16 ноября 1861 года, ровно 160 лет назад, российский флот заказал к постройке первый свой полноценный броненосец
Корабль получил и соответствующее название – «Первенец». Каким образом корабли этого типа сначала нанесли России чудовищное поражение, а затем способствовали восстановлению могущества нашей страны как мировой державы?
В позапрошлом веке в мире вершилась «металлургическая революция», давшая возможность производить разные виды металлов в невиданных прежде объёмах. Этот вид материала стал всё шире применяться и при строительстве судов. По меркам истории прошло буквально мгновение – и прежние деревянные линейные корабли, являвшиеся безраздельными владыками морей, ушли в прошлое, уступив место неуклюжим бронированным «утюгам».
Рядом с привычными парусными красавцами первые броненосцы выглядели, как «гадкие утята» – неуклюжие, уродливые, воняющие дымом. Однако эволюция броненосца шла вперед семимильными шагами. Тем более что строительство гигантских морских кораблей было предопределено геополитическими взглядами того времени. К концу XIX века огромной популярностью повсеместно стал пользоваться труд американского военно-морского теоретика Альфреда Мэхэна «Влияние морской силы на историю».
Основной постулат Мэхэна прост: море не барьер, а широкая дорога, ведущая во все стороны. Владение морем предопределяет исход войны. Морская мощь – путь к владению морем. Для поддержания морской мощи необходимы сильная экономика, морские базы, колонии и стратегически важные территории. По Мэхэну, построение по настоящему мощной экономики возможно лишь при овладении морем, пролегающими по нему торговыми путями. Суть же по-настоящему стоящей войны состоит в борьбе за морское господство. Если морское господство обеспечено, то обеспечена и защита торговли. Монополия на торговлю с заморскими странами обеспечивает столь серьезный экономический рывок, о котором государства, не имеющие морского господства, могут лишь мечтать.
Эпоха броненосцев началась с трёх на редкость уродливых «утюгов», построенных на французских верфях с санкции Наполеона III во время Крымской войны. Многие тогда смотрели на них с насмешкой. Плавучие батареи Lave, Devastation и Tonnante, обшитые 4-дюймовыми коваными железными листами, обладали столь слабыми паровыми машинами, что почти не могли выгребать против ветра.
Однако доставленная в Чёрное море на буксирах более мощных пароходов, троица «уродцев» в октябре 1855 года принудила к сдаче российскую крепость Кинбурн – ядра крепостных пушек попросту отскакивали от железных боков французских черепах. Именно французы, воодушевлённые первоначальным успехом, спустя четыре года создали и первый по-настоящему мореходный броненосец La Gloire. Конструктивно он представлял из себя корпус традиционного большого трёхмачтового фрегата, обшитый 110-мм металлическими плитами, со вставленной в чрево корабля паровой машиной с восемью котлами, позволявшей развивать скорость в 12,5 узлов. В батарейной палубе стояли 36 162-мм пушек, способных стрелять бомбами. 77,9 метровый «Глуар» считался по тем временам настоящим гигантом, поражавшим воображение.
Англичане, почувствовавшие, что их традиционное владычество над морями поставлено под вопрос, постарались восстановить паритет. Их первый броненосец Warrior значительно превышал «француза» по размерам, причём его 118 метровый корпус был целиком выполнен из металла, а не просто обшит броневыми плитами. Основоположники английского и французского броненосных флотов в целом воспроизводили концепцию прежних парусных линкоров, хотя и на более высоком технологическом уровне – их отличительным признаком служил высокий борт.
Но уже через несколько лет новое слово сумели сказать американцы. Высказали они его, правда, не от хорошей жизни. Разразившаяся в Штатах гражданская война побудила враждующие стороны срочно искать быстрые и дешевые способы усиления своих морских сил. Северяне, доверившиеся гению эмигранта из Швеции Джона Эрикссона, раскошелились на воплощение в металле созданного им проекта Monitor. По тем временам это было нечто абсолютно футуристичное – низкобортный металлический корпус, едва видимый над поверхностью воды, и возвышавшаяся над палубой одинокая вращающаяся башня, из бойниц которой наружу смотрели два 279-мм коротких орудийных ствола.
Вообще, появление орудийной башни ознаменовало целую революцию в морском деле. Корабельные пушки становились всё больше и тяжелее – и их нельзя уже было устанавливать на кораблях десятками, как прежде. Необходимо было устройство, способное поворачивать немногочисленные тяжёлые орудия в любую точку. Именно эту задачу Эриксон и решил, придумав свою башню, вращавшуюся с помощью специального привода от корабельной паровой машины.
«Монитор» поразил воображение современников – сочетанием несуразного внешнего вида и могучей боевой силы. «…какой–то плот. На нём что–то стоит… Вроде бы хотят отвезти котел и машину на берег», – так южане в романе Гарри Гаррисона «Кольца анаконды» впервые отреагировали на появление «Монитора». В этом романе на основе исторических источников описан имевший место 9 марта 1862 года на рейде Хемптон-Роудс бой «Монитора» с броненосцем южан «Виргиния», переделанным из обычного парового фрегата. Противники на протяжении нескольких часов гвоздили друг друга ядрами. С минимальным результатом – оба корабля были защищены столь мощной броней, что тогдашние гладкоствольные пушки попросту не могли её одолеть.
Нигде со столь жадным интересом не восприняли идею «Монитора», как за океаном, в далёкой России.
В том, что Российская империя очень быстро включилась в «броненосную гонку вооружений», не было ничего удивительного. В стране жива была память о недавнем унижении Крымской войны, когда русский парусный флот, незадолго до того испепеливший турок при Синопе, смог только лишь самозатопиться перед лицом паровых англо-французских эскадр.
