В сухом остатке: кольцо вокруг Эль-Карьятейна фактически замкнулось, уничтожение исламистов бойцами сирийской армии при поддержке союзников – дело нескольких недель
Путь в Мхин лежит через христианский Саддад, утром на улицах пусто, многие жители покинули город, когда стало понятно, что боевики со дня на день захватят город. Но Саддад отстояли. По узким улицам мы выезжаем на трассу, дальше форпост сирийской армии на подступах к Эль-Карьятейну, последнему оплоту исламистов в этом районе.
Линия фронта под Мхином проходит вдоль железной дороги на Дамаск. Поезда по ней не ходят уже давно. В городе безлюдно, горожане давно ушли, по пути попадается только пара голодных псов. Дома через один разбиты, целые стены плотно расписаны аэрозольной краской о разном: кто-то пишет про своего Бога, кто-то про свою партию или президента. Из-за спины глухо начинает бить артиллерия, в салоне старого седана наконец проснулись все. Батарея гаубиц расположилась на окраине города. Наводчики ежедневно получают координаты с передних позиций и с самого утра начинают терпеливо беспокоить противника. На этой стороне время от времени слышен недобрый свист: с крыши командного пункта в паре сотен метров виден густой чёрный дым.
На передней линии нас встречают Т-55 стволом к фронту и зенитная Шилка за когда-то хозяйственным зданием, теперь здесь расположился наблюдательный пункт. После приветствий, переговоров, напутствий и предостережений группу отпускают вниз, к солдатам. Туда нам и нужно.
В Сирии, как и в других странах Ближнего Востока, говорят на двух арабских. Первый арабский – литературный, язык Корана, театра и печати. Второй – диалектальный, народный, свой для каждой страны или региона. На нём и общается большинство населения. И даже при базовых знаниях литературного, местный диалект может поставить человека в тупик: первые минут пятнадцать солдатами нам пришлось потратить на поиск какого-то панарабского пиджина, стыкового языка, более или менее понятного всем.
В это время в бинокль с той стороны заметили движение, танкист подмигнул мне, жестом предложил отойти от танка и готовить технику. Через минуту в сторону исламистов под весёлые крики улетел снаряд. После стрельб на мои вопросы отвечали уже охотнее.
– Чего не хватает, чтобы выбить боевиков из города?
– Им уже некуда идти, дорога на Пальмиру отрезана. Но у нас на позициях всего три танка, а для нормального наступления нужно штук десять. Артиллерия и российские самолёты очень сильно помогают, но в Карьятейне сосредоточены большие силы, без наземной операции их оттуда не выбить.
За восемь лет, которые меня не было в Сирии, в людях мало что изменилось. С позиций (а раньше из дома, магазинчика или кафе) вы не уйдёте без нескольких чашек чая или матэ и сигарет, которые тут настойчиво запихивают вам в карманы, даже если вы уже курите. Или не курите. Теперь же, когда смартфон есть у каждого второго, к этому набору добавились селфи, без фотосессии со всеми без бойцами покинуть расположение части возможным не представляется.
В сотне метров от нас расположилась дальняя артиллерийская позиция, на подходе нам показывают на мину, уже присыпанную песком, стабилизатор валяется где-то неподалёку. Повезло: всего пару дней назад всё это добро упало в нескольких метрах от расчёта.
– Откуда оружие у них? Ведь вы уже отрезали город от путей снабжения?
– Ещё осталось. Что-то после отступления наших войск, потом много подвозили из Турции.
Чем дальше слушаешь людей вокруг, тем громче в голове диссонанс между мирной Сирией, которую видел ещё несколько лет назад, и новой реальностью, которая для большинства населения наступила внезапно.
– А что произошло между вашими странами? Ведь раньше даже виз не было?
– Эрдоган возомнил себя властителем мира, он всеми силами пытается восстановить Османскую империю, создать её за счёт других стран на Ближнем Востоке. Мы, мусульмане Сирии, всегда жили бок о бок с другими конфессиями. И поэтому для него мы словно кость в горле.
От позиций до христианского Саддада около двадцати километров. На въезде замечаю небольшую церковь. Несколько раз настойчиво окликнув проводника, останавливаю машину. Внутри идут приготовления к поминальной службе, ушёл из жизни кто-то из местных. Лица серьёзные, но мне прихожане улыбаются: человек умер своей смертью. Война, хоть немного, но отошла от города и позволила времени самому решать судьбы людей.
В сухом остатке: кольцо вокруг Эль-Карьятейна фактически замкнулось, уничтожение исламистских интербригад бойцами сирийской армии при поддержке союзников – дело нескольких недель. А вот такие листовки на днях с вертолётов разбрасывали на территориях, удерживаемых боевиками севернее столицы провинции, Хомса. Увы, не помогло.
Прочитай и реши!
Уважаемые граждане, война кончается. И нам будет очень жалко, что в конце этой войны может погибнуть кто-то из ваших близких, что ваши дома могут быть разрушены. Сирийская армия предлагает прекратить кровопролитие и убийства, выгнать зарубежных террористов из вашего района. Мы обеспечим им безопасный выход из окружения. Государство не будет принимать никаких ответных мер в отношении сирийцев, которые добровольно сложат оружие и прекратят отношения с иностранными боевиками. Это предложение ограничено сроком до 4 февраля. В обратном случае мы вынуждены будем приостановить переговорный процесс и возобновить военную операцию, которая чревата большими потерями, которых можно было бы избежать. Сохраните свои жизни и дома, как это сделали жители Хамидии. Выберите мирный путь и жизнь, это лучше, чем война и разрушения. Командование САА.
Фото — Вячеслав Дружинин
Александр Харьков, «Журналистская правда»