Развитие военно-политической обстановки располагает к предметному разговору на тему, вынесенную в заголовок. Заглянем в американскую казарму, посмотрим на неё изнутри. Со вниманием к деталям, в которых вся соль. В жанре «живого» рассказа. Такую возможность предоставил двухлетний опыт службы российского представителя в американском штабе в Боснии…
Источник фото: i.pinimg.com
Чем набор отличается от призыва?
Набор в вооруженные силы (ВС) США осуществляется через сеть recruiting stations – «призывных пунктов» (ПП), функционирующих из расчета: один на 70-100 тысяч городского населения и 15-20 тысяч сельского. ПП замыкаются на местную власть, но состоят в договорных отношениях с минобороны. Персонал ПП стимулируется призовыми баллами, начисляемыми по весьма сложной схеме. Она ориентирована на преимущественный набор наиболее подготовленных рекрутов, готовых служить в не самых престижных частях. К ним относятся, прежде всего, сухопутные войска (СВ). Ибо в пехоте меньше условий для приобретения навыков, полезных на гражданке. Поэтому за согласившегося служить на флоте или в авиации начисляется условно 1 балл, за пехотинца – 3. За «образованного» (с «ПТУ») сухопутчика добавляется еще 1 балл… Освидетельствование рекрута, достигшего 17 лет, осуществляется через тесты, соответствующие требованиям к выпускнику средней школы: число отжиманий за минуту, задачки про бассейн с двумя трубами и автотрейлеры (не поезда!), отправившиеся из пункта «а» в пункт «б», чейнворд – «танК»-«Кухня-…Север», диктант из местной газеты и «чем отличаются Ирак от Ирана или Персия от Пруссии?» По последнему – нужно угадать не менее 4 из 10 правильных ответов, ибо с кругозором – скажем позже – беда.
Начальную оценку качества призыва даёт Служба по подписанию контрактов (СПК) – первое воинское учреждение, куда попадает отобранный новобранец. СПК схож с нашим военкоматом, но через свои гарнизонные представительства «сопровождает» «джи-ай» (военнослужащего) в течение всего периода его действительной службы и в резерве. С СПК, минуя ПП, заключают контракты те, кто хочет и может стать офицерами резерва, а также унтер-офицерами и специалистами: прибавка к гражданскому доходу – в среднем 6-8 тысяч долларов в год. В резерв зачисляются лица в возрасте 22-55 лет, как правило, с высшим образованием и после 90-суточных сборов. Действительная служба резервистов (сборы, участие в учениях и «живых» операциях) – 30 суток, минимальная – 7 суток в год.
СПК через более военно-ориентированные тесты повторно проверяет профпригодность и предлагает подписать первичный контракт на 2 или 3 года. По результатам тестов новобранца опять склоняют к непрестижной службе, ибо кандидаты для престижной – приходят чаще. Типичный новобранец – это вчерашний школьник (более 60 проц.), реже выпускник «ПТУ» или аналога наших кадетских корпусов. Но эти военизированные дублеры технических лицеев готовят скорее будущих курсантов, чем солдат-контрактников. Ибо находятся в ведении учебных командований видов вооруженных сил. Как и у нас – Суворовские училища. Правда, более половины сержантов – это бывшие кадеты-«суворовцы», не поступившие в «офицерские» вузы, но сделавшие выбор в пользу службы.
Отсев в ходе тестирования в СПК считается браком ПП и снижает баллы, по которым вербовщикам определяют тарифный разряд. Так поддерживается многосторонний баланс интересов между новобранцами и вооруженными силами. Обеспечивается первоочередной приток новобранцев в те части, откуда происходит их преимущественное убывание. Ныне в СВ США более 60 процентов «джи-ай» ограничиваются первичным контрактом – снижение за десять лет – по некоторым данным – на 20 (!) процентов.
Поиск и предварительная вербовка новобранцев осуществляет, главным образом, в школах и спортивных секциях. Бывают случаи одновременного рекрутирования целой спортивной команды – через посулы содействовать спортивному росту. В половине штатов США действует специальный закон о необлагаемой налогом рекламе вооруженных сил. Среди молодежи распространяются бесплатные абонементы на спортивные состязания, молодежные клубы «здоровой» направленности. Организуют экскурсии в воинские части, где дают попрыгать с парашютом, учат стрелять, водить автомобили и даже пилотировать воздушные суда. Некоторые вербовщики, а также состоятельные отставники-патриоты – особенно в глубинке – содержат собственные скаутские клубы (аналог наших военно-патриотических). С первых классов проводятся лотереи и конкурсы среди обладателей наибольшего числа предметов военной атрибутики, «умников и умниц» по военно-техническим дисциплинам. Вербовщики с гражданки (с «убыточных» по американским меркам предприятий), тем не менее, считают, что привилегии их военных коллег пора подрезать законодательно.
