Цифровое общество — это комфорт и скорость. Невиданные комфорт и скорость. Мы получаем информацию так быстро, что наши зрачки подрагивают от удовольствия. Мы обрабатываем ее так удобно, что нам не нужно ничего большего, нежели шевелить пальцами — буквально. Через Интернет мы получаем доступ к информации в любой точке мира. Через социальные сети находим спутников жизни и наводим артиллерию на вражеские укрепрайоны. Но что будет, если этот удобный мир в один миг рухнет? Или — еще хуже — окажется захвачен противником?
Изображение: © РИА Новости / Сгенерировано ИИ
По словам самого Дурова, на начало 2023 года Telegram стал вторым мессенджером по популярности в мире (уступив лишь WhatsApp). Однако всемирное значение его проекта и послужило причиной пристального внимания к нему различных спецслужб (прежде всего, как мы видим, — Франции и во многом контролирующих ее США), в итоге — и возбужденного против него дела.
Здесь перед нами и встает вопрос цифрового суверенитета — и суверенитета как такового. Будучи убежденным либертарианцем, Дуров по умолчанию выступает за самую широкую свободу личности, которая в пределе своем вступает в конфликт с самим существованием государства. Так, покидая Россию в 2014 году Дуров выпустил текст «Семь причин не возвращаться», где одной из причин называет «феодальные пережитки — воинская повинность, оформление заграничного паспорта, прописка». И если в 2014 году, когда идея глобального человечества (с центром в Соединенных Штатах, разумеется) была еще сильна, руководствоваться этими принципами было возможно, то в 2024-м, когда с началом СВО обострилось значение и границ, и воинской повинности — безумно.
Степень этого безумия будет сильнее видна, если мы обратим внимание на две взаимосвязанные вещи: тотальность политики и тотальность технологий. Если в XIX веке, когда суверенитетом обладали региональные империи и национальные государства, пространство для частной свободы было весьма широко, в XX веке, когда носителями суверенитета были геополитические блоки, такая возможность все еще оставалась (от политического выбора можно было укрыться в странах «Движения неприсоединения»), то в начале XXI века, где на роль единственного суверена претендует глобальная держава, она сводится к историческому минимуму.
Нетрудно заметить, что границы частной свободы сужаются с ростом социальных технологий, порождение которых — и гиганты вроде Telegram X.com и Meta*. Но это же приводит и к вовлечению в политику максимально большого числа людей — небывалого за всю историю. От политики больше нельзя уклониться, любой жест может быть истолкован как политический. Понимал ли это либертарианец Павел Дуров, когда в 2018 году призывал «всех, кто поддерживает свободный интернет» запустить бумажные самолетики? Вопрос открытый. Иронично, что сейчас такие самолетики запускают у посольства Франции в России в поддержку свободы самого Павла.
По одной из версий, озвученной Кимом Шмитцем (основателем файлообменников Megaupload и Mega), французские власти — и лично Эммануэль Макрон — заманили Дурова в ловушку и «вся эта операция управляется и координируется вашими хозяевами в США». Сложно сказать, так ли это, но не увидеть здесь симптомы утраты Францией суверенитета в пользу мировой державы невозможно.
И надо сказать, что IT-гиганты самих Соединенных Штатов оказались гораздо более лояльны по отношению к собственным властям, чем Павел Дуров. Так, генеральный директор компании Meta* (запрещенной в России) Марк Цукерберг открыто признался, что его социальные сети распространяли дезинформацию о COVID-19 и оказали влияние на выборы президента в США в 2020 году (в том числе — при помощи недостоверной информации о вмешательстве России). Правда, Цукерберг сделал это в «письме раскаяния», но это выглядит не более чем лукавство перед грядущими выборами в США, которые состоятся в ноябре этого года.
Под этим же углом следует рассматривать и высказывания Илона Маска, в 2020-м поддержавшего демократов, а ныне тщательно выстраивающего в публичном поле образ консерватора. Он проявил и публичную озабоченность судьбой Дурова, упомянув Первую поправку к Конституции США, гарантирующую свободу слова. Но и в его действиях, и в действиях Цукерберга (как и в действиях любого разумного руководителя IT-гиганта, понимавшего архитектуру современного мира) стоит видеть лишь здоровый прагматизм — а вовсе не борьбу за свободу слова, понятую в глобальном ключе. В лучшем случае они будут выступать за свободу слова по-американски. К сожалению, Павлу Дурову не хватило дальновидности, чтобы выступать за свободу слова по-русски.
Таким образом, можно сделать несколько выводов. Во-первых, цифровой суверенитет в XXI веке будет неотделим от суверенитета государства-цивилизации (макрорегиона, полюса многополярного мира). Попытки заигрывания в национальный суверенитет обречены, что мы видим на примере Франции, которая не способна противостоять воле США в одиночку (тогда как выступивший единым фронтом ЕС, теоретически, мог бы). Во-вторых, у каждого полюса будет свое представление о свободе — личности, выбора, слова, информации. И оно подчас будет противоречить таковым у другого субъекта истории. Мы это видим уже сейчас, когда сталкиваемся со «свободой слова по-французски» или «по-американски». Наконец, цифровое общество делает политику делом каждого. И от нее не удастся скрыться ни пользователям социальных сетей, ни владельцам IT-гигантов.
* Деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в России как экстремистская.
Евгений Балакин, РИА