Интересно наблюдать, как проблематика существования «Китайской Республики» на острове Тайвань подаётся в разных информационных средах в соответствии с различными политическими установками
Прокитайские источники, руководствуясь принципом «в мире существует только один Китай», утверждают, что Тайвань — это неотъемлемая часть КНР или даже провинция КНР, впадая в отрицание объективной реальности того, что всё-таки пока по факту Тайвань не находится под властью КНР.
Сам Китай официально считает, что «Тайвань является неотъемлемой частью священной территории Китая и никогда не был отдельной страной… континентальная часть и Тайвань принадлежат к одному Китаю», с чем согласны «соотечественники по обе стороны Тайваньского пролива». То есть неважно, где какая власть, континентальный Китай и Тайвань — это одна страна. Это более глубокая позиция, основанная на историческом взгляде на проблему, которая, правда, обходит стороной вопрос о том, что за власть и что за государство по факту существует на Тайване.
Кстати, первоначально Мао Цзэдун не особо церемонился в определении сущности гоминьдановского режима, обосновавшегося после поражения в гражданской войне с помощью США на Тайване. Так, он говорил: «Американский империализм оккупирует нашу территорию Тайвань». То есть на первоначальном этапе существования тайваньской проблемы Китай отрицал суверенитет, субъектность тайваньского государства не потому, что «есть только один Китай», а потому, что это оккупированная США территория. С точки зрения китайцев, это обосновывалось тем, что Штаты всемерно поддерживали Гоминьдан в гражданской войне, помогли «эвакуироваться» Чан Кайши на остров, а после 1950 года президент Трумэн заявил: «Я уже отдал приказ Седьмому флоту предотвратить любое нападение на Тайвань». В декабре 1954 года США подписали с Гоминьданом «договор совместной обороны», окончательно поставив Тайвань под протекцию Соединенных Штатов Америки.
При Дэн Сяопине после «нормализации отношений с США» была выдвинута политическая программа возвращения Тайваня в логике «одна страна — две системы». Её реализация основывалась на двух аспектах: 1) признании США, что «есть только один Китай», сдобренном обещаниями сокращать поставки вооружений на остров, и 2) попытке договориться с Гоминьданом о мирном переходе под юрисдикцию КНР. Теперь получалось, что Тайвань уже не оккупирован американским империализмом, а просто находится под властью как бы «запутавшихся патриотов», которым объединиться с родиной мешают внешние силы и сторонники независимости.
Естественно, Штаты на словах и на бумаге пошли навстречу КНР, а на практике оказывали самое отчаянное противодействие. Если почитать Дэн Сяопина начала 1980-х годов, то он был уверен в скором воплощении своего замысла по возвращению Тайваня. Но Гоминьдан бесконечно договаривался, поставки вооружений всё продолжались, США всячески поддерживали сепаратистские настроения, и ситуация с места так и не сдвигалась. Тогда уже при Цзян Цзэмине и Ху Цзиньтао Китай, не меняя общего подхода, сменил тактику — начал активно внедрять своё экономическое влияние на Тайвань под видом роста связей континента и острова. Главными врагами объявлялись сторонники независимости Тайваня. Как только рост Китая стал открыто угрожать гегемонии США, именно сепаратисты, то есть Демократическая прогрессивная партия, оттеснили Гоминьдан в 2000 году от власти и стали правящей партией на Тайване. Поэтому нынешний председатель КНР Си Цзиньпин всё чаще намекает на возможность немирного воссоединения родины.
Именно из-за этой компромиссной попытки договориться с США по поводу Тайваня и вытекает вся специфичность официального отношения к проблематике в Китае. Китайские власти стали заложниками своей веры в подписанные с американцами бумажки и всесильность консультаций и переговоров.