Стимулы и соблазны…
Главный высказываемый довод в пользу службы – так называемый, челендж – возможность себя проявить. С ним тесно связан реальный стимул – льготное или бесплатное образование, а также повсеместно ценимый на гражданке опыт военной службы: на контракте с Пентагоном состоят около 80 только высших учебных заведений, имеющих филиалы в гарнизонах. Есть и такие, кто пришел служить потому, что «в армии больше, чем на гражданке, порядочных людей и отношения чистые, как завещал Иисус Христос (много реже – Аллах)». Кстати, о защите Америки и демократии в самой армии говорят реже, чем вне ее. Кто побогаче и «попроще» – на первое место ставят тягу к путешествиям и новым впечатлениям. Иногда в армии ищут спутницу, чаще спутника жизни. Хотя число внутриармейских пар колеблется в пределах 5-7 процентов на все сухопутные войска. Скажем прямо: претендентов на конкурс красоты, в отличие от спортивных дарований, в армии найти непросто. Но про ЭТО – позже.
Чтобы мотивировать военнослужащего к продлению контракта, ему для начала предоставляют право учиться лишь в системе вечерних технических школ, нередко выхолощенных до приобщения к компьютеру или кассовому аппарату. Доступ к высшему или иному дорогостоящему образованию военнослужащий получает не ранее, чем через 5 лет после подписания первичного контракта. Через такой же срок на «джи-ай» распространяется расширенный перечень – около 20 видов – льгот – «бонусы-алаунсы»: санатории, путешествия, право на выбор гарнизонов и пр. Многие «джи-ай» предпочитают финансовые за них компенсации. Непосредственное вознаграждение – 1.5-2 тыс. долларов в месяц (в боевых условиях в 3-4 раза больше) при бесплатных столовой, медицинском обслуживании (в целом, сопоставимом с нашим), а также спорткомплексах – о чем придется вспоминать ещё не раз. Все это имеет ценность для не особо привередливых «низших середняков» и ниже. С Америкой в нашем сознании ассоциируется жизнь равномерно динамичная и в целом благополучная. Далеко не везде и не для всех это так. Вот суммированный пример типичной истории: вырос в негритянском (вариант – латиноамериканском) квартале или в тоскливом американском «урюпинске», 5-6 братьев (сестер), кое-кто уже побывал в тюрьме… Варианты: «мой отец был последним, кого в нашем штате посадили на электрический стул. Армия не только спасла от безработицы и наркотиков. Она дала мне шанс выбиться в люди». Другая – типично «женская» причина: «Я – феминистка по жизни. Только в армии я чувствую себя человеком, а не, простите, телкой». Ну, и что дальше?
Дальше пример из жизни: прихватило как-то сердце у российского офицера в американском штабе. Уложили его прямо на пол. Вызвали медсестру – на 2 тысячи личного состава никого опытнее не нашлось. Ничего не скажешь – сестричка прибежала тут же. Семнадцатилетняя испуганная девчонка, только что получившая сертификат помощника эвакуатора. Не говоря о капельницах, даже в простейших пилюлях не разбирается. Зато с детской наивностью умоляет: «Держитесь, сэр. Если с вами что-то случится – мне конец». До госпиталя тащились целый час. Впрочем, там, скажем честно, и кардиолог и младший медперсонал – все на месте. Первой подбежала шустрая негритянка: «Меня зовут Уинди (Ветерок). Правда, хорошее имя? Если что – прибегу сразу»…
Ввиду нынешней в целом неплохой экономической ситуации в США (снижение безработицы) число первичных добровольцев скорее сокращается. Впервые с 1973 года (с перехода на контрактную службу) начальное тестирование по существу не применяется. По крайней мере, в пехоту берут всех, кто хочет служить. Известны случаи нарушения законов: добровольцу обманным путем предлагают подписать «пехотный» контракт – потом, мол, переведем… Сулят службу в военной полиции. Это лучшее, что есть в пехоте: около 70 проц. сотрудников высокооплачиваемой гражданской полиции – бывшие военные полицейские. Имело место поступление на службу двух лиц, находившихся под подпиской о невыезде. К очковтирателям, таким образом, повысившим «процент набора», приняты драконовские меры.
