Африканская стратегия Франции, всё ещё не преодолевшая неоколониальную инерцию, строится на неадекватной оценке собственных возможностей, что на руку мировому большинству, считает старший преподаватель кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета, ведущий эксперт Центра стратегических исследований ИМВЭС НИУ ВШЭ Алексей Чихачёв. Автор является участником проекта «Валдай – новое поколение»
Фото: © РИА Новости / Алексей Витвицкий
2024 год стал временем новых болезненных неудач для внешней политики Франции на африканском направлении. С одной стороны, три страны, ранее находившиеся в центре внимания её стратегии – Мали, Буркина-Фасо и Нигер, – продолжили взятый ранее курс на освобождение от неоколониального влияния, образовав собственную «Конфедерацию государств Сахеля». С другой стороны, полного вывода иностранных войск со своей территории неожиданно потребовали даже те партнёры, на которых Париж всё ещё рассчитывал в качестве своих надёжных аванпостов, будь то Сенегал или Чад. Первые недели наступившего 2025 года принесли новости, логично дополняющие вышеописанный контекст: французская база в Абиджане будет передана под контроль ивуарийских властей, а передача военных объектов сенегальским и чадским властям уже началась на практике. Всё это симптомы того, что Пятая республика, привыкшая относиться к Африке как к своему «заднему двору», стремительно теряет позиции на континенте, притом возможностей повлиять на данный процесс из Елисейского дворца становится всё меньше.
Характерно, что на официальном уровне действующее руководство продолжает делать вид, будто ничего критичного не происходит. В январском выступлении перед дипломатическим корпусом президент Эммануэль Макрон заявил, что Франция «не отступает, а перестраивается»: она якобы добровольно отказывается от «наваждений» колониального прошлого, готова к равноправному диалогу по сложным вопросам исторической памяти, в сфере безопасности, экономического и культурного сотрудничества. Первопричина некоторой эрозии былого авторитета, по логике Макрона, кроется будто бы вовсе не в ошибках самой Франции, а в злонамеренном влиянии (в том числе информационном) со стороны конкурентов, прежде всего России. За неоколониальную операцию «Бархан», продолжавшуюся с 2014 года по 2022 год, страны Сахеля, к удивлению Макрона, «забыли сказать спасибо», ведь без французских войск «ни одна из них сейчас не была бы суверенной». Более того, по его версии, Париж именно по собственной инициативе закончил операцию и аналогичным образом сам же приступил к сворачиванию военного присутствия за пределами Сахеля, «из вежливости» позволив принимающим странам просто возвестить об этом первыми. К тому же президент высказал амбиции расширять контакты с нефранкофонной Африкой, а также с частью Магриба, где сближение с Марокко по западносахарскому вопросу (ценой очередного кризиса во франко-алжирских отношениях) стало ещё одним крупным сдвигом за последнее время.
Особые надежды в Париже возлагали на миссию спецпосланника президента по африканским делам Жана-Мари Бокеля. По поручению первого лица он должен был определить новые параметры военного присутствия на континенте, согласовав их со странами пребывания: численность французских военнослужащих от страны к стране, их задачи, особенности взаимодействия с местными армиями. По большому счёту его работа состояла в том, чтобы, создав видимость готовности к сотрудничеству, определить конкретные направления для экономии сил, но при этом сохранить за Францией хотя бы некоторые военно-политические рычаги.
На протяжении 2024 года публикация доклада по итогам миссии неоднократно переносилась (одной из причин стала, видимо, правительственная чехарда), и в результате текст был передан президенту в минувшем ноябре без открытого обнародования, что для французской практики не свойственно. В прессе циркулировали лишь отдельные выдержки, по которым было ясно, что присутствие контингентов из бывшей метрополии, хоть и сократится (суммарно до 600 человек в Чаде, Сенегале, Кот-д’Ивуаре, Габоне вместо прежних 2300), но не исчезнет полностью. Они возьмут на себя задачи по выполнению специальных операций, разведке, обучению местных армий. О ещё одной стратегически значимой точке – Джибути, где служат порядка 1500 солдат и офицеров, – речи не было вовсе. Так или иначе, проделанная работа потеряла смысл за считанные недели, ведь те же Чад и Сенегал потребовали полного ухода, без отсрочек и оговорок. Сам же докладчик впоследствии признал, что новая позиция чадских властей стала для него непредвиденным развитием событий.
