Если принять допущение о том, что раздел Украины неизбежен – а, судя по последним событиям и заявлениям – к этому все и идет, то логично возникают следующие вопросы. Как далеко сдвинутся границы России в западном направлении, и что собой представляют потенциально новые российские территории?
С военной точки зрения (демилитаризация) территории – это не цель, а инструмент решения задачи обнуления потенциала украинской армии, несущей угрозу «большой России». Идеологическая же задача (денацификация) требует, ни много, ни мало – смены власти на Украине. И не просто смены, а смены на новые элиты, которые откажутся практиковать толерантности к неонацистской идеологии в стране и радикально изменят внешнеполитический курс.
Парадоксально, но такая смена власти и элит имеют смысл только при сохранении значительной части территории страны по одной простой причине: если от Украины останется только западная и аморфная с идеологической точки зрения центральная части, балансировать популярную от Львова до Винницы идеологию Степана Бандеры будет просто некем и нечем. Пусть даже без Донецка, Луганска и Крыма, но эта идеология внутренне чужда большей части страны, которая принимает ее сегодня только из утилитарных соображений выживания.
Но отбросим военную и идеологическую составляющие и посмотрим на экономику. Вопрос о том, как много Россия еще может приобрести – это, прежде всего, вопрос о том, как много Россия сможет освоить экономически. Ресурсы пятой экономики мира велики, однако же взять на содержание огромные и глубоко убыточные территории бывшей Украины не сможет и она. Достаточно посмотреть на то, сколь трудоемкой задачей сейчас остается восстановление подконтрольных частей Донбасса, Запорожской и Херсонской областей. И дело даже не столько в разрушениях (а они по-настоящему значительны), сколько в необходимости интегрировать отдельные куски промышленных и сельскохозяйственных кластеров в устоявшееся тело экономики России.
Содержание Украины, причем не только в военном плане, но и в плане обеспечения ее прожорливого государственного аппарата, дорого обходится Западу. Активизация дискуссии о необходимости конфискации замороженных российских резервов говорят о том, что объем средств, запланированных на реализацию украинской авантюры по взлому России, заканчивается, и дальнейшее сжигание долларов и евро в игре с неочевидным результатом стали тяготить западные элиты.
Получение части Украины как компенсации провальных вложений – предмет переговоров с Россией на финальном этапе горячего конфликта. Но для этого Москва должна сначала определиться с тем, какие территории Украины послужат достаточной компенсацией для нее самой, учитывая нанесенный ей совокупный ущерб.
Для России с экономической и логистической точек зрения Харьков не имеет стратегического значения, но может быть целью престижа. Первая столица Советской Украины, второй после Киева город Украины, длительное время противившийся политике новых властей после госпереворота 2014 года. Потенциально – неформальная столица новых территорий (как Екатеринбург – столица Урала, а Новосибирск – Сибири).
Неподконтрольная часть ДНР – Угледар, Курахово, Дружковка, Константиновка, Славянск, Краматорск – неотъемлемая часть экономического тела Донбасса, не говоря уже о том, что выход на конституционные границы Донецкой области – одна из ключевых военно-политических задач по умолчанию.
Но, говоря о ДНР и ЛНР, мы имеем в виду так называемый «малый Донбасс», в основе экономики которого – угольная и металлургическая промышленности. Горно-металлургический комплекс Донбасса ограниченно жизнеспособен без сырьевой базы, которая сосредоточена в других местах – в Криворожском железорудном бассейне (район Кривого Рога) и его продолжении – Кременчугской магнитной аномалии (Полтава, Кременчуг). Все вместе – это «большой Донбасс», составляющий цельный экономико-производственный комплекс, который может дополнить собой российский ГМК и угольную промышленность без серьезной разбалансировки последней.
В данном контексте имеет смысл говорить именно о сырьевой базе, а не конкретных предприятиях. Поскольку, как показывает опыт Авдеевского коксохима и «Азовстали», производственные гиганты далеко не всегда не выживают в ходе ожесточенных военных действий. Приобретение территорий с серьезной сырьевой базой за пределами ДНР и ЛНР автоматически означает выход границ за пределы левого берега Днепра. Тот же Кривой Рог находится на расстоянии 70 километров вглубь от Днепра. Иными словами, военная и геополитическая реальности вступают в противоречие друг с другом по вопросу линии разграничения по Днепру. Естественная с военной точки зрения водная преграда является неестественной с точки зрения экономической и политической реальности.