Тем не менее, за будущее всей системы найма и особенно призыва резервистов уже беспокоятся. Дело в том, что до урагана «Катарина» осенью 2005 года резервист заранее знал сроки сборов или участия в экспедиционных операциях. Чрезвычайный призыв 60 тысяч резервистов, не спланировавших свой рабочий график и бюджет, привел к массовому расторжению контрактов (23 тыс. человек). Кроме того, выявились разночтения по оплате службы при чрезвычайных обстоятельствах на территории США – 9400 судебных исков с обеих сторон.
В последнее время американцами проявлен симптоматичный интерес к российской системе призыва, прежде всего, к моральному стимулированию призывников (вплоть до «ритуалов приобщения новобранцев к армии») и ответственности за уклонение резервистов (офицеров-приписников). Повышен предельный возраст первичного контрактника – с 35 до 40 лет. Одновременно приняты меры по укреплению отношений командования частей с «большой семьей» военнослужащих – родственниками, бывшими сослуживцами, школьными учителями и тренерами. При этом показательно увольнение преподавателя военной академии за интервью, в котором он усомнился в эффективности контрактной системы. Контекстуально – при двух и более экспедиционных операциях, осуществляемых одновременно.
В идеале американцы хотели бы иметь армию, отражающую национальный и социальный состав общества. В реальности, по крайней мере, в пехоте, служат, повторим, преимущественно выходцы из фермерских хозяйств и небольших городов – более 80 проц. – иногда при пороговом коэффициенте умственного развития (0.3-0.4 из 1). Афроамериканцев – 35-40 проц., около 25 проц. – испаноязычные (чиканос), а также филиппинцы, китайцы, вьетнамцы, индусы. Русских – единицы.
Вопрос о «равных возможностях» женщин и мужчин по существу завис. Официально декларируя равноправие полов, от «широкозахватного» набора женщин постепенно отходят. Пик – 1994 год – 37 проц. пехотинцев. Причина – в нескрываемом ропоте низовых командиров, считающих женщин «постоянно беременными» проблемами для службы. Доказательство тому – трагикомическая ситуация: сержант в шутку запустил мыша в спальный мешок «товарища по оружию», законно отдыхавшей в одной с ним палатке. А у той, как на грех, молния на мешке разошлась. Причем снизу. И выявила при этом, гм.., «недопустимое отсутствие элементов спального обмундирования»… Выгнали взашей обоих. Шутника – с «волчьим билетом» – без пенсии и выходного пособия. Обещанное – «про ЭТО»: любой «джи-ай» знает: «с начальством – можно, с подчиненными – тюрьма!..» Впрочем, пик всеамериканской борьбы с «домогателями», кажется, миновал. И «характерные вербальные формы сексуальных домогательств» (цитируем) – «сладострастное аханье», «вожделенное урчание», «похотливое посвистывание», «восторженный скулеж», а также обращения типа «детка», «лапочка», «заинька» (ещё хуже – «киска») уже не размещают на стенде в столовой. Хотя «служба по обеспечению равных возможностей» никуда не делась. Добро пожаловать с закла… в смысле – докладом. Круглосуточно и при любой погоде.