В Петербурге мечтали о «вундерваффе», способном восстановить былую мощь флота – и увидели его в лице новых броневых исполинов. Начали с небольшого опытового судна, так и названного «Опыт» – 270 тонн водоизмещения, слабенькая паровая машина, дававшая кораблю максимальный 8,2-узловый ход и одно-единственное 196-мм гладкоствольное орудие. Что ж, опыт есть опыт, дальше всё пошло значительно интереснее. Оперативно был подготовлен проект броненосца (тогда их в России называли броневыми батареями) типа «Первенец» – и это уже была куда более внушительная боевая единица.
Поскольку дело для России было новое, неизведанное, строительство первого русского броненосца поручили британской Thames Ironworks and Shipbuilding Company. Трехпалубное судно целиком было изготовлено из металла. Дерево – сосновые и дубовые доски 76,2-мм толщины – на «Первенце» применялись лишь для застилки жилой и батарейной палуб. До битвы при Лиссе, после которой все военно-морские стратеги буквально заболели идеей топить вражеские броненосцы таранными ударами, оставалось еще несколько лет – но нос «Первенца» уже был оснащен «клювом»-шпироном: «достаточно длинным и крепким, чтобы пробить корпус трехдечного корабля». Относительно короткий корпус обеспечивал хорошую поворотливость – что немаловажно для тарана.
Фирма «Модсли, сыновья и Филд» за 148 000 рублей сработала трехцилиндровую паровую машину индикаторной мощностью 1000 лошадиных сил. Машина вращала винт диаметром 3,16 м с четырьмя поворотными лопастями. Угольные ямы вмещали 250 тонн угля. Машинное отделение сообщалось с боевой рубкой посредством переговорных труб и электрического телеграфа.
Заказ был оформлен 16 ноября 1861 года, строительство началось месяцем позже, спустили на воду «Первенца» 18 мая 1863-го, 16 июля вывели на ходовые испытания. А спустя два месяца ещё недостроенный корабль по приказу адмирала Григория Бутакова спешно отправился на Балтику – отношения между Россией и Великобританией вновь обострились, запахло новой войной, и в Петербурге испугались, что англичане реквизируют судно.
Тем более, что этот актив оказался действительно ценной боевой единицей. Водоизмещение свыше 3000 тонн, длина 67 метров, 26 196-мм орудий, 114-мм железная броня. По скорости, правда, «Первенец» почти не превышал приснопамятный «Опыт» – всего-то восемь узлов. Однако качеств выдающегося ходока этому броненосцу и не требовалось – он должен был дополнять своими орудиями береговую артиллерийскую защиту Санкт-Петербурга и Кронштадта. Ну и, надо признать, новое судно не отличалось выдающимися эстетическими качествами. Англичане, недоброжелательно относившиеся к России, не упустили случая позлорадствовать, назвав «Первенец» «одним из безобразнейших судов, когда-либо спущенных с верфи темзенских заводов».
Корабль оказался удачным, прочным – и прослужил в составе Балтийского флота свыше сорока лет, подвергшись за это время нескольким капитальным ремонтам и модернизациям.
На нем несколько раз меняли вооружение – так как прогресс артиллерии тогда шел семимильными шагами, постоянно появлялись все более мощные и скорострельные пушки. Так, в 1881 году «Первенец» нес 10 203-мм, 4 152-мм орудия, 229-мм мортиру и несколько малокалиберных пушек. В целом, кораблю оказалась суждена долгая и спокойная жизнь. Действующий состав флота «Первенец» покинул лишь в декабре 1905-го – в связи с окончательным устареванием. Старый броненосец «разжаловали» в угольную баржу – и, по некоторым сведениям, он прослужил в этом качестве аж до начала 1960-х!
«Первенец» стал образцом для двух аналогичных кораблей «Кремль» и «Не тронь меня», построенных уже на русских верфях. А в дальнейшем флотское руководство соблазнилось образом едва возвышавшегося над водой плоскодонного «Монитора», способного свободно маневрировать на мелководьях. В короткие сроки Российская империя обзавелась целой мониторной эскадрой – броненосными лодками типов «Стрелец», «Смерч» и «Русалка». Недалеко от них ушли и низкобортные броненосные фрегаты типов «Адмирал Спиридов» (двухбашенные) и «Адмирал Лазарев» (трёхбашенные).
Идея чудовищного монитора настолько засела в мозгах главного конструктора российского флота контр-адмирала Андрея Попова, что он воплотил её в виде своего «Петра Великого». Этот корабль, считавшийся одно время едва ли не самым мощным броненосцем в мире, мог, по оценке Попова, заменить целую эскадру.
И снова – чрезвычайно низкий борт, закрытый по ватерлинии броневым поясом в 356-мм. Выше находился ещё бруствер и две двухорудийных башни, прикрытые броней такой же толщины. Четыре 305-мм пушки (знаменитые «двенадцатидюймовки) образца 1867 года, произведённые на Обуховском заводе, стреляли 320-кг чугунными снарядами. При максимальном угле возвышения дальность полета такого снаряда составляла 5325 м. Сам снаряд пробивал 358-мм железную плиту на расстоянии 1852 м. Общий вес бортового залпа броненосца составлял 1179,3 кг. То была непревзойденная для своего времени машина войны, выглядевшая для современников каким-то адским монстром. Российский броненосный флот быстро набирал боевую мощь, становясь фактором геополитики…
Владимир Веретенников, Взгляд