60-е годы – самый разгар холодной войны
Казалось, что коммунистический блок одерживает верх. Левые движения в мире были на подъеме. Запад был впереди по экономике, но идеи равенства и справедливости, распространяемые левыми, получали все больше сторонников. Перевороты в бедных и зависимых странах шли один за другим. Да и в государствах побогаче крепли левые идеи. Многим казалось, что ситуация в западных странах рано или поздно взорвется изнутри.
К тому же в Америке избрали довольно молодого президента – Кеннеди. Советская верхушка политических зубров, помнящих еще революцию, решила, что «неопытный» американец – объект для давления весьма удобный. И пошла в наступление. Благо повод вполне себе имелся. В 1961 году американцы развернули в Турции ракеты средней дальности. Они, если дальность позволяла нанести удар, были эффективнее межконтинентальных баллистических ракет. И по скорости разворачивания для удара, и по времени подлета.
И это был только один из гвоздей в крышке ядерного гроба для СССР. Американцы в 60-е и так обладали подавляющим превосходством в ядерных силах – шесть тысяч боеголовок против трехсот. Плюс более многочисленные и совершенные средства доставки. В случае ядерного конфликта Советскому Союзу грозило бы практически полное уничтожение. В американских планах числилось выжигание любого советского города с населением больше 50 тысяч.
Советские ракеты при этом могли бы разнести на куски только контролируемые американцами Европу и Японию. Угроза самим США была довольно призрачной, несмотря на наличие у СССР первых межконтинентальных баллистических ракет. Но они еще были «сырыми». Такие ракеты нельзя было долго держать в боевой готовности, а для ее достижения требовались драгоценные часы. А если доставать ее из хранилища и ставить на пусковую площадку, счет уже шел на сутки, а при определенных условиях даже на недели. Да и было их всего 75 штук, а единомоментно могли быть запущены не более 25.
Поправить такой нездоровый перекос должен был ответный шаг Москвы. Надо было поставить под удар территорию самих США, разместить более удобные для быстрого запуска ракеты средней дальности где-нибудь у них под боком.
У ядерной черты
Такая возможность у СССР имелась. Удобным мостиком к присутствию в Америке была Куба. Левая революция победила там еще в начале 1959 года. Поначалу в Москве успехи Кастро восприняли относительно холодно, так как основное внимание было сосредоточено на других регионах. Но к весне 1962-го Куба уже казалась отличным вариантом для того, чтобы разместить там смертоносные ядерные ракеты, которые доставали бы и до Вашингтона. К июлю была готова группировка для переброски на Кубу. Ракеты, авиация, мотострелки, части ПВО – всё это грузилось на транспортные суда и отправлялось через Атлантический океан на Кубу. В целях конспирации почти всем участникам переброски сказали, что повезут куда-то на север, и выдали теплую одежду.
Это, конечно, не могло помочь полностью скрыть сам факт переброски. Но запутало американцев. Они думали, что на Кубу отправляются обычные войска, а не ядерные ракеты. Вплоть до 14 октября 1962 года, когда ракеты встали на боевые позиции и были сфотографированы самолетами-разведчиками. На следующий день эти фото были обработаны специалистами, а 16 октября доклад о развернутых под боком ядерных ракетах лег на стол американскому президенту.
От осознания произошедшего волосы на головах вашингтонских политиков встали дыбом. Надо было что-то срочно делать. Рассмотрев разные варианты, вплоть до высадки десанта на Кубе, американцы решили все-таки поначалу ограничиться морской блокадой. Правда, политкорректно назвали ее «карантином». Разница заключалась в том, что в этом случае на кубинскую территорию не допускался провоз только оружия. Законность таких действий была крайне сомнительной, но речь шла все-таки о ядерных ракетах. Блокада начала действовать 24 октября. Одновременно шли напряженные переговоры. Прямой линии телефонной связи не было, она появится только после Карибского кризиса как один из его итогов. Поэтому общение шло в виде писем, встреч дипломатов, а отдельные ультиматумы даже передавались по радио. Конечно же, это добавляло непонимания и временных задержек.