К бракам между военнослужащими отношение непростое. С одной стороны, если супруги служат в одном гарнизоне, то у обоих выше «уровень душевного комфорта». Но с другой стороны, этот «уровень» должен быть единым для всех – никаких привилегий. Служили два капитана – муж и жена – только что поженились. В одном штабе, но в разных подразделениях. Следовательно, жили в разных контейнерных городках. Поскольку оба – офицеры, соседи у каждого – однополые. Сосед мужа время от времени «входил в положение». А ей – досталась завистливая грымза. В результате «служба по обеспечению равных возможностей» получила сигнал… эквивалентный 600 баксам. Соседка жены озаботилась неуставным «уровнем душевного комфорта» сослуживицы…
You’re in the Army. Now – песня и проза…
Что действительно привлекает многих – это показательная (не показная) демократичность отношений между сослуживцами и подчеркнуто уважительное отношение к армии со стороны гражданских властей всех уровней. Комдив займет очередь за рядовым и отстоит её честно. За обеденным столом заключит с солдатом пари на результат футбольного (по американскому футболу) матча между «пехтурой» и «флотскими». Запишет номер (личную карточку) солдата и, если проиграет, то пошлет ему шутливый вымпелок с надписью «BEATNAVY» (игра слов: «Вступай во флот» и одновременно «Бей флотских»). Как вы думаете, куда в первую очередь придут навещающие гарнизон «POTUS-FLOTUS» (президент с первой леди), не говоря о министре обороны и ниже? Правильно. В ту же столовую. Чтобы встать на 10 минут за раздачу и лично положить ошарашенному «джи-ай» кусок лазании или омлет с ветчиной. Чтобы через желудок преподать урок «американской демократии». Действует… Притом убедительно… В офицерской среде проявляются и элементы «рыцарского» отношения к службе. Офицер, в отличие от солдата, никогда не захватит с собой из столовой-клуба даже банку кока-колы. Хотя бери – сколько хочешь. Нет, если жарко, он купит такую же банку в уличном автомате.
Подробнее о рутинных буднях. Комплексная подготовка новобранца носит фактически одноразовый характер и осуществляется в учебных центрах. Срок обучения – от 9 недель. За это время некоторые новобранцы теряют до 10 кг начального веса. В регулярных частях подготовка проводится по двум-трем дисциплинам в учебный день недели (чаще в субботу), как правило, в полигонных условиях. Тогда же происходят тренировки «флаговых церемоний» (вроде нашей строевой подготовки). Учения – внешне не интенсивные – с элементами «замедленности» и повторением уже отработанных вопросов: каждый элемент тактической обстановки тренируют раздельно, иногда не без перебора. Например, «одиночное следование перед автомашиной, задающее скорость ее движения по жилому городку». Самое смешное – потом: «Чего встал, водила? Есть проблемы?» – «Некому темп задать. Идите, пожалуйста, перед машиной».
Бумаг пишут значительно больше, чем мы, – на случай разбирательств с юристами и страховиками. На всех видах коллективной полевой подготовки экономят. Главным образом, из-за боязни травм, часто влекущих за собой значительные выплаты пострадавшим. В дивизии на 13 тысяч военнослужащих приходится около 30 гражданских страховиков. Они являются главными «инспекторами» полевой и гарнизонной деятельности войск, и, как правило, находят изъяны в учебно-боевом планировании. Иногда на 1 доллар страховки, выплаченной «жертве ЧП» страховыми кампаниями, приходится 40 долларов – из бюджета минобороны. Бежал солдатик по лестнице, да и упал. Ногу сломал. Командиры и солдатика, и ступеньки проверили – всё сходится: «травма – при исполнении». Вот вам, господа страховики, счёт. Но уполномоченный страховой компании сидит в том же штабе, что и командиры. И темой владеет не хуже. Повертели страховики солдатские ботинки – да ведь протекторы на них поистёрлись. То есть, виноват сам солдатик: не сменил, не позаботился. И командиры недоглядели: положено каждый месяц подкрашивать жёлтой краской ребра ступеней, а после последнего обновления уже дней 40 прошло. Значит, страховая компания не причем: разбирайтесь сами…
Тренажеров, а также учебной техники в регулярных частях по существу нет: «солдат должен с самого начала знать ту технику, на которой ему предстоит воевать». Одновременно упор делается на индивидуальную подготовку солдата и подготовку расчетов (3-5 чел.). От результата ежеквартальной проверки, особенно на физическую выносливость, зависит постоянно уточняемый размер жалования. Прямо в столовой от души плачет девчонка с лейтенантской «шпалой». Плачет и, ища сочувствия, показывает сквозь камуфляж на внутреннюю сторону бедра. Оказывается, перед сдачей «пи-ти-ти» (физо) рьяно тренировала мышцу, «ответственную» за гибкость соответствующей части тела. Готовилась сдать по повышенному нормативу. Не получилось…
Одинаковой зарплаты не бывает даже у новичков. Так стимулируется интерес к совершенствованию знаний и навыков каждого в отдельности. Иная ситуация при организации боевой подготовки в специальных подразделениях (рейнджеры, спецназ, частично – военная полиция, разведка и т.д.). Здесь идет ежедневная (бывает – без выходных) весьма интенсивная боевая учеба в составе отрядов, как правило, на незнакомой местности (лес, горы). Иногда – в гражданке. Все учебные мероприятия организуются жестко, но не оставляют впечатления изнурительности. Лимитов по моторесурсу и расходу боеприпасов нет. Проблема – в другом: американский пехотинец получает 23 наименования вооружения и имущества, за сохранность которого отвечает лично. Пирамид, ружкомнат и каптерок нет. Утраты происходят регулярно. Для поиска потерянного оружия и военного снаряжения, например, касок, также регулярно отряжают целую роту, порой лишая личный состав законного отдыха.
