За две недели до того, как стать полномочным президентом Аргентины, либертарианец Хавьер Милей прилетел в Нью-Йорк во всем черном, надел на голову столь же траурную кипу и отправился на могилу последнего ребе движения “Хабад” — уроженца города Николаева Менахема Шнеерсона, который, по версии части своих последователей, был мессией и на самом деле не мертв
За три дня до этого в Буэнос-Айресе, где скоро будет разделять и властвовать, Милей имел беседу с другим раввином и принял участие в какой-то “еврейской церемонии”, которая, вполне вероятно, является частью его перехода из католичества в иудаизм.
Должно быть, так лучше. Человек, который называет папу римского Франциска (кстати, своего согражданина) “коммунистической какашкой”, определенно является плохим католиком.
О намерениях Милея сменить конфессию респектабельное агентство Bloomberg пишет со ссылкой на “источник в ближайшем окружении”, будто это какое-то расследование или тайна. Однако аргентинец сам заявлял, что подумывает стать иудеем, но пока еще не понял, как совмещать президентство (а тогда он был только кандидатом в президенты) и шаббат.
Возможно, ответ подсказали последователи любавичского ребе Шнеерсона в рамках “духовной поездки” (это официальная характеристика) Милея в США. Возможно, но не точно, поскольку избранный президент Аргентины вроде бы не нуждался в посредниках для разговора с Всевышним. Они держат связь через английского мастифа Конана — пса Милея, который, как утверждает его хозяин, не умер от рака в 2017 году, а занял место рядом с Создателем, чтобы его защищать.
Теперь Милей живет с пятью псами — клонами Конана, обращаясь к прародителю выводка посредством личного медиума. В день сенсационной победы либертарианца на выборах об этом написали, кажется, все издания. Но это была почти официальная, приглаженная биография. Реальная зависимость аргентинцев от мнения мертвой собаки значительно выше, поскольку через нее в голове их президента говорит сам бог.
А вот это уже по-настоящему страшно. Гораздо страшнее, чем образ ребе Шредингера, который то ли жив, то ли мертв.
В прежние времена смена правителем веры считалась уважительной причиной для государственных расколов, гражданских войн и массовых бунтов. Милей и сейчас не застрахован от мятежа и свержения суровыми католиками в погонах, каких в России обычно называют хунтой. Найдись такие, обязательно скажут, что спасают Аргентину от катастрофы в лице Милея, и многие тут же поверят им на слово.
Но пока история с “Хабадом” проходит по части того, что называют “эксцентричностью” нового лидера Аргентины. И хотя этот лидер кажется инородным телом в большой политике очень и очень многим, история его восхождения столь же гармонична для региона, как и военная диктатура. Она действительно имеет мистическое наполнение, при котором разговоры с богом и умершими собаками — это не странность, а сила.
Издавна (строго говоря, со времен ацтеков и майя) повелось, что политики Латинской Америки, если опирались своей властью на народные массы, были для этих масс кумирами, пророками и полубогами. Правый или левый, в аксельбантах или рванине, цэрэушник или коммунист, добрый пастырь или торговец наркотиками (как, например, Пабло Эскобар) — если люди его действительно любили, он был для них спасителем и чудотворцем.
Когда Милей говорит, будто бог наделил его и Конана особой миссией, его следует считать нормальным. Для Латинской Америки — территории тяжелой жизни и больших надежд — такое правда нормально. В Милее легко разглядеть черты Перона, Виделы, Чавеса, Че Гевары и многих других лидеров прошлых эпох, которым — хотели они того или нет — приходилось становиться посредниками между Всевышним и людьми.
Кстати, их взгляды на мироздание тоже были довольно “эксцентричными”.
Родина панка — Старый Свет, но политически он расцвел в Америке, где президенты жуют коку, как боливийский Моралес, носят обувь из автомобильных покрышек, как перуанский Кастильо, или уточняют у туристов в аэропорту размер их мужского достоинства, как бразильский Болсонару. Такое вот карнавальное отношение к власти, жизни и смерти, при котором не работают традиционные для политики предохранители.
Эквадорцы в начале 1990-х избрали на высший пост певца и танцора Абдалу Букарама по прозвищу Эль Локо (Сумасшедший). Он записал альбом “Сумасшедший, который любит”, отдал миллион за футбольный матч с Марадоной и назначил 18-летнего сына начальником нового Управления эквадорских обычаев. Все думали — чудит, но Букарам и впрямь оказался психом. По крайней мере, впоследствии парламент вынес ему импичмент на основании “умственной неполноценности президента”.
Другими словами, на Милее, несмотря на все его кунштюки, рано ставить крест. В пампасах и сельве рубят головы церемониальным курицам, поют песни лесным духам, посвящают в мужчины через укусы ядовитых муравьев — в общем, Милей там свой. Ставить крест на нем придется позднее, поскольку чудес на самом деле не бывает, так что аргентинцы непременно разочаруются.
Быть может, Милея и впрямь послал им Господь, но не как спасителя, а “по грехам”. В стране, где многолетний бич — инфляция, а тактика правительства — дальнейший ее разгон в надежде, что когда-нибудь проблема рассосется сама собой, карающий ангел должен был быть либертартианцем — тем, кто вовсе запретит правительству вмешиваться в экономику.
Тогда воздаяние точно будет, а вознаграждение за веру — это уж как повезет. Обычно везет мало кому, и очередной латиноамериканский кумир-полубог, не сотворив чудес, превращается в объект презрения и ненависти. Вопрос лишь в том, как много для этого будет сломано дров и судеб.
Кажется, Милей особенно творческий человек — на уровне Абдалы Бакарама и Франсуа Дювалье, который практиковал вуду. Так что аргентинцам будет выгодно, если их новый президент воспримет иудейскую веру со всей серьезностью.
Хороший раввин ему хотя бы с мертвыми собаками разговаривать запретит. Вдруг именно это и спасет Аргентину.
Дмитрий Бавырин, РИА