Каждая из них могла стать роковой. Все были на нервах. Ситуация, когда у Кубы в рамках не признававшегося СССР «карантина» друг напротив друга стояли сотни кораблей и судов с десятками тысяч людей, была опасной. Она была спусковым крючком, результатом нажатия на который могла стать военная конфронтация, способная в любую секунду перетечь в обмен ядерными ударами. Но стороны рисковали слишком серьезными вещами, чтобы забыться и продолжить нагнетание конфликта. Несколько дней спустя, в которые вместились сбитые американские самолеты, атакованные советские подлодки и приведенные в боевую готовность вооруженные силы, Хрущев и Кеннеди все-таки договорились. Советский Союз выводил ядерное оружие с Кубы, а американцы делали то же самое со своими ракетами средней дальности в Турции. Ядерной войны не случилось.
Последствия
Результаты противостояния у кубинских берегов не ограничились проведением прямой телефонной линии между Москвой и Вашингтоном и взаимным выводом ракет. Карибский кризис закрепил изменения в структуре мировой безопасности, которые постепенно происходили в мире после мировых войн. Противостоящие друг другу сверхдержавы не решались прямо сцепиться в третьей мировой и до этого.
Метод прокси-войн, где столкновения сверхдержав проходили через «прокладки» в виде третьих стран, был опробован еще в Корее. А после 1962 года, когда попытка ядерного шантажа, по сути, кончилась ничем и при этом едва не привела к уничтожению современной цивилизации, стало понятно, что он и вовсе является единственно возможным. Все остальное слишком рискованно. Плата за неверные расчеты, за неучтенные психологические факторы, могла бы стать слишком высокой. Тем более что СССР год за годом нагонял отставание в ядерном оружии и средствах доставки. Риски для американцев росли, плавно подбираясь к полному гарантированному уничтожению.
К тому же оказалось, что прокси-войны могут быть куда эффективнее, чем выглядят.
В Корее армии богатых стран еще могли воевать бодро, как во Вторую мировую. Психологическая чувствительность обществ этих стран к потерям была низка. К Вьетнаму психология уже изменилась. Люди как в одном, так и в другом лагере стали жить лучше и стали сильнее ценить свою жизнь. Наступила постгероическая эпоха войн – когда из-за волнений внутри страны она могла проиграть войну на удаленных от центра театрах, выиграв все крупные сражения. Просто потому, что общество, которое еще полвека назад спокойно переживало десятки тысяч потерь за пару месяцев (а то и за пару дней), теперь вставало на дыбы от такого же уровня потерь за несколько лет. Армии богатых стран стали уязвимы – противник мог нанести по ним довольно слабый удар, но при этом попасть в самое сердце вражеского общества.
Вьетнам едва не обрушил США, но те обладали беспрецедентным в мировой истории запасом прочности. Афганистан, пусть и вместе с целым рядом других факторов, в итоге все-таки добил СССР. Концепция прокси-войн в постгероическую эпоху работала. Работает она и сейчас – сегодня министерства обороны богатых стран тратят огромные деньги на оружие, позволяющее уничтожать противника, практически не подставляя собственных солдат. По всему миру активно оперируют группы наемников – солдат удачи, потери среди которых гораздо менее чувствительны «дома». Разрабатываются дорогие, тяжеленные и не очень поворотливые машины повышенной противоминной устойчивости – все, чтобы сохранить как можно больше жизней. Нападения партизан из засады не должны вызвать политическую бурю в столицах. Трясутся за жизнь каждого солдата – роскошь, немыслимая еще 70 лет назад.
И самый большой парадокс в том, что сложилась эта ситуация именно потому, что когда-то, в октябре 1962 года, две сверхдержавы едва не разрушили мир, каким мы его знаем. Но самое разрушительное в мире оружие вместо тотального уничтожения «взаимоуничтожилось» само, заодно заблокировав возможность воевать напрямую. Оно и по сей день успешно держит демона большой войны в рамках ограниченных прокси-конфликтов, нацеленных на психику противника, а не на его города и заводы.
Тимур Шерзад, ВЗГЛЯД