Отношения в воинских коллективах, хотя и демократичные, но с элементами конкуренции. «Заклад», как мы уже знаем, считается нормой. Еще один пример: выпил лейтенант-направленец на российскую бригаду (выпил без нашего участия – бывает!) и лег спать в родном контейнере. Сосед проснулся раньше. Поэтому нашего лейтенанта разбудил уже юрист. Юрист – в том числе и «по национальности» – пожалел бедолагу-соплеменника, что, вообще говоря, редкость: «С русскими хорошо дружишь?», – спрашивает юрист – «Хорошо», – отрешенно отвечает провинившийся – «А какой вчера был день?» – «6 июля, а что?» – «То, что это день открытия второго фронта… Напишут русские докладную записку, что это их национальный праздник, тогда спасу». Спасли лейтенанта. Но надолго его в гарнизоне не оставили: русские ведь помогли… Здесь требуется расшифровка. В гарнизоне принят «почти сухой закон». При проведении операций – без «почти». В изобильном гарнизонном военторге («пи-эксе», где цены процентов на 15 ниже, чем в обычном супермаркете) – объемные стеллажи с безалкогольным пивом, вином, ликерами. Такие же водку и коньяк – не видел. Но если «что-то где-то нашел» солдат, то у него два пути – раскаяться и воспользоваться «контейнером для сброса незаконных предметов» (amnesty box) – даже если увидят, что высыпаешь героин, официально ничего не будет. Или на свой страх и риск… Правда, в условиях совместной с нами миротворческой операции американским офицерам взаимодействия официально разрешалось поднять не более трех тостов в дни наших «национальных праздников». По этому поводу была издана специальная директива: первый тост – за дружбу, второй – за президентов, третий… Витиеватое и непонятное даже нам разъяснение про православный обряд поминовения тех, «кто остался в небесах»… (Американцы считали, что это – про летчиков и десантников). Но надо сказать правду: служба отучает «злоупотреблять» даже тех, кто к этому имел склонность на гражданке. То же с курением, не говоря о наркотиках.
Традиционно понимаемого распорядка дня, как и движения в строю нет. Нет и перспективного (на месяц и далее) планирования боевой подготовки (кроме учений). На это имеется объяснение: «на войне ничего спланированного не бывет». Решение на последующие сутки принимает командир роты в зависимости от задачи дня и выявленных недостатков. Подъема и отбоя тоже нет. Но встают, как правило, в 5.30. В 6.00 – индивидуальная зарядка – кросс до 3 км. Бегут, впрочем, повзводно-поротно. С комбатом, комбригом, а порой и с комдивом во главе.
8.00-12.00 – занятия по выполнению типовых задач. В условиях миротворческой операции это установка мобильных блокпостов, преследование нарушителя, разминирование, ускоренная посадка на транспорт, организация боевого охранения и т.д. Методологический посыл: «солдат должен уметь, командир должен знать». На свежую голову проводят и занятия по технике безопасности (force protection). Чаще – по методичке «Усвоенные уроки» – подробное описание ЧП и как его можно было избежать. Инструктируют иной раз не без утрирования. Тема занятий: «как держать винтовку в столовой, чтобы не зацепить соседа». В боевой обстановке действуют соответственно. Прибыли к месту разминирования: «Чего жметесь?» – «Ждем, когда туалеты поставят, – без улыбки отвечает «саперша» с капитанским «квадратиком» на лацкане, – и химики местность не опрыскали (от комаров)». Поставили. Опрыскали… «Кто инженерную разведку начинает?» – «Во «фраге» (подробном – до сведения скул – боевом приказе) не сказано. Пусть русские начнут. У нас еще собаки (кинологическая служба – «кей-9») не поели»… Нет, американец – не трус. Но от инструкции не отступит ни на йоту. И если сможет эту инструкцию интерпретировать в пользу своей безопасности, сделает это непременно. Когда есть время, всё это – во благо…
13.00-17.00 – «расширение – в составе расчетов – профессиональных горизонтов» и «часы командирской информации». То есть, овладение смежной специальностью, приобретение углубленной (вне учебной программы родного подразделения) инженерно-саперной, медицинской, парашютно-десантной, артиллерийской и прочей подготовки на базе «чужих» служб. Цель – обеспечить максимально широкую взаимозаменяемость. Тогда же изучают иностранные вооружения и тактику. Последнее аранжируется с узнаваемым намеком на Россию и воспринимается как изучение главного противника – мы по-прежнему – «в цене». Учат, судя по всему, неплохо. На соревнованиях с нами по разборке-сборке Калашникова и М-16, американцы порой управлялись с «калашом» быстрее. Спаривают практические занятия с политинформациями. Тогда же знакомят личный состав с юридическими нововведениями, проводят весьма идеологизированные брифинги по «ситуации по месту дислокации»: в Боснии – «сербы – террористы, остальные – «пушистые».