Интересно в этой связи сравнить позицию Китая в отношении Тайваня с позицией Северной Кореи в отношении Южной Кореи, ведь, несмотря на разность масштабов, ситуации очень похожи. Чучхэисты считают, что сначала японцы, захватившие Корею, пытались «жесточайшим колониальным правлением» уничтожить корейскую нацию, но после их изгнания хозяйничать на Юге стали американцы, которые, попирая суверенитет, пытаются искусственно расколоть единую нацию, опираясь на продажные правящие южнокорейские круги. Поэтому в КНДР называют власти Южной Кореи марионеточными и считают южнокорейский народ «колониальным рабом американских империалистов». При этом северокорейцы вовсе не планируют захватывать Юг, а выступают за создание конфедерации Корё с сохранением разницы экономического строя и даже разных политических систем, но при одном условии — исключение из этого «уравнения» США, в том числе настаивая на полном выводе американских баз. А в Южной Корее расквартирована целая небольшая американская армия.
Как видно, и корейские, и китайские коммунисты не признают субъектность власти на проблемных территориях, но китайцы, сделав шаг назад от концепции оккупации, «подвисли» с определением сути тайваньской власти. Китайская Республика и не имеет права на существование, но и не является сепаратистским образованием, пока не объявила о независимости. Возникла уникальная ситуация, когда КНР считает более выгодным для себя то, что Тайвань претендует на территорию всего континентального Китая. Кстати, Китайская Республика посягает и на территорию РФ на Дальнем Востоке, и на Монголию. Гуляющие по Сети картинки учебников, где Тува находится в составе Китая, печатаются как раз в Тайбэе.
В западном информационном пространстве по проблематике Тайваня вообще царит настоящая эклектика и идеологический туман. С одной стороны, Китайская Республика подаётся как государство — основатель ООН (что формально верно), как пример китайской демократии и просто замечательной высокоразвитой азиатской страны. С другой стороны, из-за исключения Тайваня из ООН и признания всеми западными странами принципа «одного Китая» говорится, что «правовой статус Тайваня остается неясным». То есть Запад сам не признаёт Китайскую Республику, но что-то ему в этом неясно.
Все рассуждения западных СМИ сводятся к тому, что Тайваню нельзя воссоединяться с КНР, так как китайские коммунисты непременно зажмут демократию и построят концлагеря для свободолюбивых тайваньцев. Но между строк о высокопарных идеалах свободы читается страх потери активов в тайваньской экономике.
Сейчас очевидным просчётом предстаёт то, что США в своё время накачивали Тайвань капиталами, потворствовали формированию высокотехнологической промышленности, встроенной в паутину транснациональных корпораций Запада. Но 20–30 лет назад Штаты были уверены, что китайская «политика реформ и открытости» разложит политический строй Поднебесной, КПК сгниёт быстрее, чем КПСС, и воссоединение с Тайванем пройдёт под знаком «демократизации» и «вестернизации» всего Китая. А усиленный экономически и военно Гоминьдан станет ведущей политической силой уже во всём Китае.
Прибыли были главной причиной жирного потока западных инвестиций на остров. Там сложилось несколько факторов, наиболее благоприятных для полуколониального освоения экономики. Во-первых, лояльное Западу правительство, во-вторых, дешёвая рабочая сила, в-третьих, сносная инфраструктура. До 1945 года Тайванем владели японцы, которые превратили его в промышленный хаб для своей военной машины, создав неплохую по меркам Азии индустриальную базу. Острову под властью Гоминьдана нужно было лишь сменить метрополию.
Ещё одним камнем преткновения в западном информационном пространстве является дискуссия о том, являются ли тайваньцы отдельной нацией или всё-таки китайцами. По мере переориентировки политики Запада с Гоминьдана на Демократическую прогрессивную партию, которая выступает за независимость острова и проводит всю модную «повестку» от легализации однополых браков до зелёной энергетики, тайваньцы всё больше превращались в западных СМИ в отдельную нацию. Причём главной «национальной особенностью» тайваньцев становилось то, что они антикитайцы. Традиционная схема Запада по разжиганию национализма в болевых точках конкурентов.
