Идеологизированная система не может не провалиться, поскольку пытается втиснуть до конца не познаваемый Божий мир, в прокрустово ложе очередной изобретённой отдельным человеком (или группой лиц) и не разделяемой даже большинством человечества (ещё не существовало идеологии, которую приняло бы большинство) идеологической схемы
Поэтому на все стенания отечественных “идеологов” о том, то вот, мол, на Западе идеология есть, а у нас нет, как нам плохо, я всегда отвечал, что нам как раз очень хорошо, нам крупно повезло, что у нас нет обязательной государственной идеологии. Запад победил СССР в информационно-идеологическом противостоянии, тогда, когда у него (Запада) обязательной идеологии не было, а у СССР была. Россия динамично развивается, побеждая Запад в тот момент, когда в России нет обязательной идеологии, а на Западе господствует идеология “толерантности”.
Даже в Китае, в рамках установленной Ден Сяопином модели, велено было обращать внимание на профессионализм кошки при ловле мышей, а не на её окрас. И Китай бурно развивался. Сейчас, при Си Цзиньпине, появилась тенденция к новой идеологизации. Если это не временная дань росту международной напряжённости, а стратегический курс, независимый от внешних обстоятельств, боюсь, что некоторое время (пару десятков лет) Китай заплатит за идеологизацию стагнацией (вначале общественно-политической, а затем и экономической).
Обязательная идеология раскалывает общество, провоцируя гражданский конфликт между теми, кто колеблется в унисон с “линией партии” и теми, кто пытается самостоятельно творчески мыслить.
Запад попытался преодолеть это внутреннее противоречие и совместить преимущества обязательной идеологии и свободного творческого развития, провозгласив своим приоритетом идеологию “толерантности”. Идея, сама по себе прекрасна. Каждый имеет право на самовыражение, в чём бы оно ни заключалось. Никто не имеет право запретить кому-то жить в соответствии со своими взглядами и убеждениями.
Однако в любом обществе всегда действует принцип, согласно которому свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Самое трудное это определить и защитить границу между этими свободами. Поскольку Запад и так был достаточно свободным (в плане самовыражения) обществом, для торжества новой идеологии понадобилось сместить стандарты: подвинуть норму, чтобы дать место свободе девиаций. Вот, мол, смотрите, раньше геев сжигали, затем сажали, потом они “самовыражались” дома под одеялом, а теперь делают это прямо на улицах городов, в ходе гейпарадов, публично гордясь своей девиацией.
Естественно начался рост “самовыражающихся” девиаций. Но, никто не отменял естественный закон ограничения свободы одного, свободой другого. Для общественной жизни этот закон, всё равно что для физики законы Ньютона.
В нашем обществе, при всей своей непримиримости друг к другу, царебожник и кондовый сталинист-ленинец, могут спокойно жить рядом и даже не знать о существовании друг друга. Внешне они не отличимы, за исключением отдельных маргинальных персонажей, “самовыражающихся” при помощи ношения кожанок, будёновок, портретов основоположников или косовороток, лаптей, икон царственных страстотерпцев.
Но западная идеология провозгласила равенство не политических, а сексуальных девиаций. Вывела на улицы и провозгласила нормой порок, с чем никак не могли согласится ревнители старой нормы, освящённой религией. В результате сама легализация порока оказалась переходом черты личной свободы ревнителей традиционных ценностей.
С одной стороны, восхваление порока, с другой его отрицание, с одной отрицание семьи, с другой стремление к её укреплению. Двум медведям стало тесно в берлоге “толерантности”. Государству пришлось выбирать, чью сторону занять. В этот момент идеология “толерантности” умерла, ибо стало очевидным, что её так же невозможно реализовать на практике, как и любую другую. Нетрадиционная терпимость, сменилась традиционным государственным насилием.
То, что насилие оказалось направленным против традиционалистов было естественно и проистекало из объективных потребностей защиты новой идеологии от посягательств. Традиционному обществу хватало традиционной системы ценностей. Новая идеология (как и любая другая) была ему незачем. Соответственно, нуждались в новой идеологии и готовы были массово поддержать государство в вопросе её насаждения именно представители девиантных слоёв.
Западное государство отреклось от идеи равенства всех граждан перед законом, чем нарушило конституционные основы западного мира, совершив преступление против основ политической системы Запада. В обнимку с пороком преступление двинулось на подавление всякого сопротивления в западном обществе.