Еженедельно тренируют выполнение коллективных нормативов по защите от оружия массового поражения. К теории отношение скептическое. Зато при объявлении учебной тревоги бросают всё и бегут в убежища. Кто не спрятался – «виноват» на четверть-треть месячной зарплаты. В среднем раз в две недели проводят стрельбы, водят боевую технику. Ее обслуживают-модернизируют (особенно после остановок-поломок) порой даже ночью. И относятся к этому, как к элементу повседневного слаживания. Бывает, что чумазые солдат и «солдатка» копаются под «хаммером» до полуночи. Причем, она – даже «топлес» – чтобы после работы на месте принять душ и в палатку идти не «чушкой». И никаких нарушений тут нет. Как нет, напомним, «в армии США ни мужчин, ни женщин». Есть «военнослужащие, принявшие присягу на верность Соединенным Штатам». Хочется добавить: «бурные продолжительные аплодисменты»…
Отношение к «расширению горизонтов», в отличие от force protection, скорее «экскурсионное», ибо на жаловании это относительно не сказывается. Но присутствие на всех видах занятий обязательно. После 17.00 – формально – личное, фактически -«организованное» время солдата, не занятого службой в карауле. Оно тратится на многочисленные брифинги по воспитанию национальной терпимости («расскажи, за что ты любишь своего друга иной национальности»), изучению этических правил (тех же признаков сексуальных домогательств или «военно-гражданских отношений»), иностранных языков (проформа), на беседы с капелланами («давайте вместе придумаем текст вечерней молитвы») и знатными гостями гарнизонов, артистами (иногда шокирующими своей убогостью – кто берет три аккорда – тот уже заслуженный).
Вот впечатление от инструктажа «как по именам-фамилиям определять национальность». Ее со взводом разведбата проводил преподаватель-культуролог из гарнизонного гражданского учебного центра. Открыл большой лист бумаги с характерными фамилиями: де Голль, Сервантес, Беккенбауэр… Предложил отгадать, кто какой национальности. Не ответил никто. Смущенный инструктор предоставил слово русскому гостю. На мое «назовите характерную русскую фамилию» – несколько дружелюбных благоглупостей: «У меня дома – библия на непонятном языке. Наверное, русская»… Самый активный – жизнерадостный белозубый капрал – тянет руку с кружкой кофе: произнес, нечто похожее на «зад». При коллективном переводе выяснили: «царь». Инструктор догадливо бросается к новому листу бумаги и размашисто выводит маркером: «Толстоевски». Неизгладимо…
«Совсем» личное время часто уходит на все тот же спорт. В сутки необходимо побежать 12 км, плюс – почти непременные тренажеры: анаболики едят как хлеб. Но тут не все просто. Зашел в их тренажерный зал наш тогдашний командующий ВДВ почти 60-летний генерал Шпак. И 45 секунд продержал на перекладине «уголок». Потом снял часы и предложил: «Приз тому, кто продержит дольше». Американский главком НАТО мобилизовал 2-3 накаченных «горилл». Даже чемпион сухопутных войск США по легкой атлетике сломался на 22-й секунде. Да и периодические «марафоны» (5 км в произвольной форме одежды) нередко выигрывали русские.
