30 лет назад, 6 ноября 1991 года, указом президента РСФСР Бориса Ельцина была запрещена деятельность Коммунистической партии Советского Союза
Завершилась история некогда самой могущественной политической силы: в лучшие свои годы она контролировала пространство, как выражались ее вожди, «от Пекина до Берлина», однако в худшие — лопнула как мыльный пузырь, оставив в памяти потомков во всех смыслах смутные воспоминания.
Ельцин, сделавший политическую карьеру в компартии и одно время даже входивший в качестве кандидата в ее руководящий орган — Политбюро ЦК, был непреклонен. «Именно на руководящих структурах КПСС, фактически поглотивших государство и распоряжавшихся им как собственным инструментом, лежит ответственность за исторический тупик, в который загнаны народы Советского Союза, и тот развал, к которому мы пришли», — отмечалось в указе президента. Будучи популистом до мозга костей, Ельцин ясно отдавал себе отчет в том, что принятое им решение получит поддержку не только со стороны его «ядерного» демократического электората, но и будет встречено на ура подавляющим большинством его избирателей. Он был прав: особых сожалений по поводу того, что партия перестала существовать, никто не высказал. Равно как никто не встал на защиту поверженного гиганта, которому еще несколько лет назад публично клялись в верности (в том числе, и сам Ельцин) с самых высоких трибун. Впрочем, невозможно было защитить то, чего к тому времени уже не существовало.
Строго говоря, указ от 6 ноября подводил юридическую черту под историей партии. Фактически же КПСС перестала существовать еще в конце августа. Путч членов ГКЧП показал, что, обладая контролем нам армией, спецслужбами и государственным аппаратом, высшие партийные начальники неспособны произвести даже государственный переворот — то, что в свое время (в октябре 1917-го) как раз и открыло компартии путь к власти. После провала путча Ельцин конфисковал партийное имущество, а на следующий день, 24 августа 1991 года, последний генеральный секретарь ЦК Михаил Горбачев сложил с себя полномочия и рекомендовал Центральному комитету КПСС самораспуститься. Он давно уже тяготился высшей партийной должностью, которая в последний год существования КПСС не приносила ему ничего, кроме хлопот, отнимала не только время, но и политическую поддержку со стороны тех, кто твердо встал на позиции антикоммунизма. А таких в Советском Союзе к этому моменту было уже предостаточно.
За это коммунистические ортодоксы до сих пор не могут простить Горбачеву «предательство». Однако дело здесь не только и не столько в чьем-то «предательстве». Предателей в партии в последние годы ее существования действительно хватало. Но дело не в них. Прежде всего КПСС рухнула идеологически, и произошло это существенно раньше, чем Горбачев или Ельцин оказались на вершине партийного Олимпа. Строго говоря, КПСС не смогла решить две главных проблемы: одна из них касалась настоящего, вторая — будущего.
Проблема первая — как накормить страну, которая ждала от партии многократно обещанного ею же самой «удовлетворения постоянно растущих потребностей советского человека». Созданная поначалу для того, чтобы вести человечество к бесклассовому (в понимании обывателя — беспроблемному) обществу, КПСС, сама разочаровавшись в возможности достижения этой цели, фактически переключилась на возведение в СССР «общества потребления» — ненасытной прорвы, совладать с которой в ХХ веке было по силам разве что капиталистической экономике. Для советской же это было дело заранее обреченное. Рано или поздно, насмотревшись на ломящиеся полки западных супермаркетов, выездная часть партноменклатуры и с удовольствием примкнувшая к ней «прогрессивная» (то есть время от времени выпускаемая партией за границу) общественность всё равно донесли бы до простого советского человека немудрящие истины, которые были очевидны и без них. Например, о том, что 50 сортов колбасы и столько же сыра, одновременно и без очереди, — это многократно лучше, чем «Любительская» и «Российский» по полкило в одни руки, и то если повезет.
Так оно и произошло. После этого все разговоры о «загнивающем Западе» и «лучшей в мире экономике», построенной по принципу «всё во имя человека, всё для блага человека», вызывали лишь ухмылку да злые шутки по поводу придумавшего эту формулу Леонида Брежнева: мол, всем и так известно имя того счастливого человека, для блага и во имя которого все делается в стране победившего социализма.
Вторая проблема: отказавшись в свое время от идеи мировой революции во имя «строительства социализма в одной отдельно взятой стране», но не решив эту задачу в том смысле, в каком это представляло себе большинство граждан, партия так и не сумела сформулировать обществу (да и себе самой) образ будущего. Действительно, куда двигаться дальше? Отсюда — попытка удержать, зафиксировать то, что есть. Ставший в марте 1985-го генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Горбачев назвал это застоем. В свое время (кстати, вместе со многими другими «шестидесятниками») некритически впитав в себя идеалы чехословацкого «социализма с человеческим лицом», он полагал, что нашел образ будущего для СССР. Отсюда — его идея «перестройки», гласности, демократизации общественной жизни, «нового политического мышления для нашей страны и всего мира». На поверку же оказалось, что идеалистическая модель «пражской весны», задавленная в самом зародыше танками стран Варшавского договора в августе 1968-го, не может быть реализована без утраты партией своей коммунистической идентичности. Более того: что малейший «шаг влево — шаг вправо» способен не перестроить, а в одночасье обрушить жестко выстроенную политическую конструкцию, на протяжении десятилетий державшую Советский Союз. Что и произошло на рубеже 1989–1990 годов.
После этого крах Коммунистической партии, а вслед за ней и самого СССР, лишенного своего «партийного каркаса», был неизбежен. Бывшему кандидату в члены Политбюро ЦК Борису Ельцину оставалось лишь зафиксировать произошедшее. Что он и сделал: 6 ноября 1991-го — в отношении КПСС, а месяц спустя — в Беловежской Пуще — в отношении Советского Союза.
Владимир Рудаков, газета «Известия»