Эмомали Рахмон может ввести во власть своего сына Рустама Эмомали
В ноябре исполнилось тридцать лет, как Эмомали Рахмон руководит Таджикистаном. Последний из среднеазиатских лидеров, пришедших к власти после распада СССР, похоже, определился с преемником. Кто возглавит республику после Рахмона и по какому сценарию пройдет транзит власти?
Ровно тридцать лет назад, в конце ноября 1992 года в охваченном гражданской войной Таджикистане спикером Верховного совета был избран выдвиженец «Народного фронта» Эмомали Рахмонов – в недавнем советском прошлом директор образцового совхоза имени Ленина.
Избрание состоялось на съезде в одном из селений близ занятого отрядами «Фронта» Худжанда – бывшего Ленинабада (столичный Душанбе на тот момент был захвачен боевиками объединенной оппозиции). «Народный фронт Таджикистана», который вскоре возьмет столицу, так же довольно скоро уйдет в историю. Укрепившийся во власти Рахмонов в 1994-м будет избран президентом.
С тех пор он остается бессменным руководителем страны, успев в середине нулевых сменить фамилию на дерусифицированное «Рахмон», а в 2015 получить в дополнение к президентской должности и официальное пожизненное звание «Пешвои миллат» – «Лидер нации». Памятников Ленину, к слову, в республике не осталось – за исключением монумента у Нурекской ГЭС, которую строили всем Советским Союзом.
По политическому стажу Рахмон лидирует на всем постсоветском пространстве, опережая в том числе президента Белоруссии Александра Лукашенко, руководящего страной с того же 1994 года (но пришедшего к власти в несравнимо более спокойной обстановке). Лидер Таджикистана уже обогнал бывшего президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, который ушел в отставку весной 2019 года после почти тридцатилетнего правления.
В 2020-м в республике прошли очередные президентские выборы, на которых за Рахмона проголосовали более 90% избирателей. Таким образом, таджикистанский лидер нации остается последним из поколения среднеазиатских руководителей, стоявших у власти в 90-е.
Другие республики уже перенесли транзит власти. Если в Туркмении этот процесс уже дважды проходил гладко в 2006 и нынешнем годах, и то же продемонстрировал Узбекистан в 2016-м, то, казалось бы, стабильный Казахстан выявил хрупкость своей политической системы.
Кто может помешать преемнику
По мнению специалистов, Рахмон может попробовать пойти по пути туркменского коллеги Гурбангулы Бердымухамедова, который передал власть своему сыну Сердару. В Таджикистане уже вырисовывается фигура будущего преемника президента. Это 34-летний сын нынешнего лидера Рустам Эмомали, считает директор Информационно-аналитического центра по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве Дарья Чижова. Признаки начала передачи власти можно будет наблюдать в ближайшие два года.
Чижова пояснила газете ВЗГЛЯД: «Эмомали уже несколько лет готовят на пост президента, он долгое время был мэром Душанбе, а сейчас работает в парламенте, что является классической кадровой школой».
Политический опыт Рахмона поможет ему учесть все подводные камни и передать власть по туркменскому сценарию, полагает Вадим Козюлин, заведующий Центром глобальных исследований и международных отношений Института актуальных международных проблем Дипломатической академии МИД РФ.
То, что транзит не состоялся до сих пор, говорит о том, что Рустаму Эмомали, «который вырос в искусственной среде», не хватает управленческих компетенций. «Рахмон вычистил всю оппозицию. В политической сфере не видно никаких проблем. Но он постепенно передает небольшие полномочия сыну, который получает опыт государственного управления», – пояснил Козюлин.
Важным фактором для успешного транзита власти должно стать согласие внутри элит.
По оценкам некоторых наблюдателей, «нарушен баланс» между Рустамом Эмомали и главой Госкомитета национальной безопасности Таджикистана Саймумином Ятимовым.
«Оба не находятся в тесной связке, что является классической угрозой для передачи власти в центральноазиатских республиках. Январские события в Казахстане подсветили роль силового блока и ту опасность, которую он может нести», – указала Чижова.
Мигранты как залог стабильности
Но, как бы то ни было, «междуцарствие» пока остается сугубо гипотетическим сценарием. Электрик и экономист по первым специальностям, Рахмон продолжает управлять самой маленькой и высокогорной, но потенциально далеко не самой бедной республикой бывшей советской Средней Азии. Напомним, что на севере республики находится одно из крупнейших в мире месторождений серебра – Большой Конимансур, и по некоторым предположениям, в республике могут находиться до 16% мировых запасов урана.