Много времени занимает быт – выстаивание в очередях в прачечную, на склад. Подолгу и с чувством поют в походной церкви. Особенно афроамериканцы, которых белые за глаза называют «братьями – в смысле – по разуму». Кстати, по поводу «дяди Тома»… Вспомним в новом контексте. Глубокая ночь. Два полковника – русский и белый американец – устало жуют после многочасовой дороги. В обеденный зал вваливается (мягче не скажешь) разгоряченная негритянская братва со знаками различия не выше капрала. Орущий магнитофон и брань, не более «дистиллированная», чем русская. «Полковник, почему вы не призовете подчиненных к порядку?» Американец поднимает глаза: «А вы не догадываетесь? – и продолжает: – В 1991-м я проспорил пари, утверждая, что Советский Союз не развалится…» Понятно?
Ходят за подарками в контору Американского красного креста: подарки от школ и хора мормонов, бейсбольной команды и коллектива «макдоналдса» – открытка с сердечком: «Солдату, который промок в карауле». От «2-го «В» класса.., который любит защитника Америки». Вот тебе карточка на час работы в интернете, пара носков-платков или тюбик с зубной пастой…
Играют в компьютерные игры в солдатских клубах, где масса книг, пожертвованных соотечественниками. Но читают мало. Зато часто пишут письма домой: e-mail – далеко не везде и – дорого. Посещение круглосуточно открытой и изобильной столовой – по необходимости. Но и здесь встречаются элементы утрирования. В столовую отряжают 1-2 представителей от отделения. За «пайками» для всех. Чтобы остальным наглядно проявить служебное рвение. Правда, «сэкономленное» при этом время часто занимают компьютерной игрой.
Получившие право на учебу часто относятся к ней добросовестнее, чем к служебным обязанностям – особенно при завершении срока контракта. Но это едва ли не единственное неофициально допустимое послабление.
Привычных нам поощрений и наказаний по существу нет. Наиболее показательное наказание – десять отжиманий на месте «преступления» – за не отдание воинского приветствия, незначительные опоздания или мелкие нарушения формы одежды. В остальном действует жесткая система штрафов за невыполнение постоянно уточняемых обязанностей. Считается, что нескончаемое нормотворчество на это и рассчитано. Главный стимул – доллар, который у солдата постоянно хочет урезать сержант, специалист по вооружению и технике, патруль военной полиции, в последнюю очередь – командир роты. Реально он личным составом не занимается – это обязанность сержантской вертикали. Перед законом равны все. С тогдашнего замкомдива Абизейда (потом он стал главкомом в Ираке) вычли 7 баксов с «копейками» за какую-то ерундовую недостачу: вроде как его писарь лишнюю пачку дискет получил. Отдельные заслуги военнослужащего отмечаются подарком командования – койном (то есть, монетой с эмблемой части) или предметом быта (нож, кружка, интернет-карточка). Вручение обставляется торжественно. Происходит в главном штабе гарнизона при ежевечернем «разборе полетов». Для большинства рядовых – это знак особого доверия и чести: гладятся-прихорашиваются.
Итогом неоднократных нарушений является снижение тарифа со стороны гарнизонного центра СПК (дивизионный штат – около 70 специалистов) или разрывом контракта. За год «беспорочной» службы (обладателю 5 и более «монет») этот же центр повышает тарифный разряд или дает указание финоргану на выплату разовой премии…
* * *
Что тут скажешь? В мирное время система сбоев почти не дает. Но жизнь оказывается сложнее, чем написано в «Усвоенных уроках». Нас, по-видимому, она учит большему… Вот откровение бывшего советского «афганца» – ныне натовца (эмигрант): «в бою русский солдат – уникален: чем тяжелее обстановка, тем больше у него смекалки – а не наоборот». Еще: «русский не бегает каждый раз к юристу и не вымещает злобу на службе, отделяет обиду от приказа». Впрочем, об этом – в другой раз.
«На выходе» же между рядовым первого класса Попкинсом и отечественным контрактником Пупкиным принципиальной разницы нет. Хотелось бы, очень хотелось лучшее из американского опыта забрать себе. Но не будем забывать, что это «лучшее» обусловлено не только экономикой, но и менталитетом с психологией. Мы – не Америка. К сожалению. И слава Богу…
Борис Подопригора, в 1996-98 гг. представитель российской армии в штабе 1 пехотной и 1 бронетанковой дивизий сухопутных войск США в период проведения международной миротворческой операции на Балканах