Как рассуждения Макрона, так и миссия Бокеля показывают главную проблему африканской политики Франции на современном этапе, состоящую в неготовности признать реальное положение дел и, соответственно, в некорректной оценке собственных возможностей. Нынешний французский лидер любит подчёркивать, что он стал первым президентом страны, родившимся после формальной деколонизации, из чего как будто бы автоматически должна вытекать приверженность равноправному и взаимно уважительному подходу. Однако на деле, как выразился лидер Чада Махамат Идрис Деби, Макрон, требуя благодарности за военное присутствие, попросту «ошибся эпохой», воспроизведя худший образец мышления в стиле неоколониальной стратегии «Франсафрики». И это не разовая оговорка, сделанная на эмоциях, поскольку в 2017 году нынешний хозяин Елисейского дворца начал свою африканскую политику со скандальной шутки про «ремонт кондиционера», на который он «направил» тогдашнего лидера Буркина-Фасо Рока Каборе. В итоге терпение кончается даже у той части африканских элит, которая десятилетиями привыкла ориентироваться на Париж, как тот же клан Деби в Чаде.
Важно отметить, что африканская стратегия нынешних властей вызывает критику даже у экспертов из обычно лояльных аналитических центров.
Так, исследователь Тьерри Виркулон из Французского института международных отношений (IFRI) в заметке, вышедшей синхронно с окончанием миссии Бокеля, пришёл к выводу, что Елисейский дворец занимается полумерами, которые не устроят «ни ностальгирующих по военному сотрудничеству, ни африканские правительства, ищущие защиты». Вместо абстрактных и откровенно неискренних рассуждений о «новой модели» оборонных контактов, звучавших из уст различных президентов Пятой республики уже не один раз, стоило бы провести «демилитаризацию» франко-африканских отношений, то есть сделать акцент на иные сферы, где Париж ещё мог бы быть интересен как партнёр. Иначе говоря, задействовать дополнительные козыри, которые у французской дипломатии в целом всё-таки ещё остаются, включая, прежде всего, франк CFA и культурно-языковой потенциал (Международную организацию Франкофонии, чей саммит прошёл в 2024 году во Франции). А по мнению того же Бокеля, Парижу необходимо активнее вовлекать в африканскую повестку страны Евросоюза, сделать ставку на общеевропейский подход, что, однако, тоже во многом является попыткой выдать желаемое за действительное, ведь фактор внутренней конкуренции между странами Запада за влияние в Африке никуда не исчезает.
Впрочем, чем настойчивее французская дипломатия продолжает отрицать очевидное и упорствовать в попытках сохранить элементы прежнего влияния, тем более широкое окно возможностей открывается для мирового большинства в целом и России в частности. Африканские страны, так и не дождавшиеся от бывшей метрополии подлинно уважительного отношения, пополняют растущий круг держав, разделяющих ценность суверенитета в международных отношениях и выступающих за многополярное устройство мира. Выход из-под неоколониального давления создаёт задел для поиска альтернативных партнёров, в том числе в сфере безопасности, чем Россия уже успешно пользуется, обеспечив своё присутствие, например, в ЦАР или Мали. Из стран, заявивших о выводе французских войск лишь недавно, наиболее перспективно в этом отношении выглядит Сенегал, через который, по оценке российских экспертов, возможно организовать логистические маршруты для поддержки дальнейшего присутствия России на континенте (как военного, так и экономического – в случае невозможности сохранить базы в Тартусе и Хмеймиме в Сирии). Как бы то ни было, кардинальным отличием российского подхода к Африке от французского остаётся подлинное, а не декларативное уважение взаимных интересов, которое останется на повестке дня и в 2025 году.
Алексей Чихачёв, «Валдай»