С другой стороны, форсирование Днепра потребуется и для возвращения Херсона, полностью расположенного на правом берегу. То же самое касается и города Запорожье, часть которого также расположена на противоположном берегу Днепра. На обоих берегах Днепра расположены такие крупные города как Днепропетровск, Кременчуг и Киев. Удержание этих городов любой из противостоящих сторон априори потребует создания буферной зоны на противоположном берегу великой реки.
Части Харьковской и Полтавской областей являются крупнейшими центрами газодобычи (Шебелинское, Западно-Крестищенское, Яблуновское и другие месторождения). Добыча газа на этих месторождения перекрывает 70-80% потребности населения и коммунального хозяйства Украины. Понятно, что в России достаточно собственного газа и лишний десяток в меру истощенных месторождений ей не особо-то нужен. Взятие этих месторождений под контроль может объясняться необходимостью снижения экономического потенциала оставшейся Украины. Если таковая необходимость в новых реалиях будет существовать.
Одесса – еще одна цель престижа. Как и Харьков, Одесса – это исторический русский город. Но экономическое значение Одессы гораздо больше. Это крупный портовый узел, обеспечивающий контроль над северо-западной частью черноморского побережья. Контроль над Одессой дает России береговую линию почти такой же протяженностью, какой обладает Турция в южной части Черного моря. В случае взятия Одессы Москва и Анкара фактически поделят черноморский бассейн между собой.
Контроль над Одессой в значительной мере снижает экономический потенциал Украины, полностью лишая ее выходу к морю. А вот контроль над западной частью Одесской области неоднозначен с точки зрения рисков и приобретений. С одной стороны, он обеспечивает сопряжение России с лояльным Приднестровьем, с другой – опасное соприкосновение со страной НАТО Румынией через полуостровной Белгород-Днестровский район. Последний имеет мало экономической ценности, разве что ценность культурно-историческую (Измаил). На пути в Одессу лежит Николаев – еще один крупный порт, а также центр судостроения и энергетического машиностроения.
Все перечисленные территории – что важно – обладают определенным запасом лояльности. Насколько это, конечно, возможно после десяти лет зачисток «пророссийского элемента» и пропагандистского давления, оказываемого в условиях войны на украинских граждан. Стоит учитывать, что значительная часть граждан с этих территорий уже проживает в России и, возможно, захочет вернуться на малую Родину тогда, когда там станет относительно безопасно. Все, что кроме этих территорий – западная и центральная части Украины – во много лишены серьезной индустриальной составляющей, оставаясь при этом сильными аграрными регионами (Черкасская, Винницкая, Кировоградская и ряд других областей).
Фактически Россия претендует на промышленную часть Украины, тогда как Западу в качестве компенсации может отойти сельскохозяйственная центральная Украина. Тем более, что значительная часть пахоты в этих регионах уже контролируется транснациональными компаниями. Сугубо «бандеровские» Галичина и Волынь могут отойти Польше, Закарпатье – Венгрии, Северная Буковина с Черновцами – Румынии. Центральная Украина может сохраниться в виде ослабленного буфера, ориентированного на аграрное производство и зависимое одновременно от России (порты) и Запада (инвестиции) положение. Отдельный вопрос – Киев. Великий булгаковский город, город-герой, чье имя высечено в камне на Аллее Славы в Александровском саду, в текущих геополитических реалиях как бы завис в вакууме, ожидая, чем закончится большой тектонический сдвиг в Европе.
Понятно, что все идеальные сценарии будут в итоге скорректированы о реальность. В конечном счете, задачи российского наступления будут определяться военными возможностями и политической целесообразностью. Но в первую очередь – экономическими параметрами, возможностями содержать и удерживать территории, способные в долгосрочной перспективе дать российской экономике новые точки роста.
Глеб Простаков, ВЗГЛЯД