До последнего момента Запад пытался сохранять хоть какие-то приличия. Такие “боевые листки” толерантности, как “Шарли Эбдо”, объявлялись маргинальными крайностями. Однако, когда редакцию этой маргинальной крайности расстреляла другая маргинальная крайность, западный политический истеблишмент чётко показал на чьей он стороне, устроив едва ли не всеевропейский траур по “свободе самовыражения”. Хоть в рамках теории “чистой толерантности” убийство “самовыражавшихся” тоже было самовыражением.
Тем не менее, во всех случаях, когда Запад занимал сторону девиации, пытаясь маргинализировать норму, он, как в случае с “Шарли Эбдо”, заявлял, что норма совершила преступление. Убийство – преступление, попытка насильно разогнать официально разрешённый гейпарад – преступление и т. д. Мол, шутки у “Шарли Эбдо” может и неудачные, но всё же это шутки, кому-то нравится. Гейпарады может быть и не нравятся традиционалистам, но их же никто не заставляет смотреть и т.д.
Но вот Рубикон перейден. В Швеции в очередной раз сожгли Коран. Но если раньше власти ссылались на то, что так, мол, “самовыражаются” некие радикалы от “толерантнгости”, то в этом случае, Коран сжигали не просто так, а предварительно завернув в него кусок сала и под прикрытием полиции, которая обеспечивала неприкосновенность участников действия.
Когда кто-то сжигает священную книгу чуждой ему религии, это хоть как-то можно объяснить глубокими убеждениями (например, атеистическими) на фоне недостатка общей культуры. Но когда в эту священную книгу предварительно заворачивают продукт, являющийся, с точки зрения этой религии, табу – это откровенная умышленная провокация. Правоверный мусульманин не может в такой ситуации не броситься защищать священную книгу, как не могли русские православные общины без сопротивления отдать большевикам церковные ценности, позволить осквернять храмы и ругаться над иконами.
Организаторы акции это прекрасно понимали, потому и потребовали защиту полиции. То, что они её получили свидетельствует о том, что государство поддержало провокацию. Запад шёл на раскол своего общества сознательно, считая, что тотальное навязывание идеологии “толерантности” даёт ему больше преимуществ, чем приносит проблем.
До сих пор западные государства пытались сохранять хотя бы внешнюю объективность и приверженность законам. Сейчас все приличия отброшены. Западное государство, чувствуя свою силу, но чувствуя и нарастающее сопротивление традиционалистских масс, пытается спровоцировать несозревшее вступление, сдуть революцию при помощи вспышки бунта, оделить мусульманских традиционалистов от традиционалистов христианских (не Библию же сожгли, а в ответ где-нибудь исламские радикалы вполне могут сжечь Библию), чтобы передавить их по очереди.
Провокация выступления, дающего государству возможность применить силу, лучше всего свидетельствует, что возможности мирного распространения идеологии “толерантности” исчерпались. Её сторонникам необходим повод для силового навязывания своей концепции “светлого будущего всего человечества”. Концлагеря и расстрельные рвы для несогласных уде не на горизонте, даже не за углом, к западным традиционалистам они подошли вплотную и дышат в затылок.
Когда распространение очередной идеологии выходит на этап силового навязывания, начинается её быстрый распад на враждующие учения, объявляющие друг друга ересями, а поражённое такой идеологической гангреной общество начинает быстро атомизироваться, дистанцироваться от государства, становящегося для большинства чуждой машиной не только физического, но и морального подавления. Государство загнивает изнутри, а затем в кризисный момент наступает феномен, который мы помним по распаду СССР, но который на деле не раз встречался в мировой истории – в минуту опасности, при малейшем кризисе, никто не приходит это государство защищать и оно тихо умирает, захлебнувшись собственной идеологией.
Запад сделал последний выбор, прошёл последнюю развилку. У него больше нет пути назад. Теперь он с ускорением двигается к могиле. Никогда больше западная цивилизация (то, что от неё уцелеет) не будет такой, какой мы её знали. Учитывая же, что в современном мире все процессы развиваются на порядок быстрее, чем пятьдесят лет назад, свой путь к полному распаду Запад преодолеет куда быстрее, чем СССР. Не удивлюсь, если уже в тридцатые годы нынешнего века, западная цивилизация уйдёт в историю. Новому миру же придётся лечить оставленный ею после себя гнойник мёртвой идеологии “толерантности”.
Ростислав Ищенко, Ukraina.ru