её народов на их собственных землях», и тут же признаёт, что повальная полонизация и окатоличивание всего «не титульного» населения действительно имело место. С большим эмоциональным надрывом рассказывает о том, как эти земли были «жестоко и несправедливо оккупированы Россией», но почему-то забывает, каким путём (мягко выражаясь, не мирным и не справедливым) они оказались в составе самой Речи Посполитой. Признаёт, что оккупантом-Россией Королевству Польскому после 1815 года была дарована широчайшая автономия, какой никогда не было у той же Шотландии, и тактично умалчивает, как отреагировали власти Речи Посполитой на попытку образования такой же автономии на Украине в 1648-м. Ещё абзацем ниже упоминает, что вообще-то часть территорий самой России (а конкретно – Смоленск) – это тоже «Кресы», хотя буквально только что называл её «иноземным захватчиком».
Двойные стандарты, как и собственные интересы, надо тщательно маскировать. Украинцы, к примеру, до самого 19 века отлично помнили, что польское крепостное право было гораздо более жестоким, чем российское. Что в империи Российской при наличии официальной государственной религии, католики или протестанты имели такие права, каких никогда не имели православные в Польше. Что в той же империи простые казаки могли дослужиться до генерал-фельдмаршалов или канцлеров (как Разумовские или Безбородко), а в Речи Посполитой оставались людьми даже не второго – а третьего сорта. Надо или признавать это и строить диалог на фундаменте исторической объективности, или не искать соломинку в чужом глазу. Но польская идеологическая машина не может себе позволить ни того, ни другого.
А что ещё, кроме воспоминаний о былом, современная Польша может предложить своим соседям? Величие Варшавы – это не та цель, ради которой радостно построятся в шеренгу Киев, Вильнюс и Минск. Что же это может быть? Европейское будущее? Но в Европе сама Польша находится на очень сильно вторых ролях (хотя и повыше Литвы). Деньги? У Германии, Великобритании, России и Китая их всё равно намного больше, не говоря уже о Соединённых Штатах. Военную мощь? Она является производной от мощи экономической, а значит – см. предыдущий пункт. Даже каких-то значительных запасов полезных ископаемых, ради которых европейские страны, например, скрипя зубами ещё как-то «дружат» с Россией, у Польши нет. Так что варшавская «метрополия» способна дать какому-нибудь белорусскому фермеру или украинскому офисному менеджеру?
Пока на этот вопрос не будет чёткого, реального и выраженного в твёрдых материальных категориях ответа, польская «имперская» экспансия обречена на провал. Но Варшава продолжает прилагать огромные усилия, тратить серьёзные суммы денег (например, на поддержку белорусской антироссийской оппозиции), идти на репутационные риски – и всё это ради призрака отца Гам… то есть новой «Речи Посполитой». Может, стоило бы развернуть усилия на 180 градусов и направить их внутрь Польши? Развивать средний и малый бизнес, национальную промышленность, культурные программы, нацеленные на будущее, а не на перетирание остатков прошлого? Делать это активнее, быстрее, систематически и массово?
В этом случае и другие страны могут со временем начать проявлять интерес к Варшаве, именно как к «старшему» партнёру по собственной инициативе, а не внимая сладкоголосому пению польских политиков и идеологов. Эффект от громких слов и исторических реверансов недолговечен. А настоящая мощь что сотни лет назад, что сейчас, выражается в золоте, угле и оружейной стали. И если варшавские государственные деятели этого не поймут – то будут всерьёз рисковать освежить в памяти, что такое раздел Польши. Только не в учебниках, а наяву.
Евгений Таманцев, специально для News Front