Страны БРИКС намерены обсудить введение единой валюты на саммите, который пройдет в южноафриканском Йоханнесбурге в августе. Этот вопрос с точки зрения посткризисного мироустройства имеет одно из важнейших значений
С учетом того, что уже сейчас входящие в объединение государства контролируют свыше 30% мировой экономики, что сопоставимо с объемом ВВП стран G7, единая валюта БРИКС способна значительно подорвать до сих пор незыблемые позиции доллара как главной расчетной единицы в международной торговле.
На этом пути, однако, есть много нерешенных вопросов. Вопрос первый: предполагает ли создание единой валюты отказ от национальных валют? Именно по такому принципу вводился евро, но едва ли на данном этапе речь об этом идет для БРИКС. Отказ от национальных валют означает, что единая валюта БРИКС по определению будет использоваться не только для расчетов по экспортно-импортным контрактам, но и как средство платежа внутри этих стран. Степень интеграции участников БРИКС не позволяет поставить этот вопрос на повестку дня.
Выходом из ситуации могла бы стать цифровая валюта БРИКС, которая бы на первом этапе использовалась как инструмент международных расчетов внутри объединения. Цифровой рубль, цифровой юань, цифровой реал и цифровой рэнд могли бы стать основой корзины валют БРИКС. Условно «сырьевые» валюты России, Бразилии и ЮАР балансировались бы «потребительскими» валютами Китая и Индии.
Сейчас, однако, не до конца понятно, как именно ЦБ РФ видит основное предназначение цифрового рубля. Госдума планирует доработать соответствующий законопроект, в котором будет дано четкое определение цифровому рублю, сфере его применения, цифровым кошелькам и т. п. Будет ли цифровой рубль использоваться как средство платежа по международным контрактам (в том числе с его помощью можно было бы обходить санкции) или же его применение будет обкатываться внутри России? Те же вопросы в целом актуальны и для финансовых регуляторов других стран БРИКС.
Проблема вторая – дисбаланс в торговле между странами БРИКС. Несмотря на весомую долю в мировой экономике и торговле отдельных стран объединения, их торговля между собой разбалансирована. Например, для Китая ни Россия, ни Индия, ни Бразилия, ни ЮАР не являются приоритетными торговыми партнерами. Это место занимают США и Евросоюз. То же верно для остальных стран БРИКС за исключением России, которая благодаря «повороту на Восток» вывела Китай и Индию в топ торговых партнеров.
Показательна недавняя история с переводом российско-индийской торговли на рупии. Объем российского экспорта в Индию по итогам 2022 года составил более $37 млрд, при том, что импорт из Индии едва превысил $2,5 млрд, что почти в пятнадцать раз меньше. Резко возросшие поставки российских нефти и газа не могли быть компенсированы ввозимыми медпрепаратами – самой большой статьи импорта из Индии.
В этом случае перевод торговли на рупии означает их быстрое накопление в резервах ЦБ и Минфина. Чтобы их потратить, нужно либо больше импортировать из Индии, либо иметь возможность покупать за рупии товары в других странах БРИКС, тем самым повышая конвертируемость этой валюты. Логическое следствие – расширение количества стран-участников БРИКС, в том числе с учетом структуры и объемов взаимной торговли. В этом смысле интерес к присоединению к БРИКС со стороны Аргентины, Ирана, Саудовской Аравии, Египта и других государств должен быть проанализирован с точки зрения не только политической, но прежде всего экономической целесообразности.
Вопрос третий по счету, но не по значимости – позиция Китая. На Китай приходится почти половина объединенного ВВП БРИКС. Страна, занимающая доминирующее положение, может настаивать на использовании собственной валюты – юаня – как главной расчетной единицы БРИКС. Но в таком случае для остальных участников объединения одна зависимость – долларовая – меняется на другую – юаневую, что противоречит исходной цели.
Да и не факт, что КНР стремится к доминированию юаня, вместе с которым на Пекин будет возложена и ответственность за международную торговлю внутри БРИКС – а значит, и сужено пространство для маневра по использованию юаня как средства поощрения собственного экономического роста. В случае с США монополия на эмиссию доллара привела к накоплению огромного внешнего долга. Девальвация доллара, с одной стороны, стимулирует экспорт и доходы бюджета США, с другой – резко повышает стоимость обслуживания этого долга.
Китай, который до сих пор также был склонен к девальвации юаня как способу стимулирования экспорта, едва ли захочет брать на себя ответственность за стабильность юаня как расчетной единицы, альтернативной доллару. Тем более, что сам Пекин продолжает получать огромное количество американских долларов за свои экспортные поставки в США.
Будущее БРИКС во многом зависит от умения договориться о форматах более тесной интеграции экономик стран объединения. Совместные производственные и инфраструктурные проекты в двустороннем и многостороннем форматах должны лечь в основу качественного преобразования БРИКС, который должен стать не просто вместилищем крупных развивающихся экономик, но объединением, наполненным внутренним содержанием. В этом смысле дискуссия о единой валюте БРИКС сама по себе способна простимулировать активизацию интеграционных процессов внутри объединения.
Глеб Простаков, ВЗГЛЯД