Вместе с тем, по опубликованному в сентябре индексу человеческого развития (ИЧР –комплексный показатель ожидаемой продолжительности жизни, грамотности, образования и уровня жизни, который использует Программа развития ООН), Таджикистан находится на одном из последних мест среди стран СНГ. У республики 123-я позиция в общемировом списке, Россия, для сравнения на 52-м. Но это, справедливости ради, средний показатель, и более высокий, чем у региональных держав. Так, ИЧР Индии 132, а Пакистана 161.
Во многом, благосостояние республики обеспечивают мигранты. С января по сентябрь этого года в Россию на заработки въехало 2,7 млн граждан Таджикистана, приводил RT данные МВД. Всего отметим, в республике живет чуть более десяти миллионов человек. Общая сумма денежных переводов физлиц из России в Таджикистан в прошлом году составила 1,8 млрд долларов при ВВП в 8,7 млрд. Но санкционные проблемы российской экономики заставляют Душанбе беспокоиться.
Весной этого года Рахмон заявил, что, поскольку обстановка в мире «крайне напряженная, кризисная, сложная и опасная», гражданам республики стоит запастись продуктами на два года вперед и быть готовыми защищать независимость страны. По словам лидера нации, сейчас стоит «вопрос о независимости и свободе отдельных стран и устройстве их государственности», поэтому гражданам необходимо быть сплоченными. «Мы обязаны всегда быть готовыми к защите бесценного дара нашей жизни – государственной независимости и ее достижений – мира, спокойствия, политической стабильности и национального единства», – призвал президент.
Исламский фактор риска
«В условиях изменения общемировой конъюнктуры Таджикистан испытывает сложности с экспортом ресурсов», – отмечает Чижова. При этом происходит «реэкспорт» человеческих ресурсов. «Часть таджикских мигрантов принимает решение о возвращении на родину, но экономика страны не способна переварить такое количество молодых людей, которых нужно трудоустраивать», – рассказывает эксперт.
Ведущий научный сотрудник Института экономики РАН, доктор политических наук, дочь бывшего секретаря ЦК Компартии Таджикистана Зарина Дадабаева полагает, что республика сильно заинтересована в возвращении высококвалифицированных работников: IT-специалистах, учителях. Поэтому если они начнут возвращаться на родину, то страна только выиграет от этого. В республике реализуется много крупных проектов, например, строительство Рогунской ГЭС на реке Вахш.
Но если говорить о низкоквалифицированных кадрах, которые искали работу за границей ради высокой зарплаты, то с их трудоустройством будет сложнее.
«В Таджикистане много работы. Другое дело, как она будет оплачиваться. Местные ученые и эксперты всегда говорили о том, что молодежи лучше оставаться в республике, это принесло бы много пользы. Но, к сожалению, экономическая модель, которую строит страна, не очень приспособлена для того, чтобы эти люди работали в Таджикистане, а не уезжали за рубеж»,– считает Дадабаева.
С другой стороны, возвращение масс низкоквалифицированных мигрантов может означать рост числа социально незащищенных. Такие слои населения легко радикализируются, что тоже представляет риски для транзита власти, замечает Чижова. «Еще по опыту гражданской войны, которая фактически завершилась к середине 2000-х, мы помним, что основной оппозиционной силой была Партия исламского возрождения Таджикистана – вплоть до ее запрета в 2015 году. Но в любом случае исламский фактор играет очень важную роль», – поясняет российский специалист.
Афганистан, Киргизия и другие угрозы
Дополнительные риски для стабильной передачи власти создает фактически не прикрытая граница с Афганистаном, отмечает Чижова. Таджикская власть не может не принять во внимание восстановление власти «Талибана*» в южной соседней стране в августе прошлого года.
«Угрозы связаны как с исламским фактором, так и с популяризацией радикальных идей на территории Таджикистана. Оппозиция не представляет угрозы передаче власти, самые ярые критики властей находятся за границей, – напомнила эксперт. – Но по опыту гражданской войны, понятно, что для всего региона крайне нежелательно допустить дестабилизацию в Таджикистане».
С печальной регулярностью происходят инциденты и на северной, таджико-киргизской границе – они были весной 2021 года, и затем – совсем недавно, в сентябре, когда дело дошло до настоящих боев с применением бронетехники и артиллерии.
Страна, пережившая гражданскую войну, в которой стороны делились, в первую очередь, по территориальному признаку (ленинабадцы и кулябцы тогда воевали против гиссарцев и жителей Памира), по мнению экспертов, отчасти сохраняет эти внутренние противоречия. Напомним, что осенью прошлого года имели место волнения в Горном Бадахшане – автономии на Памире с пестрым этническим составом. Как тогда поясняли газете ВЗГЛЯД специалисты по региону, беспорядки в бадахшанском центре Хорог могли быть проявлением накопившихся противоречий между таджиками и памирскими народами.