Здесь налицо нежелание понять то, что «китайская нация» в мышлении китайцев — это не совсем то же самое, что представление о нациях, скажем, европейских. Китайская нация состоит из сотен народов и народностей с разными языками, этническими признаками и местными особенностями. Для них всех Китай — это нечто вроде цивилизации, единого пространства жизни, исторически сложившегося образования совместного общежития и общей судьбы. Понятие о китайской нации по своему содержанию скорее ближе к идеологеме о единой Европе, «единой европейской семье народов». Только единство Европы — больше политическое явление, исторически искусственное, а единство китайской нации скреплено крепкими узами прошлого, вплоть до самой древности.
Проблематика тайваньского вопроса тянется с времён гражданской войны и является следствием вмешательства Запада во внутренние дела Китая. Другие две подобные «занозы» из той же серии — Гонконг и Макао — КПК уже достала, достанет рано или поздно и эту. Американцы сначала поддерживали Тайвань, фортифицировали остров экономически, политически и военно в надежде, что Китайская Республика уничтожит КНР. Когда эта перспектива стала угасающей, начали толкать Тайвань к независимости, чтобы вызвать очередной военный конфликт. Вояж Пелоси в Тайбэй есть признак того, что США последовательно идут к отказу от принципа «единого Китая», чтобы повоевать руками тайваньцев и японцев с КНР.
Трансформация миропорядка, угасание гегемонии США и Запада сопряжены с крайней агрессией вашингтонской империи, которая пытается на всех участках фронта новой холодной войны сеять хаос и конфликты. Но особенность именно Тайваня заключается в том, что там сосредоточена жизненно важная для Запада технологическая промышленность, поэтому США, с одной стороны, засылают эту престарелую «торпеду» на Тайвань, а с другой — приняли многомиллиардный план импортозамещения чипсетов.
Перспективу немедленного перехода Тайваня из зоны контроля Запада под контроль КНР американские аналитики оценивают катастрофически для экономики США и Европы. Наверняка перегибают палку и нагнетают жути по правилам жанра, но тем не менее это было существенным ударом по технологическому суверенитету прежде всего США. С другой стороны, в Китае, судя по всему, уверены, что брошенная Штатами в виде Пелоси перчатка в лицо — это политическая ловушка, грозящая затяжной военной кампанией. В китайских СМИ бравада и агрессия накануне визита Пелоси сменились рассуждениями о мудрой сдержанности, чтобы не попадаться на провокацию, «как Россия на Украине».
Если же суммировать все факты, признаки и тенденции, то кажется, что никто ни в Вашингтоне, ни в Пекине не обладает реальным представлением о последствиях мирного и немирного присоединения Тайваня к КНР. Американцы, кажется, вообще действуют по наитию, поджигая любой хворост, до которого могут дотянуться. Но объективные противоречия между США и КНР пока не дозрели до такой степени, чтобы обе стороны действовали так решительно, как говорят и как от них требуют самые радикально настроенные обитатели интернета.
С уверенностью можно только сказать, что переформатирование мирового порядка будет продолжаться и идти оно будет через конфликты, в том числе вооружённые, а тайваньский вопрос, так или иначе, будет в центре этого процесса.
Некоторым кажется, что решительные действия КНР открыли бы нечто вроде второго фронта против Запада в Азии, что отвлекло бы силы американского империализма от Украины. Пожалуй, в информационном смысле так бы оно и случилось, но по факту военно-политического потенциала США, конечно, хватит и на Украину, и на Сербию, и на Тайвань, и ещё на десяток подобных «горячих точек». Они-то как раз вовсе не против разжигать и поджигать разные регионы, чтобы весь мир полыхал в огне. В данном случае время играет на пользу тем народам, которые встали на путь борьбы с американской гегемонией, потому что потенциал США истощается не из-за внешнего давления, а под воздействием внутренних экономических и социальных проблем.
Анатолий Широкобородов, ИА Альтернатива