В своем выступлении перед журналистами 11 мая президент России Владимир Путин сказал, что «рано или поздно, в том числе опираясь на уроки истории, на мнение своих народов, мы начнём двигаться в сторону восстановления конструктивных отношений с государствами Европы»
Источник фото: sun9-15.userapi.com
Учитывая современное состояние наших отношений с западными соседями такое мнение главы государства может выглядеть устремленным в далекое будущее – сейчас оснований увидеть в Европе хоть какие-то признаки адекватности просто нет. И фразу можно принять за простую вежливость, являющуюся неотъемлемой часть русской внешнеполитической культуры.
Однако это не так. И, оставаясь верными себе, мы не должны заранее исключать самых неожиданных на первый взгляд внешнеполитических событий. В том случае, само собой, когда для них созреют условия, главное из которых – адекватность партнеров и польза России от отношений с ними. А для этого в Европе должны будут произойти серьезные внутриполитические трансформации. Именно внутренние, поскольку поведение европейцев в мире напрямую связано с тем, что творится у них внутри. А нормальный дипломатический диалог уже сам приложится.
Спору нет, на данный момент говорить о Европе, как потенциальном партнере по конструктивным отношениям можно только с невероятной порцией оптимизма. Несколько дней назад мы все были свидетелями удивительного сборища в Киеве, где лидеры Британии, Германии, Польши и Франции выступили в адрес России с настоящим ультиматумом. При этом удивительно даже не содержание их требований, они не имеют практической значимости, а тон и поза, сопровождавшие эти дипломатические движения. Стороннего наблюдателя поражает то, что сейчас европейские политические лидеры ведут себя так, как будто у нас, или кого-нибудь еще, есть хоть какие-то основания их вообще слушать. Это по-настоящему странно и выглядит, как полная потеря связи с реальностью.
За последние месяцы все имели массу возможностей убедиться, что никакой самостоятельной угрозы Европа для России не представляет. Не только потому, что не располагает для этого военными или экономическими возможностями. Но в первую очередь, потому что сама разрушила за последние годы связи, которые могли бы для России быть сравнительно дороги. Единственное, на что европейцы способны – это создать провокацию, расхлебывать последствия которой придется уже их американским покровителям. Иными словами, опасность, исходящая от Европы, может быть связана не с ее силой, а с ее слабостью.
А это, согласимся, является надежным основанием смотреть на европейские ультиматумы по-особому. В первую очередь, изумляться ее руководителям, использующим в отношении России поучительный и покровительственный тон. Эти деятели в 2025 году разговаривают так, как будто Россия – это все еще страна из 1990-х, поверженная в экономический кризис и вынужденная слушать любую нелепицу со стороны Берлина, Парижа или Лондона. Поэтому самая главная ценность того, что было сказано Макроном или Стермером в Киеве – это возможность воочию убедиться в неспособности европейцев видеть мир таким, как он есть.
Мы не знаем сейчас, какими станут конкретные очертания мирного решения украинского вопроса. Нам неизвестно насколько длительным будет переговорный процесс, которому Россия открыта, и сколько еще человеческих жизней будет заплачено за высокомерие и ограниченность Запада после холодной войны. Однако мы понимаем, что современные политики в той же Европе – это продукт своего времени. Практически все они, за некоторыми исключениями, выросли в понимании того, что ответственности за свои действия нести им не придется никогда. Ситуация трагическая и ведет к полной душевной апатии, ответом на которую становится клоунада в стиле уже хорошо знакомого нам Эммануэля Макрона или нового британского премьер-министра.
Но история не стоит на месте, и через определенное количество лет наши западные соседи вполне могут осознать меру своей ответственности в том ограниченном диапазоне, где Европа будет представлять собой что-то в мировой экономике и политике. Пока этот путь не пройдет даже до середины, они в самом начале. Того, что произошло с европейскими державами в XX веке оказалось явно недостаточно. Тем более, что драматическое завершение холодной войны стало для них праздником, уверившим в собственной непогрешимости несмотря на полное политическое ничтожество.
Сейчас эпоха, наступившая после холодной войны, окончательно уходит в прошлое. И если через несколько лет не произойдет военной трагедии всемирного масштаба, Европа будет вынуждена тем или иным образом адаптировать себя к мировой политике, где ей уже никогда не будет принадлежать значимое место.
Это значит, что изменения будут происходить внутри европейских государств. Мы уже видим примеры, когда граждане этих стран требуют перемен несмотря на все попытки традиционного истеблишмента отказать своим избирателям в праве что-то определять в своей жизни.
Где-то такие процессы будут идти быстрее – Германия и Франция тут являются главными кандидатами на успех уже в перспективе лет 10 – 15. В таких странах, как Британия все окажется намного сложнее – велика устойчивость системы, веками настроенной на то, чтобы элита не зависела от того, как чувствуют себя граждане. Маленькие европейские страны или южане – итальянцы, испанцы и греки – вообще достаточно безболезненно воспримут новые реалии: от них уже давно ничего не зависит, что приучает к сравнительно трезвому взгляду на жизнь. Ну а мелкие соседи России вроде Финляндии или бывших прибалтийских республик СССР, вообще тихо заменят совсем невменяемых деятелей на сравнительно спокойных и деловитых. И те бросятся налаживать связи с Россией настолько же энергично, насколько сейчас строят заборы из колючей проволоки на наших западных границах.
И вот тут перед Россией встанет важный вопрос: а что, собственно говоря, мы сами можем получить от Европы?
Ни для кого не секрет, что, наслаждаясь своим благоденствием, европейские государства серьезно отстали от остального мира в части развития современных технологий. В первую очередь, из-за местного законодательства, ограничивающего возможности инвестировать в сфере технологий искусственного интеллекта наравне с лидерами этой гонки в США и Китае. Мы смогли убедиться за последние годы, что в отраслях, где Европа могла быть инвестиционным партнером России, на смену ей приходят другие страны.
В сфере образования европейцам также сложно предложить нам что-либо интересное – оно все «заточено» под довольно примитивное выкачивание интеллектуальных ресурсов. В свое время страны Евросоюза считали своим преимуществом достижения в области государственного управления. Большинство программ, которые помогали жить консалтинговым компаниям в Брюсселе и европейским чиновникам, были именно о передаче России таких «продвинутых» технологий. Однако сейчас Россия сама опережает Евросоюз в таких, например, важнейших областях, как цифровизация государственных услуг.
После того, как европейцы смогут, через серьезную реформу своих политических систем, с течением времени адаптироваться к окружающему миру, уже России придется понять, что полезного для себя мы можем от них получить. На протяжении более чем 500 лет Европа была самым важным соседом России – источником угрозы и примером развития общества и его институтов. Оба смысла ее существования в наших глазах уже скоро станут достоянием истории. И восстановив, как совершенно правильно прогнозирует глава российского государства, отношения с Европой мы будем должны знать, зачем они нужны для развития России и благополучия наших граждан.
Тимофей Бордачёв, ВЗГЛЯД