Но если в соседней Киргизии внешние конфликты сопровождаются нестабильностью в центре (последний по времени переворот, напомним, произошел там в 2020 году), то в Таджикистане управленческая вертикаль стабильна – о чем свидетельствуют упомянутые выше президентские выборы того же 2020 года.
В стремлении гарантировать эту устойчивость, таджикский лидер Рахмон рассчитывает на внешнюю поддержку – и не только российскую.
Между Москвой и Пекином
В середине октября Рахмон, выступая на саммите «Центральная Азия – Россия» в Астане, призвал Россию не относиться к странам Средней Азии как к бывшему СССР. Обращаясь к Путину, Рахмон заявил, что во времена Советского Союза «не было внимания малым республикам, малым народам», а также «не учитывались традиции и обычаи». Кроме того, он посетовал, что его республике не хватает учебников, а русский язык при этом обязателен для изучения с детского сада.
Козюлин полагает, что поддержка Пекина могла побудить Рахмона выступить с этим заявлением в Астане. По мнению эксперта,
Таджикистан все больше увязает в договоренностях с Китаем.
«Если прогуляться по Душанбе, то можно увидеть множество китайцев, которые работают на стройках, где повсюду находятся транспаранты с иероглифами. Даже парламентский центр строят китайцы. Строительство ведется на китайский кредит, который Таджикистан возвращает концессией. Зависимость от Китая растет и может сложиться так, что из нее не удастся выбраться. Китай помогает и в военном отношении, делая периодически какие-то подарки», – указал собеседник.
Дадабаева поясняет, что Китай, выдавая той или иной стране гранты и кредиты, всегда оговаривает условия обеспечения работой своих специалистов. «С одной стороны, Таджикистан развивается, построено много цементных заводов. В Душанбе появилось огромное количество жилых домов… Но опять же, строят не таджики, хотя они имеют квалификацию, научившись в России. Они не востребованы, в том числе и потому, что застройщику выгоднее привлечь работников со стороны, чем своих», – указала Дадабаева.
Чья мягкая сила влиятельнее?
«Гуманитарные проекты в сфере образования в Таджикистане готова реализовывать только Россия, куда уезжает большое количество мигрантов, – подчеркивает Чижова. – Китаю гуманитарка неинтересна в принципе, а типичные программы США и Евросоюза связаны с фондами по поддержке демократии и СМИ – всего того, что не воспринимается дружественно внутри системы».
По мнению Козюлина, все же не следует сбрасывать со счетов китайскую и американскую активность и недоработки по части российской мягкой силы. Эксперт напомнил о работающих в республике китайских Институтах Конфуция, где проходят различные бесплатные курсы, в том числе по изучению китайского языка. «Москву критикуют за то, что Российский центр науки и культуры в Душанбе обнесен большим забором, проход возможен только по записи.
Другие государства, и США в том числе, принимают всех с удовольствием, предлагают бесплатные языковые курсы.
А русский язык, в котором есть потребность, развивается в Таджикистане сам по себе – без помощи государства», – посетовал собеседник.
Тем не менее, признает Козюлин, ситуация выправляется. «Недавно в Таджикистане открыли дополнительно пять русских школ, построенных за счет России. Местные жители платят большие деньги, чтобы направить в эти школы своих детей», – рассказал эксперт.
Находясь в сфере интересов нескольких геополитических центров силы – в том числе, России, Китая, коллективного Запада – таджикское руководство стремится вести политику многовекторности, свойственную многим постсоветским странам, отмечают эксперты.
Запад, в качестве одного из «векторов», пока можно исключить. «На Западе не очень любят Рахмона за его авторитарность», – отметил Козюлин. Во внешней политике Таджикистан ориентируется и на Китай, и на Россию, развивает отношения с Турцией, Ираном, перечислил собеседник. Все это «придает Рахмону больше сил и возможностей для политического маневра, демонстрировать многополярность», отметил Козюлин.
На данный момент, во внешней политике доминирующим для Таджикистана остается вектор на сотрудничество с Россией, указывает Чижова. Ориентация на Москву не в последнюю очередь связана с гарантиями безопасности по линии ОДКБ. Не следует забывать и о том, что в Душанбе и Бохтаре на юго-западе республики находится 201-я военная база – крупнейший военный объект России за ее пределами. «Поэтому в случае прихода к власти Рустама Эмомали внутренний баланс не изменится в силу географии и интересов великих держав в регионе», – предполагает Чижова.
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ
Андрей Резчиков, Михаил Мошкин, ВЗГЛЯД