Английский врач рассказал Guardian, как в Газе израильские снайперы стреляли в детей
Источник фото: AP
Я никогда не мог себе представить, работая профессором трансплантационной хирургии в крупной учебной больнице в Лондоне, что однажды буду оперировать истекающего кровью восьмилетнего ребенка, а операционная медсестра скажет мне, что больше нет марлевых тампонов…
Но я оказался в такой ситуации в августе прошлого года, когда работал в больнице Насера в Газе в качестве волонтера Medical Aid for Palestins. Вычерпывая кровь руками, я почувствовал непреодолимую волну тошноты — я беспокоился, что ребенок не выживет. К счастью, она выжила, хотя многие другие — нет.
Выйдя на пенсию, я решил отправиться в Газу, потому что стало ясно, что там отчаянно нужна хирургическая помощь, и у меня были навыки, чтобы внести свой вклад. Жизнь хирурга-трансплантолога в Лондоне была тяжелой, но чрезвычайно полезной, и как старший член сообщества трансплантологов я пользовался определенным статусом. Это должен был быть другой опыт — но ничто не подготовило меня к тому, что я обнаружил, когда приехал.
С того момента, как мы пересекли территорию, и Свен, крупный швед в нелепой цветочной рубашке, возглавлявший колонну бронированных Land Cruiser ООН, призвал нас «постараться не погибнуть», жизнь превратилась в странный, дезориентирующий опыт крайностей. Действительно, наши машины были обстреляны израильской армией через две недели после нашего прибытия. Газа — самое опасное место для работы в мире, с начала войны там погибло более 300 сотрудников гуманитарных организаций и 1000 работников здравоохранения.
Путешествие через южную часть Газы к нашей базе вызвало в памяти фотографии Хиросимы. Все здания на многие мили вокруг буквальным образом превращены в пыль. За исключением нескольких вооруженных мародеров, людей вокруг не было видно. Прибыв в больницу Насера в Хан-Юнисе, мы обнаружили там невообразимый хаос. Палаты были переполнены, кровати вплотную прижаты друг к другу в комнатах и коридорах, или вываливались на открытые балконы, на полу валялись грязные матрасы, где спали родственники, помогавшие медсестрам ухаживать за больными. Средства гигиены отсутствовали. Мыло, шампунь или очищающий гель в Газу не поступали, не хватало медицинских принадлежностей. Несколько раз, осматривая загноившиеся раны, я обнаруживал там ползающих личинок, а моему коллеге в отделении интенсивной терапии приходилось удалять личинок из горла ребенка. Стерильных перчаток, халатов и простыней не хватало.
Больница при этом постоянно содрогалась от взрывов бомб, падающих рядом. Как и большинство других больниц, она уже подвергалась бомбардировкам и обстрелам в феврале прошлого года, в результате чего погибло много сотрудников и пациентов.
Каждый день по больнице наносились один или два удара, которые приводили к массовым жертвам. Отделение неотложной помощи превращалось в этот момент в дантовский ад из мертвых тел, крови, рваных бинтов и кричащих детей, у многих из которых отсутствовали конечности. Обычно от каждого из таких ударов погибало от 10 до 15 пациентов и от 20 до 40 получали тяжелые ранения.
Мы сами могли получить ранения в любое время дня и ночи, и иногда работали непрерывно более 24 часов кряду. Постоянно беспокоились, что бомбы, падающие вблизи больницы, однажды попадут в нас, и потому заснуть было трудно. Измученный местный персонал успокаивал наши нервы своей самоотверженностью и упорным трудом. Ведь помимо условий работы в больнице, им приходилось жить в «палатках», которые часто представляли собой куски ковра, прикрепленные к деревянным столбам, без какой-либо санитарии. При этом я никогда не видел никого из ХАМАС, ни внутри, ни снаружи больницы, где у нас не было никаких ограничений на передвижение.
Оглядываясь назад, я понимаю, что образы этих раненых детей никогда не покинут меня. Однажды вечером я оперировал семилетнего Амера, которого подстрелил один из беспилотников, спускающихся сразу после бомбардировки, чтобы отстреливать убегающих мирных жителей. Он получил ранения печени, селезенки и кишечника, а часть его желудка торчала из груди. Я был так рад, что он выжил! Но мы видели таких пациентов, как он, каждый день, и большинству из них не так повезло.
Мы лечили, в основном, женщин и детей. Особенно страшными были ранения детей в голову, что было явно результатом преднамеренного снайперского огня. 30 британских врачей и медсестер, работавших в Газе в прошлом году, написали премьер-министру Англии Киру Стармеру в августе о том, что они регулярно видели доказательства этой преднамеренной стрельбы в детей. 99 работников здравоохранения США написали аналогичное письмо президенту Джо Байдену в октябре. Палестинцы понимают, что подвергаются геноциду, и эксперты ООН по правам человека Amnesty International и многие другие организации пришли к выводу, что действия Израиля могут быть действительно приравнены к геноциду. С ними трудно спорить.
Я работал в нескольких зонах конфликтов, но никогда не видел столько разрушений и смертей среди мирного населения. Это, несомненно, качественно отличалось от любой другой войны, в настоящее время или за последние два десятилетия.
Даже если перемирие сохранится, что выглядит все более сомнительным, учитывая недавние действия Дональда Трампа, потребуются годы, чтобы восстановить Газу.
Когда наш конвой выехал обратно в сентябре прошлого года, меня охватило непреодолимое чувство вины за то, что я мог вернуться к спокойной жизни, в то время как миллионы других ложились спать голодными, думая, не разорвут ли их бомбы на куски в эту ночь. Это сменилось потом глубоким чувством стыда и смущения из-за того, что правительство Великобритании, лейбористское правительство, за которое я голосовал, отказалось активно осуждать Израиль за совершенные им военные преступления и продолжает поставлять ему оружие.
Политическая власть может потребовать компромисса и закулисных уступок, но есть некоторые моральные красные линии, которые никогда не следует пересекать, какой бы ни была политическая цена. На мой взгляд, геноцид в Газе является квинтэссенцией проверки морального мужества лидеров в XXI веке – и пока наши лидеры терпят в этом неудачу. Бомбардировки, возможно, на данный момент прекратились, но необходимость привлечь к ответственности тех, кто совершил преступления, не менее настоятельна.
Будучи хирургом в Газе, я был свидетелем ада, который обрушился на детей. Мне стыдно, что Британия сыграла в этом свою роль.
Николай Петров, Столетие